Как закрыть Москву

Что делает человек, которому страшно? Он ставит в квартире железную дверь с четырьмя замками, устанавливает решетки на окна, скидывается с соседями на домофон и решетку на арку, которая ведет во двор, на охранника и будку для него. В нашем городе за последние 15 лет люди научились жить со страхом и будто походя бороться с ним – а точнее, обслуживать его. Менять турецкие замки на израильские или итальянские. Ставить сейфовую или бронированную дверь вместо обычной железной. Менять кодовый замок на домофон, а тот — на видеофон. Покупать ребенку газовый баллончик, мобильный телефон, телохранителя.

Пройдены еще далеко не все этапы. Бывает гораздо страшнее, то есть безопаснее. В Южной Африке, например, человек, обладающий хоть какими-то материальными богатствами, превращает свой дом в настоящую крепость: окружает его высоким железным забором, зачастую находящимся под электрическим напряжением. Ворота должны быть автоматическими, чтобы не приходилось выходить из машины (в этот момент вас могут убить, похитить или ограбить, а машину угнать), а пульт дистанционного управления должен быть достаточно мощным, чтобы ворота открывались издалека, потому что останавливать машину, уперевшись носом в закрытую дверь, тоже небезопасно.

Возможны бронированные вертолеты, приземляющиеся на крышу частного дома. Возможны своры бойцовских собак в качестве второй ограды. Возможна, в конце концов, не просто вооруженная охрана, а персональная гвардия. В обслуживании личного страха человечество преуспело. Но что делать, когда страх обезличен? Когда вы боитесь не за себя и за свое имущество, а за себя как часть толпы, как участника уличного движения, как жителя города. К вашему личному ребенку, когда он идет на детскую площадку, можно приставить телохранителя – так и делают многие состоятельные или чрезмерно политически активные москвичи, – но это бессмысленно, если предполагаемый злодей готов взорвать всех детей на детской площадке вместе с телохранителями и самим собой. В школе №1 города Беслана тоже были охранники, но террористов было больше. Террористов всегда в одном отдельно взятом месте оказывается больше, чем охраны, потому что в этом смысл терроризма: в создании у людей ощущения абсолютной незащищенности. Поэтому единственный способ защиты от терроризма – это сделать так, чтобы террористов не было.

В этом смысле обещания и призывы московских и не совсем московских политиков ужесточить режим регистрации, ограничить въезд в город и создать, по сути, систему слежки за гражданами при всей своей очевидной противоправности и откровенной мерзости по-человечески понятны и политически неизбежны. Политикам нечего больше предложить: за мочилово в сортире отвечает президент, а меры надо принимать всем. Согласно опросу, проведенному центром Юрия Левады, почти половина москвичей хочет окончательно стереть Чечню с лица земли, а каждый четвертый – просто выдворить всех чеченцев из Москвы и других городов. При этом каждый третий винит в трагедии спецслужбы, которым каждый второй готов предоставить «самые широкие полномочия, в чем-то ограничивающие гражданские права и свободы населения, чтобы они могли решить проблему терроризма». Мэр Лужков обещает внедрить наконец настоящую прописку, депутат Мосгордумы Юрий Попов предлагает выселять чужих, вице-спикер Госдумы Любовь Слиска ратует за поголовную дактилоскопию россиян, а спикер Борис Грызлов хочет регистрировать все, что уже регистрируется, то есть иностранцев, граждан и автотранспорт. А для устрашения террористов-смертников все они хотят вновь ввести смертную казнь.

В поддержку самых решительных мер выступает и заглянувший на прошлой неделе в гости бывший мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани. Ему повезло стать одним из авторитетов в борьбе с терроризмом, хотя крупнейший в мире теракт произошел в его городе и впоследствии выяснилось, что городские службы не могли наладить связь между собой во время операции по спасению пострадавших. Джулиани, однако, помнят как человека, не растерявшегося после теракта и принявшего меры. Все мосты, ведущие в Манхэттен, были перекрыты, аэропорты не работали три дня, а нижнюю часть острова отделили от остальной до зубов вооруженные гвардейцы, которые проверяли документы и впускали только жителей района. Основными результатами временного закрытия города была невыносимая давка на двух вокзалах и много обсуждаемое островитянами ощущение, что меры, слава богу, приняты.

Джулиани везет. Когда он перекрыл мосты, никто не захотел взорвать беспомощную толпу людей, коротающих часы и дни на Пенсильвания-стейшн. А ведь в Москве непременно бы такой отморозок нашелся. На территории его города после 11 сентября лютовали американские спецслужбы, переловили всех нелегальных арабов плюс какое-то количество легальных – да еще сколько-то израильтян. Но даже когда ошибки выяснились, с мэра-то никто не спрашивал. Да и вообще, у Джулиани – остров, его закрыть ничего не стоит.

Москва не остров. В Москву въезжают не по мостам, а по дорогам. Их, соединяющих Москву с другими регионами, 16 штук. По любой из них в любое время может въехать набитый взрывчаткой не только грузовик – их худо-бедно при въезде проверяют, – но и легковой автомобиль. Есть ряд дорог поменьше, ведущих только в область. Их, положим, можно закрыть вообще. На оставшихся шестнадцати следует поставить КПП, на которых нужно проводить проверку всех автомобилей, содержимого их багажников, заглядывать с зеркалом под днище и с проктоскопом – в пассажиров и водителей.

Но что стоит террористам выгрузиться где-нибудь в Подмосковье и, предварительно надев пояс шахида, перебежать через дорогу или воспользоваться одним из переходов? Переходы придется демонтировать, а вдоль Московской кольцевой автодороги натянуть колючую проволоку или построить «стену безопасности», чтобы пешком в город войти было невозможно.

Остаются железные дороги. Вокзалов в Москве не два, как в Нью-Йорке, а восемь. На них уже установлены турникеты для борьбы с безбилетниками и милиционеры для борьбы с бомжами и прочими желающими провести ночь в тепле зала ожидания. А вот борьба с собственно приезжими начинается, как правило, уже после того, как человек сошел с поезда и даже, бывает, вышел из здания вокзала. Это поздно. Вагон поезда, въезжающего в Москву, не говоря уж о самом здании вокзала, очевидное место для совершения теракта. Предположим, систему контроля за пассажирами поездов дальнего следования можно ужесточить, и это уже запланировано: в билеты будут заноситься все паспортные данные, а не только фамилия. Это не решит проблемы с пассажирами, которые, заплатив напрямую проводнику, едут совершенно анонимными и неучтенными. Видимо, проверку билетов непосредственно перед выходом поезда придется проводить органам милиции. Сложнее с электричками. Продавать на них именные билеты? Проверять весь состав на въезде в город? Для спешащих на работу в Москве жителей Подмосковья это будет, конечно, морока, но они должны войти в положение. Лишь бы не было войны.

Кстати, о войне. Во время Великой Отечественной на железнодорожном транспорте действовала пропускная система – купить билет без пропуска было невозможно. Система пропусков заработала где-то в 1943 году. Именно тогда мой дедушка ухаживал за моей бабушкой и ездил к ней из деревни в город Бийск, куда она была сослана, на поезде. Поскольку пропуска не было, ездил в тамбуре. Но ездил. А потом он женился на ней, поехал в Москву и купил ей пропуск. Она провернула хитрую операцию с заменой паспорта и перестала быть ссыльной. Дедушка, наверное, очень хотел жениться на бабушке и увезти ее в Москву – а когда людям чего-то очень хочется, они изыскивают способы обойти любую преграду. И ведь не скажешь даже, что Сталина на них не было. Московская система защиты от терроризма обязана быть жестче самого Сталина.

Между тем в Москве есть еще и аэропорты. Три больших гражданских – а есть еще военные, грузовые и спортивные. Основные трудности, разумеется, возникают с пассажирскими. Сюда прибывают не только те, кто летит в Москву, но и многие, путешествующие из одного российского города в другой. Путь из Петропавловска-Камчатского в Анадырь лежит через Москву. Зачастую транзитным путешественникам приходится переезжать из одного московского аэропорта в другой. Естественно, ни у кого из них не будет специальных пропусков, которые Москва будет выдавать своим жителям и, возможно, самым благонадежным из приезжих. Транзитников надо бы усаживать в специальные автобусы и отправлять в объезд колючей проволоки или «стены безопасности». Но тогда со всей остротой встает вопрос: входит ли Московская кольцевая автодорога в охраняемую от терроризма зону или не входит? МКАД является частью Москвы, так что, наверное, входит. Нам не нужны взорвавшиеся на Кольцевой дороге автобусы, пусть и с иногородними на борту. Транзитников придется пустить по бетонке.
Проблема самих аэропортов между тем не решена. Аэропорт Домодедово, из которого вылетели взорвавшиеся 24 августа самолеты, оборудован самыми современными устройствами по борьбе с террористами. Правда, обслуживались эти устройства частными охранниками, а теперь будут обслуживаться сотрудниками МВД. Примерно то же самое произошло и в Америке: контроль над охраной аэропортов перешел в руки правоохранительных органов. Но Ричард Рид – единственный террорист, которого удалось поймать в американском аэропорту после 11 сентября, – спокойно прошел через всевозможные металлоискатели и взрывчаткоопределители, а попался на странном поведении: играл со шнурками. Он собирался поджечь их в самолете – ботинки его были начинены взрывчаткой. Кстати, этот соратник «Аль-Каиды» был вполне славянской, то есть англосаксонской, внешности, только очень взъерошенный. С тех пор в американских аэропортах заставляют разуваться. Еще у всех пассажиров американских рейсов отбирают колющие и режущие предметы. Однако сесть в самолет с бутылкой вина не составляет труда, хотя она может оказаться куда более действенным холодным оружием, чем щипчики для заусенцев. Осознавая, что любой по-настоящему желающий может попасть на борт с оружием, американцы ввели крайнюю меру предосторожности для самолетов, вылетающих из Вашингтона: пассажирам не разрешается вставать с места в течение получаса после вылета. Чтобы хотя бы на Вашингтон самолеты не падали. Надо бы, чтоб еще и не на Москву.

К счастью, над Москвой самолеты не летают. Уже запланированная новая система ПВО обещает возможность сбивать любой изменивший курс самолет – угнанный, например, и направленный на Кремль – в течение 45 секунд после обнаружения. Это, к сожалению, не гарантирует, что воздушное судно не упадет на территории города, но хотя бы исключает его падение в Центральном административном округе.

Куда опаснее на самом деле Москва подземная. После февральского взрыва в метро московские власти создали Межведомственную антитеррористическую комиссию. В апреле эта комиссия, возглавляемая бывшим руководителем московского ГУВД Николаем Куликовым, пришла к выводу, что из метро следует убрать все торговые точки и предприятия общественного питания, потому что в них легче легкого заложить взрывное устройство (еще в 1978 году, после «армянского» взрыва, убрали все урны и некоторое количество установили вновь только спустя ровно 20 лет, когда ввели бумажные билетики). По причинам административно-политического характера московская комиссия является общественной организацией, а значит, ее решения суть рекомендации, а не руководство к действию. Рекомендации пока ничем не кончились; даже ожидаемое решение правительства Москвы пока не появилось. Теперь, вероятно, появится, и к концу года из вестибюлей и переходов метро исчезнут киоски, аптеки, кафешки и лотки. Общий оборот всех этих предприятий, по сведениям Министерства налогов и сборов, составляет около полумиллиарда долларов в год.

Борьба с терроризмом требует жертв не только в области прав и свобод, но и в области финансов. Ведь если закрыть Москву для приезжих, экономика города изменится коренным образом. Исчезнет рынок низкооплачиваемой рабочей силы, вырастет себестоимость практически всех товаров и услуг. Притормозится приток денег: по сведениям риелторов, до 70% покупателей нового жилья в Москве – приезжие. При этом город будет тратить огромные деньги на собственно ограждение себя. Может так получиться, что совсем не пускать в город приезжих невыгодно – надо отделять желанных от нежеланных. Именно об этом с весны твердит депутат Юрий Попов, который хочет запретить въезд в Москву «граждан из Чечни, Ингушетии или других регионов, включенных в контртеррористическую операцию». Беда, конечно, в том, что российские законы делать это официально запрещают.

Юрий Лужков уже заметил, что проклятая Конституция Российской Федерации вообще запрещает любые действенные меры по борьбе с терроризмом. Ни границы построить, ни депортации учинить. Получается, Москве ничего не остается, как отделиться от России. Потому что оставаться в России слишком опасно.