Фотография: Александр Решетилов
— По-вашему, Россия — подходящее место для иностранца? Скучаете ли вы, например, по Голландии?
— С чего бы это?
— Я не знаю. Может, вам селедки не хватает…
— Никогда не любил селедку. В принципе, это самая неприятная рыба из всех мне известных. Никогда не пил местную водку Jenever. Немного красного вина, изредка — стаканчик пива, вот и все. Но если уйти в сторону от гастрономии, могу сказать, что, в принципе, отношусь к тому типу космополитов, которым везде хорошо. Мне по душе любая страна, любое общество — я не скучаю по Голландии. Здесь меня окружают симпатичные люди — в основной, конечно, массе. Тут так: с частью людей находишь контакт моментально, с другими приходится попотеть. Нужно долго присматриваться, принюхиваться: русские доброжелательны, но иногда — закрыты.
— К футболу они относятся ревностно. Насколько я помню, наша сборная позорно проигрывала все матчи, и вашего приезда ждали как манны небесной. Тяжело чувствовать себя мессией?
— Я не чувствую себя легендой. Я не чувствую никакого постороннего давления. Конечно, чем ближе игра, тем больше адреналина поступает в кровь, но это, я бы сказал, здоровый адреналин. Потом разве я похож на мессию?! Ну да, у меня есть опыт в международных чемпионатах, в тренерстве, в футболе, но разве это делает меня избранным?
— Наши люди за футбол либо сами умрут, либо распнут кого-нибудь.
— Знаю. И мне это нравится. Это меня подхлестывает.
— И вам не страшно, когда ваша команда проигрывает?
— Нет. Проигрывать тоже можно, понимаете? Но людям свойственно рассчитывать на победу — именно эта иллюзия выигрыша и движет всем футболом. Я готов защищаться, если моя команда проиграет, — хорошо бы, чтобы таких случаев было поменьше, но они есть, от этого никуда не деться, и да, мне приходится обороняться. Русские… как бы это сказать… по части футбола очень и очень эмоциональны. Но я знал, на что шел, когда подписывал контракт и брался тренировать национальную сборную.
— Сначала вас носили на руках. Затем, когда мы проиграли в отборочных матчах Евро-2008 Эстонии и Израилю…
— Стоп, погодите-ка…
— Ну да, понимаю. Затронула больную тему…
— Да нет, девушка. Для меня нет больных тем, вот только Эстонии мы не проиграли. Сейчас я вам помогу: в отборочном турнире мы проиграли одну игру Израилю, одну на выезде — Англии, а у Эстонии мы дважды выиграли. У нас была ничья с Хорватией — а это очень сильная команда. Равно как и Израиль. Хотя на отборочных играх на выезде мы выступили как-то по-дурацки и пролетели фактически мимо чемпионата Европы, нас спасла команда Хорватии, чей тренер на славу потрудился и разнес сборную Англии на стадионе «Уэмбли». В общем-то, благодаря хорватам мы и попали на чемпионат.
— Ой, теперь вы понимаете, что в футболе я ни черта не смыслю.
— Женщины ничего не понимают в футболе. Я это давно знаю. Вы — другая раса.
— Это как?
— Я имею в виду: женщины и мужчины — разные расы.
— Давайте я попробую реабилитироваться. Во время легендарной игры с англичанами в октябре прошлого года первый тайм наша сборная отыграла очень вяло. Затем, в перерыве, вы зашли в раздевалку, что-то такое сказали игрокам, а потом они выскочили на поле и показали настоящий класс. Что вы им такое сказали?
— По крайней мере вы не безнадежны. Хорошо, смотрите: в первом тайме русские игроки были совершенно пассивны. Затем им удалось забить очень важный гол. В перерыве я поменял стратегию атаки: перенес весь удар на передний край. Посоветовал парням вести себя пожестче. Да, мы шли на риск: агрессивная игра нашей сборной несвойственна, но в этом случае она принесла свои плоды. Но, поверьте, никаких магических заклинаний я не произносил.
— То есть вы не говорили: «Мы должны их порвать! И съесть!»
— Это было бы слишком просто. Все игроки и так с самого начала знают, что должны противника «порвать и съесть». Но мне приходится проявлять творческие способности, чтобы процесс «съедения» состоялся. Моя работа состоит в том, чтобы анализировать ошибки и быстренько, желательно к началу второго тайма, их убирать. В той игре с Англией мы одержали историческую, я бы сказал, легендарную победу. Ну и конечно, удача была на нашей стороне.
— В Нидерландах вас называют Guus Geluck, что в переводе значит «везунчик Гус». Так ли часто вам везет?
— По-разному. Были в моей истории и черные полосы. Что называть везением? Ты можешь сидеть на одном месте и ждать, пока удача приплывет к тебе, — год, два. Опять же, можно ничего не делать, кричать: «Мы их порвем и съедим!» — и надеяться, что так все и будет. А можно думать: как бы так привлечь удачу на свою сторону? Может, стоит изменить что-то в тактике игры? В менталитете игроков? В их отношении к футболу? Вот такая стратегия себя оправдывает. И только. А это самое везение, как вы это называете, — всего лишь приз в борьбе. Потом, опять же, почему вы называете везучим одного меня? Разве не везет игрокам? В конце концов, играют-то они.
— Ну послушайте, всем же известно, что удача вам почему-то сопутствует.
— Конечно, не без этого. Всем нам, знаете ли, нужна удача — иначе мяч попадет в штангу, вылетит за поле, попадет в свои ворота. Футбол — иллюзорная игра. Слишком многое в нем зависит от стечения обстоятельств. В принципе, как просчитать траекторию мяча? Как заранее предсказать, попадет он в сетку или нет? Таких методов не существует, и их отсутствие делает футбол интересным. Это как в рулетку играть — результат непредсказуем.
— Вы суеверны?
— Нет.
— То есть перед игрой вы молитв не читаете и заклинаний не произносите?
— Никогда. Я не религиозен и не суеверен…
— Гипнотизера можете перед игрой пригласить?
— Вот такого персонажа я взашей вытолкаю.
— А женщины? Можно ли будет игрокам нашей сборной проводить время с женами во время Евро-2008?
— Конечно. Я не принадлежу к тому типу тренеров, которые не разрешают игрокам видеться с женами или подружками за три дня до игры. Типа ты запри их на ключ, а они вырвутся на поле агрессивные, неудовлетворенные и изметелят соперника в капусту. Такие методы были годны раньше. Сейчас, когда игры идут одна за другой, через день фактически, ты не можешь запереть команду на месяц. Я, наоборот, считаю, что семейная жизнь — или ее подобие — оздоравливает игру.
— Вы — легендарный человек в Южной Корее. Созданный в вашем родном городе Варссевелде музей Guuseum — своего рода место паломничества южнокорейских туристов. Вас такое отношение трогает?
— Конечно. Ведь корейцы на самом деле обожают футбол, и прорыв сборной на чемпионате 2002 года воспринимался населением как вещь волшебного, мистического порядка. Никто не рассчитывал, что сборная попадет в полуфинал, — это было настоящее чудо. Подкрепленное, заметим, четко продуманной техникой. А в результате все стали говорить: «Посмотрите, какая великолепная команда! Какой великолепный тренер!» И когда в Нидерландах открыли этот музей, многие корейцы были более счастливы, чем я. По части футбольного внимания они ведь долго были обделены… И вдруг — взрыв счастья, эйфории. Я рад, знаете, что смог послужить корейскому народу.
— Вы и австралийцам изрядно помогли…
— Да. Там ситуация была действительно сложной: их сборная не попадала на чемпионат тридцать семь лет подряд. При этом, представьте, именно австралийцы изобрели футбол. Они отгремели в середине 70-х — и все. Сказать, что они были озлоблены, — значит не сказать ничего… Когда я взялся их тренировать, то я говорил им: «Парни, эй. Что случилось? Куда все делось? Осталось в славном прошлом?!» Когда ты дразнишь, игроки реагируют адекватно. Им обидно, они злятся, и их злость хороша в игре. Для того чтобы попасть на чемпионат, мы играли отборочные матчи в Южной Америке. Затем мы выиграли на своем поле, попали на чемпионат в Германию и, учитывая все прошлые и настоящие обстоятельства, выступили, не побоюсь этого слова, отменно. И да, в Австралии я желанный гость.
— Так же как и в Израиле.
— Это уже заслуга моего отца: во время войны он прятал дома — а мы жили в западной части Голландии на ферме — беглых евреев из Амстердама и Роттердама. Только там их и можно было прятать. Но мой отец не любит об этом распространяться: а о чем тут болтать? Помог людям, и слава богу. Никакой особой публичности мой отец для себя и не желал. Каждый должен бороться за свободу свою и другого, если на нее посягают словесно — и уж тем более физически.
— Насколько сложно вам общаться с русскими игроками? С кем проще — с ними или с корейцами? К тому же, кажется, у вас в русской команде игроки, сыгравшиеся задолго до вас.
— Не совсем так. Действительно, когда я только начал тренировать команду, здесь были старые игроки. Мне показалось, что для улучшения игры необходима свежая кровь, и мы частично обновили команду. В основном это игроки лет двадцати трех, а с ними, если уж ты не откровенный враг, найти общий язык довольно просто. По этому же принципу я работал в Корее. И так же как и в Корее, российский футбол — своего рода закрытое общество, и надо выработать особенный язык, для того чтобы игроки делали на поле все возможное и не зажимались на тренировках.
— Игроки вас боятся?
— А вот страха мне совершенно не надо. Если меня начнут бояться, значит, я — чудовище, а не тренер. Они должны играть на пике своих возможностей. Они должны гореть! Вот если этого не происходит, то я их, фигурально выражаясь, убить готов. Потому что нет смысла халтурить, если ты попал в национальную сборную: напротив, ты должен быть настолько горд, настолько счастлив, что тебе и бояться никого не надо. А халтурой ты наказываешь самого себя.
— Вы ведь по-английски с ними разговариваете?
— Через ассистентов. У меня их два: один говорит на английском языке, другой — на испанском и немецком. Я отдаю указания на всех трех языках, и потихоньку игроки начинают разговаривать со мной и по-английски тоже.
— Какие места в Москве вам нравятся больше всего?
— Стадионы. «Локомотив», «Лужники». Первый моден, второй — старомоден, но в этом тоже есть своя прелесть. Еще симпатичен стадион «Динамо»: говорят, его будут перестраивать, но внешнюю оболочку оставят прежней.
— Но на стадионах вы вряд ли едите.
— Отчего же? Там можно поесть… Да нет, мы либо готовим дома — то есть в номере «Арарат Парк Хаятта», где я живу в Москве, либо ходим в какие-нибудь заведения неподалеку. А иногда меня и в гости зовут.
— Вы стали светским персонажем.
— Понимаете, у вас многое любят обсуждать — личную жизнь, политику, футбол… Когда я понял, что мое имя будут муссировать только потому, что я тренирую вашу сборную, то встал перед выбором: играть ли мне в звезду — или играть в футбол? Ну какая из меня звезда?! Вы посмотрите на меня. В моей жизни были подъемы, были падения. И я, кажется, заслужил право жить, как хочется, а не думать о том, какой вердикт мне вынесет друг, сосед или футбольный фанат.