Как устроен московский ОМОН

— У вас много друзей?

— Друзей много не бывает. Знакомых огромное количество во всех сферах — и в бизнесе, и даже в политике есть, музыканты, художники, фотографы… Разные люди. С сослуживцами тоже как дружили, так и дружим: поддерживаем связь, перезваниваемся, всегда в курсе, что у нас в отряде делается.

— И как, в ОМОНе изменилось что-то за время вашей службы?

— Принципиально, наверное, ничего. Я изменился.

— А сейчас вы кем работаете?

— Печатником. Печатаю фотографии на больших принтерах.

Но пашу я больше, чем в отряде, честно. Раза в три. Медом на гражданке, как говорится, не намазано. В ОМОНе была стабильность: каждое 21-е число будьте любезны — получите зарплату. А какой у меня был отпуск! 30 календарных дней плюс за выслугу — почти два месяца, красота. Сейчас, правда, такого больше нет — в лучшем случае неделя или две.

После отряда кто-то работает в бизнесе, кто-то в охране, кто-то, как я, занимается альтернативной работой, фотографией, кто-то играет музыку. На «Мосфильме» работают — по специальности, взрывотехниками. Кто-то таксистом.

— Как новые знакомые реагируют на то, что вы работали в ОМОНе?

— Люди реагируют странно. Говорят: «Да ладно, по тебе не скажешь». Хотя сережка в ухе была всегда — снимать иногда забывал, и мне дежурный тогда на ухо показывал. Вторую вот недавно проколол.

Милиционер — это не клеймо и не штамп. Они прекрасные папы, любящие мужья, заботливые сыновья. Об этом никто не думает. А если человек подонок, то он подонок везде — тот же Евсюков. Есть хорошие милиционеры, а есть не очень. Но это не значит, что каждый, у кого есть ствол, сейчас стрелять пойдет.

— Есть такие типичные критерии удавшейся жизни: квартира, поездки за границу…

— Сейчас у меня есть квартира, ее три года назад дал город, когда сломали пятиэтажку. До этого жили большой толпой — у меня жена и двое детей, 8 и 10 лет. Мы вчетвером в одной комнате, брат с мамой — в другой.

За границу не езжу, средств не хватает. Вот на юг хочу семью свозить. Может, на Азовское море, может, на Черное. Тем более что сослуживцы в Анапе живут.

— Как вы отдыхаете?

— Развлекаться получается редко. Я люблю ездить на природу, нырять, заниматься подводной охотой. Люблю слушать Айги, хорошее кино люблю. Но так как я с детьми, то последний раз ходил смотреть что-то детское, даже не запоминаю. Хорошего в кинотеатрах я давно ничего не видел, больше на DVD. Любимый режиссер — Тарковский. Художники — Саврасов, Модильяни, Дубосарский с Виноградовым...  Вот Ротко — это пока не мое. Не дорос.

— Книги вы читаете?

— Да! Я прочитал не только букварь. Читаю много — и всегда читал много. В детстве мне библиотекарь отказывалась книжки выдавать — она думала, я их просто листаю. Сейчас я перечитываю «Степного волка» Гессе, потом «Игру в бисер» — ее я перечитываю регулярно, раз в три-четыре года. Как правило, все считают, что мы деревянные. Что меня, кстати говоря, крайне расстраивает, потому что в милиции служат милые интеллигентные люди.

— Вы смотрите телевизор?

— Новости и кино. Иногда смотрю программу Соловьева «К барьеру». Все остальное, как правило, гадость, хотя бывает и у Соловьева гадость. Новости смотрю на РЕН-ТВ и «Москву-24» — понятное дело, что скажут на Первом и НТВ. Неужели я буду идиота Мамонтова смотреть? Недавно случайно нажал кнопку и услышал, что он говорит, кошмар просто. И «Дом-2» надо запретить и всех там выгнать.

— Бумажную прессу читаете?

— Да, регулярно. Я читаю «Русский репортер» и еще «Сплетницу» — так раньше «МК» называли.

— А интернет-СМИ?

— Раньше, когда я только начинал выходить в сеть, мне нравились «Газета.ру», «Грани». Но потом от этого всего устал. Меня крайне утомляют болтовня и переливание из пустого в порожнее, этот вечный плач Ярославны. Недавно вот кто-то написал про милицейский праздник в «Лужниках», который совпал с датой трагедии в 1982 году, когда люди погибли. «Вот они, мусора, собаки, глумятся над памятью». Но ведь это скотство. Ум вообще есть у таких людей или нет? Если мы будем говорить, что мы должны почтить любое место, где кто-то погиб, мы ходить не сможем. Здесь залито кровью все, вся страна. Все репрессированные, все обиженные, все поголовно. Поставьте там мемориальную доску, пусть лежат цветы. Но это не отменяет жизнь никак.

— Какие, на ваш взгляд, сейчас в России основные проблемы?

— Суд и бюджет. Я хочу, чтобы судили по закону, а не по деньгам или положению. И мне неприятно, когда пилят бюджет, а пилят такие цифры, что можно кормить небольшое европейское государство. Третья важная проблема — образование. За написание тех учебников, по которым учатся наши дети, надо по меньшей мере ссылать на Колыму. И нам еще все время говорят, что детям сложно. Можно подумать, мы дебилов рожаем, которые в семь лет не могут научиться читать и складывать два и два.

— А вам не хотелось самому пойти на митинг оппозиции?

— Я на них пробыл достаточно, ведь нет никакой разницы, с какой стороны оцепления ты стоишь. Ты все видишь, все слышишь, все понимаешь. И для меня главное, что последствий от митингов нет. Это главный аргумент, почему я сейчас на них не хожу.

Я много на разных митингах присутствовал как сотрудник милиции, слышал, что говорит Жириновский, что говорит Зюганов. У меня мнение давно сложилось обо всех этих товарищах — как и о Немцове, Удальцове и прочих. Это не оппозиция. Я больше склонен Чириковой доверять, она хотя бы за конкретную вещь борется, которую я реально понимаю, — лес. У нас сейчас на окраине пыль такая, как когда-то на Красной Пресне — мама тогда полы мыла по три раза в день. И Чирикова борется правильно. А Немцов написал доклад, все его прочитали. Я тоже прочитал. И что? У Путина инфаркт? Ничего, пшик, мыльный пузырь, никакой реакции.

Нарисовать плакат — такое же геройство, как когда мы в 1984 году под пиво рассказывали политические анекдоты. Ничего не меняется.

Был только один более-менее хороший митинг — тот большой, на Сахарова. Я тогда подумал — может быть, действительно все тронется с места. Но ничего подобного, лучше не становится. И резолюции эти смешные, которые никто не выполняет никогда. Все похоже на какую-то игру.

— Как вы относитесь к тем, кто ходит на оппозиционные митинги?

— Там есть интеллигентные и очень хорошо образованные люди. Они верят в то, что их появление там может на что-то повлиять. И все митинги, проходившие без столкновений, принесли больше пользы, чем те, которые привели к задержаниям. Тот митинг на Сахарова был на позитиве, и те, кто не пошел, следили, читали, смотрели и думали: «А может, и мне надо было сходить?» Сейчас я вообще политикой не интересуюсь, от этого устаешь.

— На митингах «Единой России» другая публика?

— Я пока не могу понять, с каким посылом туда молодежь выходит. Мы прекрасно все знаем про партию власти, про Госдуму, про принятие законов. Я не знаю, за деньги они туда ходят или концерт послушать. Резоны разные. Кто-то верит. Но говорить о том, что Путин никому не нравится, — это бред.

— А вы, бывший замполит, как относитесь к Путину и «Единой России»?

— «Единая Россия» мне не нравится — такое ощущение, что все они лично преданы вождю. Они все принимают единогласно, все смотрят в рот. Плюс политика — это ведь тоже специальность. А какой из артиста политик? Или из спортсмена? Или в возрасте 25 лет? Это смешно.

Мой друг голосовал за Путина, сказал: «А за кого еще?» И я его понимаю, потому что нет альтернатив. И то, что я поставил галку за Прохорова, — было из чисто жлобских побуждений. Мне было интересно, сколько еще людей поставит эту галку. У меня была розовая мечта о втором туре, но ничего не случилось.