Конец Большой Халявы

Иллюстрация: Тимофей Яржомбек/KunstGroup Pictures

«Мы не участвуем в IPO», — гордо заявил мне как-то директор одной весьма продвинутой инвестиционной компании, управляющей в России активами примерно в $4,5 млрд. И пояснил: «Если менеджмент решил, что пора продавать акции, мы склонны с ним соглашаться — зачем же нам именно в этот момент их покупать?» Правда, совсем недавно логика изменила этому инвестору: в первичном размещении акций ВТБ он все же поучаствовал. И теперь горько в этом раскаивается. С конца мая, когда акции второго по величине госбанка появились на бирже, они упали в цене на 15%, притом что индекс РТС за это же время подрос — хоть и всего на процент. Второе широко разрекламированное «народное IPO» — Роснефти — тоже не принесло инвесторам радости. С июля прошлого года нефтяная госкомпания подорожала меньше чем на 5%, а индекс РТС вырос больше чем на 20%.

Менеджеры госкомпаний — молодцы. Они не то что знали, когда продавать, — они успели до конца Большой Халявы. Как пьяница из анекдота, который требовал, чтобы бармен скорее налил ему, «пока не началось». И еще налил… «Ну вот, началось», — с горечью констатировал он, когда бармен наконец потребовал плату.

Даром наливали, как выяснилось в этом году, американским ипотечным заемщикам. Кредиты выдавались многим из них на слишком либеральных условиях — без первоначального взноса, с большими отсрочками первого платежа. Волна дефолтов по этим ссудам стала для финансового мира таким же сюрпризом, каким ежегодно бывает зима для московских властей. И — началось. Банкиры вдруг осознали, что все последние годы слишком безответственно сорили деньгами. Бармен перестал отпускать в кредит всем, кто его торопил. Он больше не хотел рисковать.

Разница в доходности между сравнительно рискованными корпоративными облигациями и сверхнадежными американскими гособлигациями сейчас выше, чем в катастрофическом 1998 году. Дешевых денег в мире стало значительно меньше. Центральные банки спешно закачивают в мировую финансовую систему сотни миллиардов долларов, чтобы избежать глобального кризиса, как в 98-м. Впрочем, теперь уже они рискуют оказаться в роли наивного бармена, как российский ЦБ девять лет назад.

Мы привыкли связывать российский бум последних нескольких лет с высокими ценами на нефть. Но у нашего колосса две ноги. Вторая — изобилие дешевых денег на мировых рынках капитала. С января по июль этого года в Россию влили извне почти $66 млрд, и большая часть этих денег — кредиты нашим компаниям. Внешний долг российских корпораций составляет уже 30% ВВП. На эти деньги у нас и строят, и кредитуют, и начинают новые проекты. Прямой связи с нефтяными ценами нет — просто на Западе до недавних пор было много желающих дешево давать в долг российскому бизнесу. И дорого покупать его акции. Теперь желающих поубавится — уже поубавилось. Это чувствуют компании, в последнее время отменившие или перенесшие IPO и облигационные займы. Чувствуют и банки, которым стало сложнее находить за границей ресурсы для развития той же ипотеки или потребительских кредитов.

Россия пока неплохо держится: у нас одна из немногих крупных экономик, в которой нет проблем с внутренней ликвидностью, — спасибо все той же нефти. Процентные ставки на межбанковском рынке — где банки занимают деньги друг у друга — хоть и подросли немного, но им еще далеко до тех высот, которых они достигали во время мини-кризиса

в июле 2004 года. То есть для обычного человека опасности вроде бы нет: в безнадежной очереди к быстро пустеющему банкомату он стоять не будет, и размахивать плакатом возле офиса разорившегося банка тоже пока не придется. Но Большая Халява закончилась для всех. Если кто-то рассчитывал, что в этом или в следующем году будут снижаться

ставки по ипотеке или потребительским кредитам, — об этом пора забыть. Скорее всего, мы увидим, как некоторые внешне успешные ипотечные банки вдруг ухудшат свои условия, чтобы выдавать поменьше кредитов. Это будет ход вовсе не самоубийственный, а рациональный. Заемщикам кажется, что банки много на них зарабатывают и могут еще снижать маржу, но на самом деле это не так. Конкуренция и огромные невозвраты по самым дорогим кредитам — потребительским — давно свели маржу к минимуму. Жадность банкиров, конечно, не знает границ, но возможностей утолить ее теперь почти не остается.

Очевидно, что не будет больше и быстрого роста на фондовом рынке. Те, кто в последние годы забыл и думать про банковские депозиты, а все деньги вкладывал в паи ПИФов или напрямую в акции, теперь по старинке понесут деньги в банк. (В случае с ВТБ и Роснефтью лучше бы они и раньше так поступали — но ведь задним умом-то все сильны.) Интерес тут взаимный: банкам после долгого перерыва становятся действительно нужны вкладчики. Ведь ресурсы им придется все больше искать на внутреннем рынке, а не на Западе. Так что проценты по вкладам снова научатся обгонять инфляцию.

Подорожание денег непременно отразится и на росте бизнеса — не все в конце этого года получат такие бонусы, на какие рассчитывали. Наверняка уже сейчас начнет немного остывать взбесившийся в последнее время в Москве рынок труда. А пониженная агрессивность ипотечных банков наверняка приведет если не к падению цен на недвижимость, то к продолжению застоя на этом рынке.

На 98-й пока не похоже? Вроде нет, но это только ежедневными молитвами о дорогой нефти. И здесь уж от нас ничего не зависит. Если центробанки США, Европы, азиатских стран, Австралии не смогут предотвратить кризис ликвидности, затормозится экономический рост. Даже в Китае, из-за которого нефть сейчас так дорога. И топливо начнет дешеветь. Колоссу, который как-то сам собой отстроился в России при Путине, отрубят первую ногу. Тогда мало не покажется: мы, пресловутый средний класс, работающие горожане, уже почувствовали себя богатыми, забрались выше по потребительской лесенке, чем в 98-м, и падать, значит, будет гораздо больнее.