Кино на троих или музей без музея

«Малая комната» кабинета-музея Эи?зенштеи?на. Фигура индии?ского бога Ганеши подарена Индии?ским киноклубом имени Эи?зенштеи?на и режиссером Раджем Капуром

Наум Клейман, директор Музея кино: Давайте поговорим о том, зачем вообще нужен музей кино. Если коротко, наша задача — быть навигатором для публики. Для литературы публика воспитывается со школы. С первого класса людей учат не только читать, но и понимать, например, стихи. Более-менее обстоит дело с театром. Что касается живописи — есть огромная традиция хождения в музеи. А с кино? Кто занимается формированием вкуса публики? Это должны быть такие же организации: музеи, синематеки. Когда-то у нас были программы, когда люди приходили три раза в неделю и в течение года отсматривали всю историю кино: от первого фильма до современности. Сейчас мы лишены этой возможности — с тех пор как нам пришлось покинуть «Киноцентр», своего кинозала у нас нет.

Александр Атанесян, режиссер: Даже не в публике дело — степень невежества современных режиссеров тоже связана с тем, что музея нет. Они все все время изобретают велосипед, хотя все, что они предлагают, уже было изобретено в 20-х, в 30-х и давно растиражировано… И ситуация с музеем — это одно из самых позорных пятен российской истории. Наум Ихильевич — человек деликатный, он таких слов даже не знает, но это чудовищнейший, унизительнейший позор… Ведь наши дети даже не понимают, что такое кино, они думают, что кино — это «Яйца судьбы», кино — это «Терминатор»…

Клейман: Мы знаем, что в музыке, в литературе есть признанные образцы, это ценности, которые не подлежат отмене. Так?же и в кино должны быть определенные критерии, вершины, на которые ориентируются молодые.

Атанесян: Режиссеры, авторы сценария сейчас вообще понятия не имеют о том, что такое мировой кинематограф, в рамках двух-трех лет учебы они не успевают толком это понять. Поэтому нужно место, где можно обсудить какие-то проблемы с научными работниками. Вы знаете, сколько было экранизаций «Трех мушкетеров»? Нет? И никто не знает! А в музее вам бы объяснили, что их было 44, и не надо 45-ю с Боярским снимать!

Клейман: Кстати, подвески королевы у нас хранятся! Самое печальное, что большая часть нашей коллек­ции вообще никогда не экспонировалась. А экспона­тов у нас четыреста тысяч, и только сто из них описаны. ­Редчайшая кинотехника, афиши, рукописи, костю­мы. Кстати, сейчас мы находимся в мемориальном ­кабинете Сергея Эйзенштейна. Все, что вы видите, ­завещала музею его вдова. Здесь вся его ­библиотека, коллекция картин, мебель. И каждая вещь раскрывает Эйзенштейна. Но, к сожалению, сейчас у нас нет ­возможности пускать сюда посетителей или выставлять где-то эту коллекцию.

Зоя Гущина, директор по маркетингу компании «Тройка Диалог»: Очень важно эти предметы показать как можно большему числу людей, поэтому мы придумали сделать несколько виртуальных залов Музея кино. А лично мне очень хочется рассказать людям, кто такой Сергей Эйзенштейн, особенно молодежи. Ведь Эйзенштейн действительно наше все, без преувеличения, а мы выбираем себе каких-то дутых кумиров и героев. Мне кажется, если мы вернем обществу некие ориентиры, как, например, кинематограф Эйзенштейна, может, и все остальное начнет подтягиваться.

Клейман: Да и мы сами, наш музей, к сожалению, зависим от репутации кино. Сейчас у нас странная ситуация: государство нас признало как необходимую институцию, но при этом своих прав и обязанностей оно не признало. В законе написано, что государство обеспечивает музеи зданием, а администрация обеспечивает их функционирование. У нас здания нет. Поэтому у меня теперь надежда на поддержку частных социально ответственных структур.

Гущина: На самом деле в чем парадокс? Мы сами это инициировали, сами позвонили, предложили встретиться и подумать, в чем может быть наша помощь. Для меня это очень личная история, я хорошо помню всю эту эпопею с выселением музея. В один прекрасный момент мы в «Тройке» поняли, что кино — это очень правильная тема для самых разных проектов, в том числе и коммуникаций с клиентами. Мы нашли способ, даже делая рекламу, рассказывать людям об интересном, о том, что близко всем. В частности, для нескольких следующих номеров мы сфотографируем и покажем читателю редчайшие кинокадры, культовые кинокамеры, уникальные костюмы, декорации и многое другое. Все это хранится в Музее кино, но, к сожалению, не выставляется. А мы дадим каждому возможность хотя бы на бумаге увидеть, что это за сокровища!

Клейман: Я очень благодарен «Тройке», что они сразу взяли самую центральную проблему — проблему нашего здания и существования музея. Хотя, естественно, даже без помещения мы не прекращаем работать. Например, недавно мы нашли кадры фильма, которого больше нет на свете. Он исчез, пропал! Это армянский фильм 1933 года, там около ста кадров. И мы вернем его.

Гущина: Это уникальная работа! И мы сейчас прежде всего пытаемся всеми доступными средствами обеспечить знание общества о том, что есть такой Музей кино. Мы пытаемся найти параллели даже в наших чисто коммерческих проектах. Например, в рекламных материалах своих продуктов рассказываем о замечательных экспонатах музея — используем в рекламе фотографии старых афиш, техники и реквизита из фондов музея.

Атанесян: Например, так: «Хотите подвески королевы? ­Инвестируйте в «Тройку Диалог»! На самом деле все эти артефакты, которые хранятся в музее, — это белье нации. Вы можете надеть прекрасную шубу, бриллианты, дорогие часы, но если у вас грязное белье, то вы ничего уже не стоите.

Клейман: Это хороший образ… Я приведу пример. У нас стоят несколько костюмов Ивана Грозного. И я могу сказать, что любой художник, когда увидит, какой у них покрой, как продумана каждая деталь, как обработаны ткани, будет по-настоящему впечатлен. Это та культура, ниже которой нельзя опускаться, а если опускаешься, то имеешь то, что мы сейчас имеем на экранах.

Атанесян: Ряженых!

Клейман: Сейчас мы видим, как на «Мосфильме» проходят съемки. И идет боярышня, а вместо сукна на ней байка! Она ведь даже совершенно иначе колышется.

Атанесян: А под байкой у нее спортивный костюм!

Клейман: Мне стыдно, когда я это вижу. А потом мы получаем…

Атанесян: …«Тараса Бульбу»! Поэтому визит в Музей кино — это прививка для всех, кто в кино работает.

Клейман: Именно так. Музей — это одновременно и школа кино. Ведь как себе обычно представляют музей — висят эскизы, стоят костюмы. Ничего подобного — сейчас у нас есть технологии, которые позволяют делать интерактивные музеи, музеи с виртуальными экспонатами… Расскажу смешную историю. Я разговаривал с одной чиновницей и говорю ей: «Нам обязательно нужно предусмотреть производство экспонатов, мы хотим, чтобы были виртуальные экспонаты, например, рассказ о том, как репетировал Смоктуновский, есть еще масса замечательных вариантов…» И тут я вижу, как у нее каменеет лицо, и она мне отвечает: «Про­стите, музей собирает оригиналы, а не делает экспонаты!»

Атанесян: Это гениально, она вам собирается рассказывать, как делать ваш музей!

Клейман: Для нее это абсолютная ересь, ее научили 30 лет назад, что должны быть оригиналы, а все остальное — это подделка. А нам важно, чтобы люди приходили и видели, что такое процесс создания кино. Например, вы приходите в музей и попадаете сначала в кабинет продюсера, потом в операторский цех, в режиссерский, вы можете увидеть аппаратуру, услышать рассказ о пленке, которую надо выбрать… Вы видите тележку. А что с тележкой делают? Вы видите съемки разных режиссеров, где по-разному используется тележка, и смотрите, как она при этом работает.

Атанесян: Музей кино должен быть выше, чем МГУ, больше по территории, чем Кремль, белее, чем Белый дом, и богаче, чем алмазный фонд!