​Кнут и пряник

Вот иду я по Арбату, который уже давно не Арбат, а что-то другое, и глаза мои не глядят на матрешек с Путиным, шапки ушанки и тому подобную нелепость для забугорного сбыта. Я вообще не поклонник сувениров, уж так повелось, а при виде столичного отечественного просто зрительный нерв защемляет, ибо, ну, сами посудите, какое отношение имеет матрешка к московской повседневности?

Вот иду я по Венеции, и румяный Джузеппе предлагает мне разноцветные макароны. Понятно, что разводит, как корову, но они, простите, хотя бы сами едят эти свои макароны, не цветные конечно, а обычные, в супермаркете. Заходи и бери. Французы действительно пьют вино, а голландцы – курят гашиш и покупают себе всякие приспособления для упарывания. В Германии жуют сосиски с пивом, а не только туристов сытят.

Поспрашивала у своего окружения: никто балалайку даже в руках не держал, не то чтобы живого медведя видел на улицах. Практики расстановки матрешек на комоде тоже ни у кого не имелось. Водку пьют, но редко, предпочитая из крепкого виски или ром, или текилу, если уж совсем безвыходная ситуация. Не сказать, что и часто едят блины с икрой или готовят уху.

Странно как-то получается. Иностранцы нам предлагают увезти что-то хотя бы что-то действительно свое, хоть и с легким апгрейдом для туристов, а мы им – то, чем мы не пользуемся в повседневности. Как-то застала я, как умелец впаривает заграничному гостю самовар. "Бери, говорит, самовар, тульский!" А тот крутит эту несуразную кастрюлю и не поймет, что куда пихать, а откуда наливать. Знаком вопрошает, мол, как пользоваться то этим? А продавец уже весь в мечтах и эйфории: счастье-таки привалило в виде одной большой евро банкноты, ему уже и не до инструкций. Это, говорит, русские люди чай кипятят. А вот как именно эту шайтан-машину заводить, показать так не смог. Пришлось продать модель попонятнее – с розеткой и шнурком. И похрустел иноземец в обнимку с пузатеньким в свою Ниццу или Копенгаген дивить соотечественников московским сувениром. Это тебе, понятное дело, не магнитик на холодильник.

Почитать про матрешку всем полезно, поэтому я не буду здесь пересказывать историю ее возникновения и долгий путь к славе. Гораздо интереснее покопаться, что такого еще вожделенного для заграничных туристов до нее и балалайки имелось на родине. Россия до конца XIX века продолжала ассоциироваться у иностранцев с темной и жестокой страной, была, в общем, этакой империей кнута. Физическая расправа с неугодными рабами, учиняемая их хозяевами посредством такого инструмента, для остальной Европы была далеко в прошлом. 

Кнут, как способ физического наказания, управления и вообще двигателя экономики остался только в России. Крепостное право, на котором держался двуглавый орел, было такой же диковинной штучкой для Европы, как для нас их паровые машины на заводах. Приезжие гости захватывали с собой из России кнуты и плетки в качестве сувениров, как сейчас набивают чемоданы матрешками. Особым шиком считалось заграбастать инструментишко, не раз бывавший в обороте и хорошенько проверенный чужими спинами. Так, в парижских светских кругах в свое время сын маршала Даву князь Эклюльский гордился двумя русскими кнутами, которые собственноручно выкупил у палача.

Вспомнить опять же знакомый многим читателям роман "Венера в Мехах", где главная героиня присматривается на базаре к хлыстам и в разговоре с продавцом просит выбрать его самый большой из имеющихся в наличии: "В таком роде, какие употребляются в России для непокорных рабов". Что и говорить, слава русского кнута была, пожалуй, сравнима со славой тульского пряника. 

Или вот знаменитые лыковые лапти, которые стали настоящим персонажем русского фольклора. Типичный подарок из России, издревле символизирующий нищету, низкое происхождение, а ближе к совковым временам – бескультурье и отсталость. Тоже добротный сувенирчик был, да и есть, только сейчас уже более облагороженные, лаком покрытые, расписные. Хочешь по дому ходи, хочешь – карандашики клади (Небось помнят москвичи такую моду в 90-е?). Вариация – валенки. Тоже ассоциация с деревенской жизнью, которая жителям столицы неведома. Им бы угги австралийские и в "Старбагс" ходить.

Пушнина, нефть XVI века, была в большем почете, чем все вышеперечисленное. В сибирских мехах хаживала вся Европа, да только простой русский люд себе позволить такой роскоши не мог – перебивался бараниной и зайцем. Так что опять выходит, что пушнина – сувенир на экспорт и для избранной прослойки общества. Как нынешний самоварчик на вернисаже.

Получается интересная закономерность: если подарок самобытный и народный, то обязательно или несущий в себе символ нищенства (лапти), или народного унижения (кнут, плеть), или же красивый, но для избранных, который в ходу только у богатых, а у обычных смертных и в принципе в употреблении особенно не бывает (малахитовые шкатулки, пушнина, икра и т. д.).

В общем, на вскидку выходит, что сейчас жить стало лучше и веселее. Сделан-таки широкий шаг от кнута и плети к матрешке, а это уже серьезно. В умах теперь Россия – не торжество крепостного права, а этакий горький пьяница в лапоточках. Матрешка же, пусть и с Путиным, и с Медведевым, и даже с Валентиной Матвиенко – какое-никакое произведение искусства. Так, глядишь, и до чего-нибудь более гуманного дойдем. Потихонечку, помаленечку из пьяниц превратимся в закодированных, а оттуда еще в кого-нибудь поприличнее.