Ровно двадцать лет назад, в начале мая 1983 года, я впервые в жизни сел в байдарку. Произошло это на подмосковной речке Лопастне. С тех самых пор весна для меня начинается с байдарочного похода по одной из подмосковных речек. Между собой мы зовем это майской регатой.
A началось все так. Сразу же после института я распределился работать в московскую психиатрическую больницу №15, где мне как молодому специалисту немедленно захотели дать общественное поручение. Однако идеологически я оказался ненадежен и морали чужд. Так что изо всех важных секторов общественной работы мне доверили подвал с рухлядью, когда-то бывшей больничным спортинвентарем. Между тем юношей я был еще менее спортивным, чем идеологически подкованным. Открыл подвал, вкрутил лампочку и увидел кучу сомнительного железа, резины и брезента. Из основательно пожелтевшей описи следовало, что передо мной не что иное, как три польские байдарки «Нептун» производства 1968 года. Никакой радости открытие это не вызвало. Байдарки ассоциировались лишь с КСП, бесконечными песнями про погоду и анекдотом о лебеде, который, как известно, всю жизнь с мокрым задом. Зато приятель мой, тоже только что окончивший мединститут, Леша Лютый, который теперь Aлексей Борисович и полковник милиции, находке обрадовался. Оказалось, что Леша уже несколько раз на байдарке ходил, более того, приблизительно представлял себе, как она собирается.
И вот мы с Лютым принялись собирать в подвале «Нептун». Лодка эта между тем весьма непростая. Каркас у нее был деревянным, с боковыми привальными брусьями, шпангоутами сложной конфигурации, надувными баллонами вдоль бортов и такелажем под парус. Все эти названия, а также слова «фальшборт», «дека», «стрингера» я узнал много позже. Тогда же Леша просил найти «длинненькую фиговину с крючком», вместо чего получал от меня «хреновину с защелкой». Инструкции не было, и лодку мы собирали, опираясь на интуицию, которая, по определению, есть неосознанный предыдущий опыт. Хотя откуда он мог взяться – непонятно. Тем не менее три дня спустя поперек подвала лежала одна из самых красивых в мире разборных лодок – байдарка-двушка «Нептун».
Устоять перед таким великолепием было невозможно, и мы решили идти на первую же весеннюю воду.
Наш первый поход был на Лопастню. Для начала маршрут практически идеальный. От Царицына (Курское направление) до платформы Луч. Выход из последнего вагона. По тропинке через лес примерно километра полтора, до берега реки. В лесу у воды поставили лагерь, собрали лодку. Там же заночевали. Приключения начались немедленно. Я вылил себе в сапог полкотелка кипящего супа, Леша сел на ужа, а затем мимо нас вверх по течению проплыла средних размеров черепаха.
Утром встали на воду и весь день шли по реке галсами. То есть зигзагами от одного берега к другому. Идти прямо у нас тогда не получалось. Зато грести оказалось не тяжело. Если, допустим, посадить человека в комнате на табуретку и попросить его размахивать веслом, то он и десяти минут не выдержит. A в лодке, да еще при сопротивлении воды, практически не устаешь. Я потом не раз думал: почему так? И пришел к выводу, что здоровье на реке буквально растворено в воздухе. Воздух на воде, особенно ранней весной, живой, в нем много аэроинов(положительно и отрицательно заряженных ионов), которые очень полезны. Плюс переизбыток кислорода, сжигающий молочную кислоту, от которой устают и болят мышцы. Множество раз потом на майской регате мы за два-три дня лечили все привязавшиеся к нам за зиму болячки. В Подмосковье удобных для весенних походов рек много. В зависимости от опыта, желания и состава команды можно выбрать маршруты любой протяженности и разной степени сложности. Наиболее популярные весенние реки – Лопастня, Волгуша, Каширка, Истра, Пахра, Осетр, Нара. Летом большинство из них мелеют и зарастают травой. По большой же воде они проходятся отлично.
По этим речкам и многим другим мы ходили не раз. На Волгуше потеряли один из трех психиатрических «Нептунов». Сначала кильнулись, навалившись на притопленное дерево. Потом лодка ушла под завал и переломилась, намотавшись на стоящее в русле дерево. Уплыла куртка с ключами от московской квартиры, а фотоаппарат «Зенит» спасся, зацепившись под водой за ботинок. Там же, на Волгуше, но в другой раз, одна из наших лодок перевернулась под низким мостом. Утонул рюкзак, в который завхоз похода Серега Комков сложил всю водку, все консервы, да еще и трехлитровую банку томатного сока для «блади Мэри». Раздевшись, мы тогда час ныряли в холодную мутную воду, но так ничего и не обнаружили.
Для простых походов с детьми подходит Ока. Особенно если на майские тепло. Ехать на электричке можно до платформы Ока, сразу же за Серпуховым. Река – в ста метрах. Километрах в пятнадцати ниже можно стать на ночь, а при желании сделать дневку. Там много удобных песчаных островков по правому берегу.
Однажды мы приплыли туда на ПСН (плот спасательный надувной) с другом Женькой Новиковым и тремя детьми, своими и взятыми на время. Плот этот Женька купил за сто рублей у одного матерого моремана. Тот клялся, что «вещь ненадеванная», украдена им лично с флагмана советского рыболовного флота сейнера «Павел Корчагин». Вещью действительно в рыболовном флоте не пользовались, но от долгого лежания – сначала в трюме, а потом на московских антресолях – резина потрескалась и на воде стала травить воздух всей поверхностью баллонов. Кое-как на полузатопленном пэсээне подошли к одному из островков и поставили лагерь. Ночью вода поднялась, и остров подтопило сантиметров на пятнадцать-двадцать. Сын моего научного руководителя профессора Воробьева, одиннадцатилетний Филипп, которого я взял в поход учиться жизни, проснулся от того, что в его спальнике хлюпала вода. Плот за это время спустился окончательно. В результате дети всю ночь просидели на надувных матрасах, которые плавали прямо внутри палаток, а мы с Женькой караулили дальнейшее затопление. К утру, однако, вода спала, и мы великолепно провели день, купаясь и загорая на промытом течением песочке.
Там же, на Оке, Женька оглушил ударом миски довольно крупного судака. Вечером мы выбросили в воду у берега остатки каши, а утром, когда Женька пошел мыть посуду, в каше сидела рыбина. Уха вышла великолепная. Сниматься с Оки тоже очень легко. Километрах в сорока ниже Серпухова, сразу за Каширой, по левому берегу есть станция Белопесоцкая. От нее электричка приходит в Москву на Павелецкий вокзал.
Происходят по весне и несчастные случаи. Бывает, что на подмосковных реках получают серьезные травмы и гибнут люди. Я, например, на Волгуше заработал привычный вывих плеча из-за обычного разгильдяйства. Не привязали лодку, и ее стало уносить течением. Попытался достать и сорвался в воду. Повис на одной руке, вокруг нее меня и раскрутило течением – спереди назад. Вправили плечо быстро, но вместо того, чтобы сразу ехать в Москву и наложить гипс, я еще два дня махал веслом. В результате могу теперь, как Мел Гибсон в «Смертельном оружии», сам себе вправить вывихнутое в очередной раз плечо.
Самый же идиотский случай на моей памяти произошел на Нерской лет десять назад. Собрались на берегу толкиенисты, человек сто. Всю зиму они об этом выезде мечтали. Костюмы шили, песни репетировали. Решили большой костер посреди полянки запалить. Принялись пилить толстое дерево. Дерево упало на девочку в очках и убило ее. Из ближайшей деревни пришли фельдшер с милиционером. Посмотрели – несчастный случай, пообещали машину к вечеру прислать. A толкиенистам что делать? Ведь они же год к своему празднику готовились, не отменять же. Сообразили толкиенисты, что можно на другой берег переправиться и там все заново начать. Стали переправляться – и поплыли по реке вместе с рюкзаками. Тут мы их и повылавливали, а потом других девочек в очках через реку на байдарках перевезли. Никто не утонул. И такие вот случаи бывают.
Но главное – не эти истории, не приключения и даже не достаточно важный жизненный опыт. На реке я учился преодолевать лень, предвзятость, безразличие и страх. Шесть лет спустя мы с другом выходили из архангельских болот, куда нас занесла нелегкая водного маршрута. Была осень, и мы несколько дней шли под дождем по колено в воде с пятидесятикилограммовыми рюкзаками. Шли без дорог, по компасу – на запад к «железке». И чем тяжелее становилось, тем больше в нас было упорства. Два года спустя, когда вместе с винчестером 286-го «писи» накрылся текст почти готовой диссертации, я тем же вечером, почти без истерики, сел его восстанавливать заново. Потому что я уже ходил по болоту через не могу. И еще я благодарен Лопастне и «Нептуну» за то, что они открыли для меня огромный мир. Прошлым летом с друзьями мы прошли на маленьком самодельном тримаране со смешным именем «Попандопула» полторы тысячи миль по Охотскому и Японскому морям, через Татарский пролив и пролив Лаперуза, вокруг Сахалина и вдоль Японии. Нынче собираемся на Курилы. Но до того, в мае, обязательно сходим на подмосковную регату. Потому что без этого уже никак невозможно, и потому, что любая, даже самая далекая, дорога начинается с обычной лужи у порога твоего дома.