О преимуществах винила
Все всегда стремятся достичь по звучанию качества винила, но ничего лучше, как ни старались, пока не придумали. Первое издание виниловой пластинки всегда будет звучать лучше, чем CD. Винил может проиграть только очень хорошей записи на катушечной пленке. Приближенный к нему звук можно получить от Super Audio CD и hi-end-аппаратуры, цена которой от 20–25 тысяч долларов, что, ясное дело, мало кому доступно.
Для филофониста пластинка сродни иконе: чем она старей, тем более она «намолена». Когда вы берете в руки CD, этот маленький кусочек пластмассы, это невозможно сравнить с ощущением от хорошей пластинки, ее оформлением, которое часто делает ее произведением искусства. Музеи и галереи выпускают альбомы с репродукциями, и все картины можно увидеть не выходя из дома. Но мы же все равно идем в Третьяковку, чтобы соприкоснуться с ними, почувствовать их. Многие считают, что 300–400 долларов за пластинку — это безумно дорого. Но за картину люди готовы отдать по несколько миллионов. А ведь в обоих случаях речь может идти о шедеврах. Но сейчас мы, к сожалению, живем в эпоху сжатых форматов, причем не только в музыке.
О первой пластинке и штрафе за нарушение гигиены
Я учился в пансионе с углубленным изучением английского. Домой нас забирали только на выходные, а в будни у нас была более-менее вольная жизнь. Родители у многих были непростые и привозили из-за границы пластинки, которые мы слушали прямо на школьных проигрывателях. Когда я услышал в первый раз Beatles, это был настоящий шок. До этого в голове была одна советская эстрада, а из зарубежного — Дин Рид.
Первой моей пластинкой была «Flowers» Rolling Stones. Со временем я начал ценить и советскую песню, и композиторов, которые создавали порой совершенно потрясающие мелодии! Жалко, что не было серьезной пропаганды нашей советской музыки в Западной Европе. А вообще, коммунистам нужно памятник поставить за то, что они все запрещали.
Несмотря на то что слушать музыку я начал со школы, где-то с 1967 года, собирать пластинки тогда еще было невозможно, это все очень дорого стоило. Коллекция начала образовываться, когда я уже мог это себе позволить, лет в сорок. Одну пластинку покупали, переписывали, слушали на отечественных магнитофонах, менялись между собой. Были специальные места, где их продавали из-под полы: ГУМ, Самотечная площадь, Ленинские горы. В те годы я не один раз бывал в милиции, однажды на Ленгорах был даже укушен милицейской собакой. Но никаких ужасов не было, иногда даже пластинки назад отдавали. Как-то меня с улицы забрал патруль, составили протокол, сообщили на работу. Месяца через два, когда я и думать об этом забыл, меня вызвали в отдел кадров (я тогда работал на секретном производстве на заводе счетно-аналитических машин им. Калмыкова), и потом пришел штраф на 10 рублей за нарушение гигиены города Москвы. Это тогда означало, что я где-то не там пописал. Вот и все. А у тех, кто попадался на продаже, дело доходило до суда — по статье о спекуляции.
О том, как собирают коллекции
Есть много принципов, по которым формируется коллекция. Раньше брали все, что нравилось. При современном изобилии народ уже начинает выбирать. Одни ищут крутой звук, другие собирают отдельные лейблы: «спиральные вертиго» (Vertigo — дочерняя компания Philips. — БГ) или «желтые парлафоны», на которые писались Beatles. На «спиральном вертиго» выпускали Black Sabbath. То есть после них уже примерно знаешь, какая музыка может выйти на этом лейбле. Кто-то собирает одного исполнителя: Элвиса Пресли или Slade. У меня есть знакомый, которого интересуют только Pink Floyd, в том числе записи всех сольных проектов участников и сорокапятки. Какой-то кайф это доставляет, но, на мой взгляд, это дорога в никуда. Такие люди сами себя ограничивают, знают всего две группы музыкантов: Slade и не-Slade.
О «золотом парлафоне» и пластинке Боба Дилана
Больше всего мне хотелось бы заполучить самое первое издание Beatles на «золотом парлафоне», которое вышло тиражом 5–10 тысяч пластинок. Потом лейбл поменялся на «желтый парлафон» и стал дешевле. А эта ранняя пластинка сегодня стоит порядка десяти тысяч долларов.
У нас, по-моему, не очень ценят Боба Дилана, эту американскую «совесть нации» с совершенно безграничным чувством свободы. С одной его пластинкой была интересная история. В 1963 году Дилан на шоу Эдди Салливана должен был представить песню «Talkin` John Birch Blues» с нового альбома «Freewheelin` Bob Dylan». Но накануне эфира редактор телеканала CBS попросил певца исполнить что-нибудь другое, так как в выбранной песне Дилан высмеивал абсурд расизма, в том числе и со стороны правительства. Певец не согласился и ушел. Позже в уже готовом альбоме четыре песни, среди которых и «Talkin` John Birch Blues», заменили. Во время печатания новой версии альбома по крайней мере один прогон был сделан с использованием оригинальных штампов, но с новыми этикетками. Получилось так, что на обложке и этикетке — новые песни, а на самой пластинке — старые. Нашли две такие пластинки, каждая была продана за 12 тысяч долларов. Сколько они стоят сейчас, можно только гадать.
О виниловых редкостях и «липких пальцах» Уорхола
У меня есть очень редкие вещи Высоцкого. Пластинки американского издания, которые были выпущены тиражом всего около 1 000 штук, 100 из которых номерные. Здесь есть очень ранние вещи, так сказать, проба пера, где Владимир Семенович поет еще не свои песни, а местами натуральный блатняк.
Как-то раз мне позвонили в половине второго ночи, и я чуть ли не в трусах зимой, в мороз, поехал за одной очень интересной вещью в Измайлово. Мне повезло — я достал «Sticky Fingers» Rolling Stones в уникальном оформлении (из открытой консервной банки торчат окровавленные женские пальцы. — БГ). Эта обложка, говорят, как и более знаменитая с джинсовой ширинкой, тоже принадлежит Энди Уорхолу. Такие пластинки выпустили только в Испании небольшим тиражом.
Еще у меня есть наша пластинка Sex Pistols, изданная уже в перестройку и оформленная так же, как английский оригинал, только надписи все на русском. Выглядит это достаточно смешно.
Вообще, исполнители как могли привлекали слушателей: на пластинку «School’s Out» Элиса Купера натянуты настоящие женские кружевные трусы, а в другом их альбоме, «Billion Dollar Babies», оформленном в виде огромного кошелька из змеиной кожи, — огромная купюра в миллиард долларов.
О чудесных совпадениях и находках
Как-то один человек, у которого после смерти тестя остались пластинки, предложил мне приехать. Там была какая-то латиноамериканская плясовая ерунда, и вдруг я нахожу одну-единственную английскую пластинку. Когда я ее взял в руки, я что-то особенное почувствовал, хотя команды Open Mind тогда не знал. Как выяснилось, тесть был штурманом и постоянно летал на самолете в Южную Америку. Однажды он заменял товарища и полетел в Англию, где купил эту пластинку за гроши на толкучке. Я забрал находку домой, залез в каталог, а она стоит 400 фунтов! А я купил ее рублей за 100, так как человеку было все равно, он собирался все выкидывать. Музыка оказалась совершенно не моей. Пластинку в итоге у меня купил Паша, владелец известного магазина винила на Ленинском проспекте. Через год-полтора я хотел ее для сайта клуба сфотографировать. Поехали с Пашей к нему в магазин, а там выяснилось, что Open Mind накануне купили за две с половиной тысячи долларов!
О самом любимом и неизвестном
Мои любимые — это, конечно, Beatles и Rolling Stone. Из прогрессив-рока недавно заново открыл для себя немецкую группу Birth Control и ранние альбомы Kin Ping Meh, тоже немцев. Высоцкий меня всегда поражал. Это же Божий дар! Какая это авторская песня?! Какое «солнышко мое»?! Это же с самого дна души поднято. Ведь поэзия из книжки — это для элиты, а здесь каждый, у кого есть уши, услышит. Среди «демократов» «Червоны гитары» из Польши — это натуральные социалистические Beatles, а Чеслав Немен и его двойной «Красный альбом» — это же высочайший класс прогрессива.
О кошмаре коллекционера
Коллекционеры — это увлеченное меньшинство, и оно не может быть здоровым. Наш самый главный кошмар — это мысли о том, куда коллекция денется после смерти. Я об этом, конечно, тоже думал, но ответа здесь быть не может, да и пожить я еще собираюсь. Отрадно, если коллекция попадет в хорошие руки, семье деньги перепадут. А зачастую ведь все на помойке заканчивается. Недавно знакомый рассказывал, что в Измайлово парень устроил распродажу — ему от отца досталось 10 тысяч пластинок. Он их продавал по 30 рублей с условием, если возьмешь десяток, то есть десять за 300 рублей. Наверняка там и ерунды было много, но ведь в таком количестве могли попасться и ценные вещи. У нас в стране мало кто понимает в этом деле, уровень музыкальной культуры очень низкий. Людей нужно учить отличать хорошее от плохого, но пока не совсем ясно как.
О моде на винил и современной музыке
Половина молодежи, которая сейчас снова покупает пластинки и старые проигрыватели, следует моде. Вторая половина или даже продвинутая и умная четверть, надеюсь, поймет, что это правильный звук и к тому же хорошее вложение денег. Сейчас, когда аппаратура и пластинки более доступны, у старшего поколения просыпается ностальгия, ну а младшее перенимает лучшее. К нам в клуб молодежь приходит, есть даже те, кому лет по 15. На последней выставке винила две девчонки, у которых, ясное дело, денег нет, купили « Hard Day’s Night» «Мелодии». И это здорово. Но таких, конечно, мало.
О клубе филофонистов и «Горбушке»
«Горбушка» — в принципе, единственное место, где можно собраться единомышленникам. Официально клуб существовал с 1980-х годов в ДК Горбунова под руководством Бориса Симонова. В 2000 году его закрыли, кому-то, видимо, понадобилось здание. Борис тогда отчаялся и ничего не стал делать, а я решил не сдаваться. В 2001 году еще было проще говорить с чиновниками. Я пошел в муниципалитет, оттуда позвонили на завод «Рубин», администрации рынка при этом заводе, и нас приютили. Мне удалось зарегистрировать клуб официально. Сейчас в нем состоит около двухсот человек. Точнее не скажешь, не все вовремя взносы платят.
В России сейчас можно найти то, чего больше нигде нет, что выходило мелкими тиражами
Наш самый главный кошмар — это мысли о том, куда коллекция денется после смерти
Увидишь какое-то новое издание, и просыпается зуд, какое-то наркоманское чувство, что чего-то еще не хватает