Катерина Гордеева: «Я не представляю, как можно прожить жизнь, чувствуя себя виноватой в том, что ты была ребенком и хотела есть»

«Фильм — это такое небыстрое и чрезвычайно подробное погружение в блокаду, которое происходит благодаря рассказчикам. Они — дети и подростки блокады. По сути, последнее говорящее поколение тех, кто видел все своими глазами. Никакой задачи поспорить с историей, что-то переписать, переиначить, навязать свой взгляд мы не ставили. И именно такую концепцию мы и обсуждали на стадии замысла фильма с гендиректором Первого — Константином Эрнстом. Сделать фильм о блокаде, в котором тем, кто действительно имеет право говорить и кого мы обязаны успеть услышать, будет предоставлено максимум пространства, во многом его идея. И эта идея не претерпевала никаких изменений по ходу производства фильма. Эрнст ни в какие смыслы или идеологические подтексты не вмешивался. И я очень ему за это благодарна. Как и за возможность провести год, который ушел на подготовку этого фильма, в профессии.

По мере того как мы готовили фильм, я поняла, что большинство россиян почти ничего не знают о блокаде, кроме каких-то расхожих фактов, абзацев из учебника истории. И чем глубже мы погружались в исследования, чем с большим количеством специалистов консультировались, тем отчетливее понимали, что достоверных, точных данных, с которыми были бы согласны все исследователи, нет. По некоторым событиям цифры погибших разнятся в несколько сотен тысяч человек. Это жизни людей, понимаете?!

Приступая к съемкам, я была уверена, что в общих чертах представляю, что происходило в блокадном Ленинграде. Теперь я понимаю, что мы не знаем об этом ничего. Неизвестно даже, сколько точно людей находилось в городе и пригородах на момент начала войны, на момент, когда блокадное кольцо замкнулось. Многое не ясно ни про первую волну эвакуации, которая была еще до начала блокады и в которой больше всего пострадали дети, ни про вторую (во многом принудительную) и третью волны. И главное — мы просто физически не в состоянии представить себе, что эти люди пережили. С чем им пришлось столкнуться. Какой ценой им удалось остаться людьми. Герои моего фильма — те, кто еще может об этом рассказать, основываясь на собственной жизни, на собственной памяти. Они — последние.

Жизни людей, у которых я брала интервью, сложились очень по-разному, они придерживаются разных взглядов. Одна женщина осталась убежденной коммунисткой, есть среди них и демократы, и просто люди либеральных взглядов. По-разному они относятся и к нынешней власти. Советскую эпоху большинство из них вспоминает с понятной ностальгией: я тоже с ностальгией вспоминаю свои 15 лет. Я не пыталась объединить их в одну монументально-героическую коллективную сущность. Я даже не могу сказать, что блокада наложила на них какой-то общий отпечаток, быть может, помимо воспоминаний и страхов, с которыми они прожили всю свою жизнь: кто-то боится полумрака, кто-то до сих пор испытывает панику, ступая на обледенелую поверхность (потому что в осажденном Ленинграде упавший на лед почти не имел шансов встать). Кто-то мучается чувством вины перед мамой, которая умерла, отдав лучшее, последнее, то, что еще можно было съесть. Одна героиня вспоминает, как, будучи ребенком, прокричала в лестничный пролет уходящей на оборонительные работы маме: «У тебя в рюкзаке шоколадка». Мама вернулась и шоколадку отдала. А потом умерла от голода. И та шоколадка для моей героини — неизбывное, непреодолимое чувство вины. Я не представляю себе, как можно прожить жизнь, чувствуя себя виноватой в том, что ты была ребенком и хотела есть. Как и не могу себе представить, что чувствует мать, зная, что ее ребенок умирает от голода и ничего нельзя сделать.

Мы закончили фильм, он выйдет, надеюсь, в эфир. Но я убеждена, что ни я, ни другие «мы», живущие в сытом и здоровом XXI веке, не сможем отчетливо представить блокаду: этот холод, голод, безысходность и так называемые «атрофированные чувства» — о них говорят все блокадники. Фильм «Голоса» для меня — попытка сохранить, запечатлеть память. Увековечить ее. И именно поэтому с режиссером Сергеем Нурмамедом и художником компьютерной графики Юрием Мелюшиным мы наполнили фильм видеореконструкциями: на современных перекрестках, на знаковых местах улиц Санкт-Петербурга вдруг проявляются блокадные фотографии, соответствующие этому месту 70 с лишним лет назад. Нам важно было промаркировать современный город с точки зрения блокады. Это та память, которую уже смогут сохранить будущие поколения. А в том, что память надо сохранять, надеюсь, ни у кого сомнений нет».