Первое желание, которое охватывает любого человека при взгляде на любой рейтинг (хит-парад, горячую десятку, список самых покупаемых лекарств и т.д.), — это желание немедленно начать обобщать, найти некую разумную закономерность, здравое объяснение тому выбору, который сделало большинство. Потом человек начинает вглядываться в заветную пирамидку, раздумывать над ней, и постепенно желание обобщать куда-то девается, растворяется в тумане недоумения и недоверия, и уже хочется махнуть на все рукой и раздраженно заявить, что все эти списки фальсифицированы, проплачены и вообще все это ровно ничего не значит, потому что просто такого не может быть. Мир, конечно, глуп, но не до такой степени. В случае с книгами дело осложняется еще и тем, что для составления собственного суждения необходимо их прочесть или хотя бы проглядеть, а процесс это небыстрый, и раздражение тоже как-то уходит, уступая место глубокой задумчивости. И вот бродит человек в этой задумчивости, натыкается на предметы, жует по рассеянности край полотенца, наступает на кошку, заходит в шкаф — и все никак не может смириться: неужели он так фатально разлучен со своим народом? Неужели он такой безнадежно тупой? Между тем его уныние совершенно бессмысленно, если вспомнить, что книги из заветной десятки покупали совершенно разные люди, для каждого из которых персонально эта десятка не есть результат выбора: кто-то купил только две книги из списка, кто-то три, но никто не купил все десять. Человека, который с одинаковым прилежанием прочел кулинарную книгу Юлии Высоцкой, Пауло Коэльо, Кэндес Бушнелл, советы по врачеванию больной спины и Бориса Акунина, — такого человека просто нет на свете.
Кроме книжного рецензента.
Поэтому только книжный рецензент имеет право на параноидальные выводы и мертворожденные концепции относительно коллективного портрета читателя. Прошу всех об этом помнить.
10. Анатолий Ситель. «Соло для позвоночника. 125 лечебных поз»
Метафора. Москва. 2006
В предисловии к этой книге сказано, что это второе произведение из серии «Российские методики самоисцеления». Первым бестселлером в серии была книга «Очки-убийцы» офтальмолога Олега Панкова. То есть у первой книги название было более однозначным и ярким. Зато у второй есть ряд неоспоримых достоинств. Я не могу оценить медицинские преимущества метода доктора Сителя, я пока не пробовала его на себе, но, возможно, в этом даже и нет необходимости. Книга сама по себе обладает мощнейшим терапевтическим воздействием. Много лет я была убеждена, что живу совершенно неправильно, предаюсь лени и иным порокам, много сплю, курю, не делаю по утрам зарядку и вообще принадлежу к той огромной части человечества, которая страдает по собственной вине; мы, слабовольные и недальновидные, навеки променяли здоровье и перспективу бодрой лыжно-походной старости на сиюминутные свинские удовольствия.
Всем, кто испытывает отвращение к себе, совершенно необходимо прочесть книгу профессора Сителя. Ваше мироощущение изменится еще до того, как вы закончите последнюю страницу этого великого гуманистического труда. Из него вы узнаете, что спать нужно 9-11 часов, а не 4-5, как утверждают Наполеон и Н.С.Михалков. И на мягком, а не на твердом. Вставать с постели сразу очень вредно, надо полежать подольше. Так называемым совам, если они вдруг решат делать гимнастику, начинать ее надо не раньше пяти вечера, а можно и позже. Жаворонки могут делать зарядку днем, главное — только не утром. При этом учтите, что наклоны вперед, которые вы так старательно выполняли в те дни, когда болела поясница, необычайно вредны, старайтесь никогда не наклоняться! Если вы курильщик со стажем, не вздумайте отказаться от вашей привычки, курите обязательно! В общем, главная прелесть этого произведения состоит в том, что все, что вы считали всю жизнь вредным и неправильным, оказалось как раз таки полезным и нужным, и наоборот. Я прекрасно понимаю, почему «доп. тираж 50000 экз.». Это в Америке таким тиражом расходятся книги о пагубе курения и пользе физкультуры, а у нас, слава богу, свой путь.
09. Кэндес Бушнелл «Стервы большого города»
АСТ. АСТ Москва. Транзиткнига. Москва. 2006
Это, как вы понимаете, книга знаменитой авторши «Секса в большом городе». Значит, три подруги. Одна — дизайнер одежды, вторая — кинопродюсер, третья — главный редактор глянцевого журнала. Все три — успешные и богатые, но с мужиками все время какая-то ерунда получается. У редакторши муж не интересуется сексом, поэтому она заводит роман с пареньком, рекламирующим мужские трусы. Паренек, естественно, лоботонавт, но добрый и неопасный, так что редакторша вернется в семью. У продюсерши муж ушел, но любит детей, поэтому у нее начинается любовь с сослуживцем. А дизайнерша вообще подцепила миллиардера и теперь его перевоспитывает, потому что, как положено миллиардеру, он у нее немного с прибабахом. Все это сопровождается бесконечными описаниями интерьеров, шмотья, еды и деловых совещаний. Немыслимое количество ни для чего не нужных бытовых подробностей. Конечно же, трех героинь связывает безоблачная и недюжинная дружба. Вот ярчайший ее пример: «Она не представляла, что именно Нико научит ее дружбе, что за внешней отчужденностью этой женщины скрывается глубокая преданность. Если бы только официант догадывался, какой потрясающий человек Нико! Виктория с улыбкой посмотрела на официанта, нерешительно протягивающего меню…» Дело, как вы догадались, происходит в ресторане. Официант этот безымянный никогда больше не появится в романе, никогда не столкнется с этими женщинами. А теперь пусть кто-нибудь объяснит, зачем ему тогда знать, какой потрясающий человек Нико?! Не знаете? А я вот догадалась. Дело в том, что абсолютно все мужчины в этом повествовании — безнадежные идиоты по сравнению с героинями. Часть из них еще питает необъяснимую склонность к совершению мелких подлостей. За двумя исключениями (да и то с натяжкой) все — скрытые сексисты, всячески противостоящие тому, чтобы женщина делала успешную карьеру. Слабые, обидчивые, капризные, непроницательные, суетные, малопрофессиональные, бездарные, грубые, алчные — очевидно же, что только рядом с Нико, Викторией и Венди их существование приобретает хоть какой-то смысл. В мир они пришли, в сущности, для того, чтобы, с одной стороны, жизнь нашим героиням не казалась медом, а с другой — чтобы осознать свою ничтожность по сравнению с этими грандиозными женщинами. Больше природе они ни за чем не нужны. Поэтому официант, не подозревающий о том, какой все-таки потрясающий человек Нико, — это и есть главный символ всей нелепости и жалкой комичности мужской половины человечества. Вся мировая история, вся современная цивилизация — плохо ли, хорошо ли, но именно мужчинами созданная и построенная — фактически отменена. Мир начался сейчас, начался с нуля, его настоящее и будущее определяют женщины, а мужчины, видимо, просто существуют, пока их репродуктивные функции больше некому выполнять. На задней обложке среди восторженных цитат из рецензий есть мнение журнала Cosmopolitan: «От нового романа Бушнелл можно сойти с ума!» Это чистая правда.
08. Юлия Высоцкая. «Едим дома. Рецепты Юлии Высоцкой»
Эксмо. Москва. 2006
По ней удобно и просто готовить, все рецепты выверены и толково составлены, очень разумно соблюден баланс между «демократичными» продуктами и изысками, полезными и не очень сочетаниями, блюдами зимними и летними, утренними и вечерними, «для своих» и «для гостей». С большим тактом дозированы воззрения и соображения автора, касающиеся жизни дома в целом, — мода на кулинарные книги с шутками-прибаутками, байками и подробностями биографии авторов, мешающими важному делу приготовления настоящей Еды, прошла мимо Юлии. Высоцкой подвластны необычайно сложные и кропотливые рецепты, но для книги она выбрала то, что может готовить даже самая заурядная хозяйка.
Высоцкая готовит на уровне гениальности — свидетельствую как очевидец и поедатель; легко, быстро, необычайно артистично, с подлинным вдохновением. За всем этим стоит серьезный труд: я видела, как поздно вечером, накануне съемки программы или приема гостей, Юля сидит на кухне, обложившись книгами, журналами, каталогами, и что-то пишет, время от времени задумываясь, как поэт над сочинением. Так она придумывает рецепты. Любой, кто по-настоящему любит готовить, отлично знает, что составление меню обеда, его композиции — настоящий творческий процесс, требующий не только опыта и внимания, но и волнующего возбуждения, как у полководца перед боем. Именно этим объясняется та энергически-позитивная, порой даже бурная интонация, с которой Юлия ведет свою программу и за которую некоторые глупцы ее ругают. В книге, конечно, невозможно передать ее полностью, но идеология в программе и в книге одинаковая. Это Дом, Семья, Дети и — главное — образ Хозяйки, всегда в хорошем настроении, делающей все домашние дела приятными, гордящейся достижениями, но никогда не обескураженной неудачами. Если бы жизнь была устроена так, как конструирует ее эта книга, в ней не было бы места ни слезам, ни подвигу. В том и состоит обаяние «Едим дома», что Юлия Высоцкая тут не только автор, но и образ, роль, художественный проект, если угодно. Боюсь только, что популярность этой книги связана не столько с ее достоинствами, сколько с глубоким убеждением российской аудитории, что все главное для жизни можно добыть исключительно через телевизор.
07. Лорен Вайсбергер «Дьявол носит Prada»
АСТ, Москва, 2004
Книга, насколько я знаю, давно держится в списке бестселлеров, так что сюжет, видимо, в подробностях пересказывать не надо. История очень хорошей девушки, закончившей университет и попавшей на место секретарши к редкостной суке, редактрисе мощного глянцевого журнала «Подиум». Корпоративный страх съедает душу, но в конце концов героиня побеждает искушения гламура и возвращается к друзьям и любимым, простым и честным американским людям. Говорить о качестве литературы в этом случае, по-моему, бессмысленно, поскольку это не литература вообще. Это даже и не журналистика, как у Кэндес Бушнелл, а какое-то бесконечное упражнение на запоминание разных фирм-изготовителей. Мне рассказывала Т.Н.Толстая, что, когда она преподавала creativewriting в Америке, была у нее одна студентка, девушка милая, неглупая, но совершенно бездарная. Создавая рассказ по заданию Толстой, девушка столкнулась с неразрешимой проблемой: на протяжении десяти страниц ее героиня никак не могла сдвинуться с места и прибыть из пункта А в пункт Б. Она выходила из квартиры, запирала дверь, входила в лифт, спускалась на первый этаж, выходила из лифта, нажимала кнопку, открывающую подъезд, выходила из подъезда, шла в гараж, находила свою машину, отпирала ее, вставляла ключ в зажигание, заводила машину, трогалась с места, разворачивалась, выезжала из гаража и т.д. На призывы Т.Н.Толстой плюнуть на все это и просто сразу же переместить персонаж в пункт Б студентка мучительно морщила лобик и говорила: «Ну как же, она же не может просто взять и оказаться там, она же должна доехать!» Собственно, подобная коллизия графоманского безумия описана Набоковым в рассказе «Уста к устам», где герой бесконечно сражается с предметным миром своего бездарного романа, не в силах с помощью двух рук одновременно владеть тростью с набалдашником и переносить любимую через ручей. Избавиться же от трости ему в голову просто не приходит. Вот именно таким способом и пишет Лорен Вайсбергер. Бесконечное перечисление брендов, напяленных на героинь ее книги, раздражает не столько своим гламурным самоупоением, сколько совершеннейшей бессмысленностью и бесцельностью. Когда несчастная секретарша или еще какая жертва стервы начальницы бежит в слезах по коридору, а автор не забывает упомянуть, что бежит-то она в туфлях «от Маноло»; когда сумки Louis Vuitton упоминаются в книге чаще, чем любовник главной героини; когда шарфики «от Эрмес», марки мобильных телефонов, шампанского, мебели, кофе занимают в романе едва ли не больше места, чем переживания персонажей, — ты даже не можешь заподозрить автора в продакт-плейсменте, поскольку этих продактов слишком много на единицу плейсмента. Остается одно из двух: либо автор просто гонит строкаж для повышения гонорара, либо это консюмеристская истерика, переходящая в тяжелый невроз. Предположения, что таким образом Вайсбергер выносит приговор обществу потребления и миру модных журналов, можно смело отметать: дело в том, что, еще не став полноценной жертвой глянца, а будучи хорошей университетской девушкой с желанием работать в журнале The New Yorker, героиня уже с упоением описывает мебель из IKEA, майки Banana Republic и прочую ерунду. Психология блондинки из анекдотов, пускающей счастливые слюни при виде любого лейбла, ужасает намного больше, чем незамутненный идиотизм какой-нибудь Барбары Картленд, честно и просто воспевающей девичий романтический оргазм от знакомства с настоящим графом и его замком. Я, конечно, понимаю, что в Москве или Петербурге подобные сочинения могут быть одновременно библией и камасутрой для парикмахерш, но не хочется верить, что Уфа и Петрозаводск тоже навеки потеряны для человеческого чтения.
06. Юлия Гиппенрейтер «Общаться с ребенком. Как?»
ЧеРо, Москва, 2005
Это очень полезная книга по семейной психологии. Каждый, кому хоть раз приходилось водить ребенка на занятия с психологом, прекрасно знает, как трудно найти действительно хорошего специалиста, способного помочь вам, а не изрекать со скучающим видом то, о чем вы и без него давно уже догадались. Профессор Гиппенрейтер с большим пониманием относится не только к трудностям детей, но и к родительским закидонам и завихрениям. Конечно, интереснее всего читать примеры из реальной жизни и практики других семей и детей. Хотя и задания с уроками, которые предлагает автор родителям, тоже очень поучительны. То, что эта книга входит в десятку бестселлеров, совершенно естественно. Родители нынешних детей и подростков застали слом эпох — в детстве они воспитывались по-советски (независимо от убеждений родителей, всем приходилось стоять на линейках, слушать «ленинский урок» 1 сентября, петь «Мы шли под грохот канонады», без запинки произносить имя Долорес Ибаррури, участвовать в субботниках и рисовать мамам восьмерку с мимозой), в юности им пришлось наблюдать, как все это рухнуло. Рухнуло так легко, так негероично и жалко, что захотелось совсем отвернуться в сторону, позабыть о прошлом, как о мороке. Все доктрины дисциплины, превалирования общественного над личным, «скромнее надо быть», «ежовые рукавицы», «тебе, что, особое приглашение надо?!», «а если он с пятого этажа прыгнет, ты тоже вместе с ним в окно полезешь?» — все это оказалось не просто скомпрометированным, а ненужным, противным, проклятым. Психология же, бывшая, как и всякая недостаточно марксистская наука, в некотором загоне, оказалась необычайно востребованной. Люди, вкрадчиво и спокойно объясняющие родителям, что постулат «ничего, не барин, когда я рос, со мной никто не возился» свидетельствует не о преемственности воспитательных традиций, а о неспособности целых поколений найти общий язык с собственными детьми, — такие люди неминуемо должны были стать самыми желанными собеседниками в новой реальности. Ни учителя, ни родители, ни бабушки с дедушками не знают, как правильно воспитывать детей. На самом деле, подозреваю, не знают этого и психологи. Но возможность прочесть такую книжку, в которой умно и последовательно систематизирован опыт чужих проблем и их решений, придает читателю ощущение, что он не один на белом свете, что не только у него дети-бандиты, а его уныние от собственной педагогической бездарности естественно и совсем не уникально. Так что это не только полезное, но и в высшей степени утешительное произведение.
05. Пауло Коэльо «Дневник мага»
София, Москва, 2006
Я, конечно, понимаю, что нельзя так просто прийти и заявить: «Пауло Коэльо ваш — полная ерунда». Но очень хочется. На этом, собственно, можно было бы и закончить, плюнув на все обвинения в безапелляционности, если бы не абсолютная неувядаемость бразильца во всех российских книжных рейтингах. Раздражение, которое Коэльо вызывает у любого мало-мальски литературно искушенного читателя, объясняется прежде всего его необычайной серьезностью, гусиной какой-то важностью — скука смертная, на весь роман ни одной шутки, ни одной улыбки, ни одной остроты. Я имею в виду не хиханьки-хаханьки, остроты в литературе бывают какие угодно — фонетические, философские, выворачивающие идиомы; но вот так, без единой даже тени жонглирования, без малейшего артистизма, без намека на игру ума, так настоящая литература не случается. Между тем именно эта серьезность и делает Коэльо таким популярным писателем. Дешевая, продаваемая вразнос мистика просто обязана сохранять на физиономии вечно суровую мину тайного знания, иначе ее никто не купит. Мне недавно одна знакомая подарила чудесную вещь: фарфоровое пасхальное яйцо с моим знаком зодиака. На яйце с одной стороны буквы ХВ, а с другой — астрологические символы. Прелесть что за вещь. Если учесть, что большая часть нашего православного народа преспокойно носит на одной и той же цепочке крест вместе со значками гороскопа, то и астрологическое пасхальное яйцо кажется вполне обычным сувениром. Кажется, у Ключевского есть дивное описание, как мордовские племена творчески переосмыслили навязанное им русскими христианство: святой Василий почитался ими больше всех остальных богоотмеченных фигур — как покровитель скотоводства. Молились они ему примерно так: «Таунсяй, великий Васяй, давай поросят черных и белых, каких сам любишь». Историк приводит эту молитву в качестве занятного казуса, вызывающего усмешку, совершенно не подозревая, что меньше чем через сто лет абсолютное большинство его соотечественников будет понимать Священное Писание примерно на том же уровне. Бесконечные газетные объявления вроде «Колдунья Анжелика: приворот, 100%-ный возврат любимого, только белая магия, исцеление Святым Духом» обычно сопровождаются фотографией этой самой Анжелики-Вероники-Серафимы. На фотографии, как правило, женщина с сильным макияжем в стиле ресторана азербайджанской кухни, с немыслимой серьезностью на лице и огромным крестом на шее. Понятно, что если она будет улыбаться, народ не пойдет к ней, не поверит в то, что она знает нечто, ему, народу, непонятное и неподвластное, что может обеспечить 100%-ный возврат любимого. Но и если креста на ней не будет, количество клиентов тоже резко уменьшится: смутное ощущение, что с церковью лучше не ссориться, крепко вбито в народное сознание. Все попытки попов втолковать пастве, что православие несовместимо ни с какими эзотерическими духовными практиками, не приводят ни к чему на протяжении многих лет, если не столетий. Вот любовь к писателю Коэльо с его грубо смешанным коктейлем из католического мистицизма, Кастанеды и йоги — это совершеннейшая «колдунья Анжелика». Еще одно свидетельство того, что христианство в России так и не проповедано.
04. Борис Акунин «Ф.М.»
ОЛМА-Пресс, Москва, 2006
«Ф.М.» явно не лучший роман Акунина, но то, что в рейтинге бестселлеров он все-таки обогнал Коэльо, необычайно радует. На фоне остальной русской десятки Акунин воспринимается просто как культуртрегер. Все-таки какие-никакие литературные ассоциации, апелляция к золотой русской классике, попытки стилизации текста Достоевского да еще и авантюрный сюжет. Со стилизациями Достоевского, кстати, забавно получилось: всякий писатель — заложник своего темперамента, и по тексту Акунина очень видно, что человек он спокойный, разумный, здравомыслящий, слог же Достоевского абсолютно невротичен, потому и не дается в полной мере стилизатору. Но все это по большому счету пустяки. Все книги Акунина — очень достойное чтиво, чтиво с секретом. Одним из этих секретов является то, что, играя всегда с нашей национальной классикой, Акунин добрался до некоторого подсознательного русского кода: мы грустная и не очень-то удачливая нация. Обратите внимание, ведь Фандорин, как и все его последующие реинкарнации, по сути дела, всегда терпит поражение. То есть он, конечно, всегда разгадывает загадку, уличает преступника, но не участвует в победе добра над злом. Он оказывается в нужном месте чуть позже, чем оказался бы там Джеймс Бонд. Именно в этом, как мне кажется, и кроется тайна неприметной сложности Акунина для экранизаций: кино грубее литературы, ему требуется геройпобедитель, а у Акунина он скорее умный недотепа. Вот и герой «Ф.М.» испытывает гораздо больше интереса к литературной загадке и гораздо больше всепонимающего сочувствия к людям, чем это требуется для подлинного орудия возмездия; он человек мысли и чувства, а не поступка. То есть как бы даже и не герой. Он милый, обаятельный, мягкий, как и сама проза Акунина. Но не орел. И это совсем не претензия к герою или его автору. Наоборот, в невротизированной стране большим писателем можешь ты не быть, а вот психотерапевтом быть обязан. Добропорядочная беллетристика для добропорядочных граждан, умиротворяющее, позитивное развлечение.
03. Лорен Вайсбергер «У каждого своя цена»
АСТ. Москва. 2006
Еще одно произведение автора «Дьявол носит Prada». Схема, в общем-то, та же, но на сей раз хорошая еврейская девушка попадает в фирму, организующую модные вечеринки. По конструкции это несколько лучше, чем предыдущий роман, хотя счастливый финал точно так же понятен с третьей страницы, искусы героиня проходит все те же, уход с подлой работы так же очевиден и якобы внезапен — в стиле «доканали». Просто все немного более развязно и нервно. Удивляет же вот что. Непонятно, почему чисто нью-йоркская гламурная фигня так популярна в России. Помню, пару лет назад А.С.Кончаловский убеждал меня, что гламур шагает по стране семимильными шагами. Я спорила и возмущалась. Мне казалось, что у Москвы совсем уж заложило уши и рябит в глазах — страна живет по-другому и другим. Популярность Донцовой и Устиновой понятна и естественна — обе пишут русские народные сказки. А глянец как некая коллективная Ксюша Собчак — это московско-питерская штучка. Видимо, я была не права. Наличие в десятке аж двух книг Вайсбергер вводит в состояние оторопи. Ведь популярными становятся те книжки, в которых сформулированы коллективные мечты. Можно без усилий и отвращения понять и посочувствовать мечтам скромных читательниц Устиновой, надеющихся, что однажды в жизни им встретится обаятельный и одинокой олигарх, с которым они поймут и полюбят друг друга. Это мечта простая, человеческая, нормальная. Как бы она ни была смешна и наивна, впору испытывать ностальгию по ней. Выясняется, что Россия мечтает уже совершенно о другом: всем своим стомильонным народом она хочет попасть в светскую хронику, на закрытую вечеринку. У Толстого в «Анне Карениной» есть чудное рассуждение о том, что петербургский большой свет одной рукой держался за двор, чтобы не скатиться до полусвета, который он искренне презирал, хотя вкусы с ним имел не просто сходные, а одни и те же. Давно нет ни двора, ни петербургского большого света, зато полусвет, состоящий из содержанок и нуворишей, оказался необыкновенно стойкой социальной конструкцией, спокойно пережившей и революцию, и советскую власть, и ее гибель. В отсутствие подлинной элиты именно полусвет стал желанной целью русского Растиньяка. А поскольку полусвет вненационален, как все, не имеющее корней, традиций и правил, никакого значения не имеет, где происходит действие очередного романа о нем: в Нью-Йорке ли, Москве ли, Риге. Грустно, господа. Грустно и немножко гадко.
02. Дэн Браун «Код да Винчи»
АСТ. Москва. 2004
Содержание этого романа пересказывать уже бессмысленно — все и так знают. Интересно разобраться с тем, что вокруг книги происходит. Если бы это еще был хороший детектив, можно было бы смириться с популярностью данного опуса в России, но детектив там, прямо скажем, слабенький. История с апокрифическим Евангелием, известная всякому мало-мальски образованному человеку годов эдак с 40-х, могла бы стать откровением для широкого читателя, если бы он, как в Америке, был не понаслышке знаком с Евангелием не апокрифическим.
Но в России в отличие от Америки, как мы прекрасно знаем, даже люди, называющие себя православными, в подавляющем большинстве своем канонических текстов не читали никогда. Основная спекулятивная сенсационность романа Дэна Брауна замешена на ловком и актуальном скрещении якобы христианства с якобы феминизмом. Представить церковь многовековой гонительницей и притеснительницей женщин легче легкого, исторические факты позволяют. Поднять репрессированный полна щит, объявить женщину соратницей Христа в нынешней политкорректной западной цивилизации логично и выгодно. Другое дело, что, поженив Христа с Магдалиной и организовав им детей, Дэн Браун и поверившие ему почитатели доказывают полное свое непонимание сути христианства. Если Христос такой же обычный земной человек, как мы, с женой и детьми, то не было великой искупительной жертвы, а значит — нет больше Пасхи, не будет Страшного суда, загробной жизни тоже нет. «Код да Винчи» — в высшей степени атеистический роман, глупый и довольно безграмотный. Ну и пусть, мало ли на свете глупых книжек? Католическая церковь, выступившая против него, поступила совершенно резонно: кому, как не ей, пытаться разъяснить своей неразумной пастве, что роман просто-напросто безбожный. Но это именно естественный диалог пастырей с паствой. А вот популярность этой книги у нас для меня необъяснима. Католиков в России немного. Феминистский пафос романа никоим образом не может вызвать сочувствие в стране, где до сих пор все убеждены, что курица не птица, баба не человек. Роль женщины в земной жизни Христа интересовать читателей не может по той простой причине, что читатели вообще не в курсе истории самой этой жизни. Были у Христа дети или не было, народу совершенно до лампочки, поскольку все его верования сводятся к бессмертной формулировке Б.Н.Ельцина — «что-то чувствую». В пристальном интересе к титанам Возрождения наша родина тоже никогда не была замечена, и в Париже толпы соотечественников скорее встретишь в «Галери Лафайет», нежели в Лувре. Остается одно: наша страна, зачитывающаяся Дэном Брауном, — чистейшая, образцовая жертва маркетинга и рекламы. Видимо, если телевизор объявит мировой сенсацией «Курочку Рябу», Россия бросится ее читать — как в первый раз, не узнав свою родную сказку, как потерявшая разум и память старуха. Поразительно, что с тем же послушным идиотизмом, что и народ, ведет себя РПЦ, копируя поведение церкви католической. Вместо того чтобы просто пожать плечами и хмыкнуть: «Ерунда ваш Дэн Браун», наши попы бросились с ним бороться, как будто он и впрямь чему-то угрожает. Но нельзя угрожать тому, чего нет; там, где Благая весть не проповедана, нечего бояться апокрифа. А если, наоборот, наш народ и впрямь богоносец, то никакой «Код да Винчи» никуда его не закодирует. Дурацкая все-таки история с этой книжкой у нас вышла.
01. Сергей Минаев «Дуxless. Повесть о ненастоящем человеке»
Москва. 2006
Ну вот наконец и первое место. Русская смесь все той же Вайсбергер с Бегбедером. Абсолютно закономерная победа, вытекающая из всего предыдущего. Апофеоз и квинтэссенция нынешнего российского читательского вкуса. Все тут сошлось: и пресловутая «элитность», и тусовки клубные, и кокаин, и проститутки, и бессмысленные деньги, и шальная Москва, и очень плохой литературный стиль. Приведу всего одну цитату — вполне выразительную: «После шумной, гудящей и забитой машинами городской артерии, где пульс мегаполиса чувствуется острее всего, ты попадаешь в анклав спокойствия. В любое время года в районе Патриарших особая аура». Все клише собрал и разложил в двух фразах, как бомж раскладывает свои помоечные сокровища. Тут тебе и незабвенный «пульс мегаполиса» и «анклав» с «аурой». Так Сергей Минаев создает лирические куски. Экспрессивные же моменты автору — как человеку, плохо владеющему писательским ремеслом, — приходится выражать, естественно, матом, просто и без затей. Никакие другие средства Минаеву просто неизвестны. Мне рекомендовали эту книгу как «антиРобски» и антигламур. Сущая неправда. Это та же самая Робски и тот же самый гламур, только с тяжелым неврозом. Все метания героя, ненавидящего и родную корпорацию, и московскую тусовку, и себя самого в той и другой, — все это фальшивка, обман. Хотя бы потому, что в конце романа герой пребывает ровно в том же месте, что и в начале. Ни корпорацию, ни тусу он не бросает, в петлю не лезет, в Кострому не уезжает, акта самосожжения не предпринимает. И дело тут не в том, что нет катарсиса или вообще какого-никакого финала, а в том, что совершенно невозможно понять, для чего это все написано. Использовать читателя в качестве коллективного психоаналитика позволительно лишь в том случае, если писательская исповедь есть настоящий факт искусства, как, например, «Это я, Эдичка» Лимонова. Но для этого нужно быть, прошу прощения, художником. К Сергею Минаеву это абсолютно не относится. Это совсем не литература и даже не чтиво. Чужой невроз может, конечно, быть интересен, если к нему прилагается хоть какой-то рецепт борьбы с этим самым неврозом — любой: хоть смерть героя, хоть его возрождение к новой жизни. Тут уж все равно, не до жиру. Но в этой книжке вы ничего подобного не найдете. Забавно, что так же, как Вайсбергер перечисляет и громоздит друг на друга бренды, Минаев громоздит невротические пакости московской модной тусовки — алкоголь, наркотики, проституток, кидалово, вранье, взятки, откат, распил, пиар, далее везде. Все это прикидывается кризисом среднего возраста и истерическими духовными исканиями, ни секунды ими не являясь. Просто у нас в моде не только Prada, но и истерика, у нас, если ты нюхаешь кокаин, принято при этом рвать на себе рубашку с воплем «Как же я себе отвратителен!». Наш национальный завет предписывает нам быть страстными беспредельщиками вроде Парфена Рогожина или Сергея Есенина, поэтому мы изображаем страсть там, где ее нет и быть не может, симулируем страдания, ничего при этом не чувствуя, слово «дух» пихаем в окошко кассы как национальную валюту, пьем водку, когда не хочется, и прикидываемся русскими писателями и читателями, давно ими не являясь. Мы умудрились девальвировать даже такую сомнительную западную ценность, как кризис идентичности.
В общем и целом нынешняя книжная десятка приводит в ужас. Вы же понимаете, что кулинарная книга, лечебник, труд по психологии и традиционно популярный Акунин не могут ни о чем свидетельствовать, не формируют тенденции — она возникает из всего остального. Умственный анабиоз читающей аудитории оскорбляет не эстетическое чувство, а этическое. Если все на самом деле так, значит, страна хочет только жрать, покупать и тусить. Ей не интересны ни чувства, ни мысли, ни игры, она ничего не желает знать, ни во что не верит, у нее даже нет тщеславного желания богатеть, зарабатывать деньги. Она хочет их только тратить. И только на ерунду. После прочтения этих книжек у меня в голове как будто воняет. Хочется помыть мозг. Один очень умный экономист сказал, что интеллектуальный коэффициент правительства обратно пропорционален ценам на нефть. То есть при сегодняшнем раскладе наше правительство — коллективный идиот. А мы его, как всегда, достойны.
