Контактная зона

Плавать я начал где-то на 46-м вопросе: «Является ли ящик транспортировочный похоронной принадлежностью, реализация которой не облагается НДС?» Вариантов ответа было всего два: является-не является. Мне больше понравился первый.

Дальше – больше. Я не смог точно указать, когда начинается и когда заканчивается обеденный перерыв в Замоскворецком загсе, понятия не имел, что такое справка «о невложении» (потом выяснилось – это документ, удостоверяющий, что в цинковый гроб не положили наркотики, оружие и т. д.). В конце концов стал от отчаяния нарочно городить чушь, в ответе на 76-й вопрос пометив, что в соответствии с федеральным законом похоронное дело является «областью культуры» (вар. 2), но что тот же проникнутый высокой культурой закон погребение определяет как «утилизацию человеческих останков» (вопрос №77, вар. 2). Пункты о том, чем, собственно, являются проводимые курсы, добили меня окончательно.

«Аттестация приемщиков заказов (агентов) – это:

– проверка теоретических и практических навыков;

– собеседование на профпригодность;

– итоговый экзамен после прохождения обучения;

– иное».

Конечно же, я отметил «иное». Почему? Просто я знал, что похоронных агентов внутри самой системы называют «работниками контактной зоны». Это означает, что агенты (иначе – приемщики заказов) – авангард столичного похоронного ремесла. Они напрямую общаются с людьми, в семьях которых случилось горе. Мне всегда были интересны работники контактной зоны: в каком-то смысле я и сам являюсь таким же работником: вот уже второй год всегда среди людей, всегда в общении. То есть я хочу сказать: нет ничего необычного в том, что я оказался на аттестации похоронных агентов – надо же повышать мастерство.

Аттестацию проводили ГУП «Ритуал» и Департамент потребительского рынка и услуг при непосредственном участии Центра подготовки кадров для похоронной службы Московского государственного университета сервиса. Вообще говоря, такая аттестация по распоряжению правительства Москвы №611 от 4.08.98 проводится каждые два года, но нынешняя была особенной. Ее целью являлось не просто повысить профессионализм приемщиков заказов, но и отсечь так называемых «черных агентов».

Дело в том, что сегодня в Москве действуют 20 похоронных служб, имеющих статус городских специализированных (в их уставном капитале доля городских денег составляет не менее 30 процентов). Служб, такого статуса не имеющих, в городе 48. Фактически агентом, получающим с граждан деньги за упокой мертвой души, может стать сейчас любой, кому это придет в голову. Доходит до того, что реанимационные сестры, например, за соответствующее вознаграждение умудряются продавать «черным агентам» живых еще людей (пусть и обреченных).

Чтобы избежать таких безобразий, город решил создать единую автоматизированную систему управления сферой ритуальных услуг – АСУ «Ритуал». Один из этапов ее создания – аттестация приемщиков заказов, которая фактически является их перекличкой, своеобразной переписью. Каждый агент городской специализированной службы должен сначала прослушать курс, рассчитанный на 52 часа, потом пройти тестирование и собеседование. Только после этого ему выдадут личный жетон с магнитной полоской и занесут все необходимые сведения о нем в единую базу данных. Агент, не имеющий такой бирки, не сможет оформить заказ ни в одной из служб – так что «черные» должны будут отсеяться сами собой.

Конечно, на жетон я не претендовал, но решил хотя бы прослушать курс и протестироваться. Сказано – сделано. В понедельник, ровно в 9 утра, я был на Одесской, 6, в центральном офисе АОЗТ «Ритуал-сервис»: тотальная аттестация проводилась именно здесь.

Похоронные агенты оказались вполне симпатичными мужчинами и женщинами от тридцати и выше. Они заполнили нужные бланки персональными данными и, едва началась вводная лекция, тут же отложили письменные принадлежности, чтобы более к ним уже не прикасаться. Конспектировал я один.

Первую лекцию читал один из главных организаторов занятий – Павел Евгеньевич Уланов, директор Центра подготовки кадров для похоронной службы Института предпринимательства и экономики сервиса Московского государственного университета сервиса. Речь сразу же зашла о фундаментальных вопросах ритуального обслуживания.

Очень быстро выяснилось, что Россия переживает своеобразный похоронный ренессанс. Оказывается, правильно хоронить у нас в стране начали относительно недавно – по крайней мере, все основополагающие документы, регулирующие деятельность специализированных служб, датируются второй половиной 1990-х. Даже закон РФ «О погребении и похоронном деле» был принят только 12 января 1996 года, так что, лишь начиная с этого светлого дня, похоронное дело в РФ получило статус самостоятельного вида деятельности.

– Статус статусом, – заметил докладчик, – но как раньше, при Советах, не было единого органа, регулирующего похоронное дело, так нет его и сейчас.

Сегодня эту сферу де-факто курируют Минэкономразвития, где имеется отдел платных услуг, и Госстрой, где имеется отдел ритуальных услуг и энергоинформационного благополучия населения, но де-юре, т. е. в уставах обеих организаций, ни слова не говорится о таком курировании.

– Если вы вспомните ОКУН, – сказал Павел Евгеньевич, – то ритуальные услуги обозначены там в одной обойме с услугами бань, душевых, парикмахерских, предприятий по прокату и прочими услугами непроизводственного характера, такими какѕ – тут Павел Евгеньевич сверился для надежности с документами: – «...переписка нот, оформление заказа на покупку очков, предоставление материалов для бытового технического творчества в салонах ”Сделай сам”, проклейка рам бумагой, измерение силы рук, роста, взвешивание на медицинских весах, стирка и глажение белья на дому у заказчика».

Аудитория, пораженная сообщенными сведениями, безмолвствовала. Было видно, что она пока еще не составила собственного суждения о том, насколько важно законодательно отделить агнцев от козлищ, то есть похороны от стирки.

– Тот же общий классификатор услуг населению («Ага, – подумал я, – вот она, расшифровка таинственного ОКУНа») не содержит в перечне ритуальных услуг ни бальзамировочных, ни пастижерных работ, зато предписывает выполнение таких действий, которые явно выходят за пределы нашей компетенции. Например, №019523 – «Поиск российских (советских) и иностранных воинских захоронений и непогребенных останков». Никто не спорит, это прекрасная вещь, господа, – заметил Павел Евгеньевич, – но мы с вами не следопыты и не археологи.

Я осторожно огляделся по сторонам: точно, следопытов и археологов в зале не было.

– Или №019527 – «Создание фильмов о перезахоронении останков погибших российских (советских) и иностранных военнослужащих».

Оглянулся еще раз: не было и кинематографистов. Захотелось тогда точно понять, кто же в самом деле все эти люди, которых заочно я склонен был даже считать своими коллегами. Но по мере того, как в ходе занятий сменялись самые разные докладчики (сотрудники загсов, служители различных культов, представители Департамента потребительских рынков и услуг), становилось понятно, что в отечественном похоронном деле ясных ответов не существует практически ни на один вопрос. Выяснилось, например, что даже цели и задачи похоронного дела как такового в России пока не определены. То есть доподлинно, официально не известно, чем же в точности занимаются могильщики, водители катафального транспорта, работники диспетчерских служб и, разумеется, приемщики заказов. И это при том, что «Рекомендации по нормированию труда работников ритуального обслуживания населения» опубликованы почти десять лет назад. Нормы есть, а какой именно труд ими нормируется – непонятно. Возьмем фундаментальнейший предмет – гроб.

– С одной стороны, это некая емкость для захоронения тел умерших, – заметил по этому поводу вдумчивый Павел Евгеньевич Уланов. – С другой – предмет культа, так как используется различными конфессиями в их траурных обрядах. Наконец, это также и средство передвижения, что, надеюсь, не требует пояснений. Но единого определения, господа, до сих пор, увы, не существует. Отсюда и некоторая неясность наших с вами целей и задач в целом. А ведь по большому счету специализированные службы обслуживают процесс смены поколений, удовлетворяют духовные и физические потребности гражданѕ

При этих словах до меня, наконец, дошло, почему только я один делал во время лекций конспекты. В самом деле, какие уж конспекты, когда ты обслуживаешь процесс смены поколений?! Ты и так способен быть одновременно юристом, священником, философом, торговцем, психологом и т. д. Ты ренессансная фигура – и точка. Ты — участник колоссального процесса похоронного возрождения России. Полным ходом идет консолидация сил. Создан мощный Союз похоронных организаций и крематориев, сокращенно СПОК – он защитит интересы работников отрасли. В нынешнем году на ВВЦ пройдет уже 11-я по счету выставка «Некрополь», участники которой неизменно демонстрируют новаторский подход к делу. Похоронный бизнес широко развивается и в регионах (много было сказано теплых слов о роскошных трупохранилищах Екатеринбурга и мариупольском похоронном доме «Скорбота» – т. е. «Скорбь»). Успешно реализована федеральная целевая программа улучшения ритуального обслуживания населения, одним из пунктов которой было «проведение разъяснительной кампании о преимуществах кремации перед традиционными видами захоронений» (хотя кто именно, на основании какого опыта и кому именно доказывал эти преимущества, я так и не сумел узнать).

Конечно, есть и свои трудности. Среди них главная – битва работников ритуальной сферы с работниками здравоохранения. На занятиях не раз с горечью отмечалось, что пока похоронные дома не отвоюют у прижимистого Минздрава исключительное право на хранение тел умерших, комнаты выдачи трупов при моргах (морги находятся в министерском подчинении) по-прежнему будут оставаться ритуальными залами и даже церквами, где кто из санитаров свободен, тот тебе и батюшка, а покойных кладут к образам головой, а не ногами, да и сами образа просто вырезаны из православных подарочных календарей и приклеены на стены.

Постепенно я начал понимать: сколько бы курсы ни продолжались, сколь бы усердно слушатель ни занимался, аттестация приемщиков заказов (агентов) – это прежде всего способ выявить степень врожденной причастности агента к тайнам ремесла.

Я лично понял следующее: окружающий нас мир – трехслоен. Он состоит из «селитебной зоны» (это там, где селится российский народ), «кладбища» (того места, куда он переселяется) и «ЗМЗ» или «зон моральной защиты», т. е. комбинации торговых киосков и зеленых насаждений, отъединяющих живых от мертвых – своего рода нейтральной полосы.

Окончательно убедившись, что в число великих посвященных мне не войти никогда, я решил утешиться хотя бы тем фактом, что усвоенная мною теперь трехслойность мира ничуть не хуже мифических трех китов, на которых покоится плоская как блин земля. По крайней мере, отныне я буду знать, что, например, не просто хожу в ларек за пивом и чипсами, а перемещаюсь из селитебной зоны в ЗМЗ и обратно, попутно укрепляясь в надежде, что терминологические трудности не помешают работникам контактной зоны в свое время правильно выполнить все свои цели и задачи в отношении моей милости, пока еще живущей в эпоху похоронного ренессанса в России.