Перелом всего питона

Почему служба спасения

Я 1972 года рождения. В армии не служил, на военной кафедре в институте пускал ракеты в воображаемого противника. В горы ходил, у меня разряд по альпинизму. В спасательное дело меня привел мой инструктор, тоже спасатель. В Советском Союзе спасательная служба в горах была при профсоюзах. После спитакского землетрясения все, кто был и не был связан со спасением, помогали Армении — выезжали и работали как волонтеры, только слова «волонтер» еще не было. Тогда же стало всем, в том числе и государству, очевидно, что система гражданской обороны не способна реагировать на чрезвычайные ситуации, не связанные с войной. В Армении она сработала, но с большой задержкой и не так, как надо, потому что не была заточена на спасение. После этого землетрясения начала создаваться структура сперва госкомитета по ЧС, потом МЧС. На всей этой волне я в спасатели и попал. В 1997 году отряд Красного Креста и Красного Полумесяца, в котором я рабо­тал, в полном составе и даже с техникой был передан городу — для повседневной помощи жителям Москвы. А мы стали заниматься любимым делом и получать за это деньги.

Чем занимаются московские спасатели

Семьдесят процентов наших выездов — это «бабушки». К примеру, бабушке стало плохо, открыть дверь она не может, или родственники приехали, а бабушка не отвечает. Вызывают нас — мы открываем дверь. На самом деле среди «бабушек» есть и дедушки — просто так мы называем оказание социальной помощи горожанам. 10% выездов — это ДТП, а остальное — пожары (по статистике МЧС, за 2013 год московские спасатели совершили 4 767 выездов на пожар и 1 100 на ДТП. — БГ).

Пожары

Каждую минуту пожар проходит метр. Примерно через 10–15 минут после начала по­жара создаются условия, которые приводят к выбросу, вспышке, или об­ратной тяге, — это когда открываешь дверь, происходит что-­то вроде взрыва, и температура возрастает до тысячи граду­сов. Начинает гореть все. Нужно успеть до этого.

В Москве у спасателей те же трудности при тушении пожара, что и в любом другом городе, только они видны лучше. Во-первых, пробки. Пропускать машины со спецсигналами стали лучше, чем лет 10 назад, но если на дороге машина к машине, то они при всем желании нас не пропустят. Вторая проблема — загруженность дворов: подъехать к подъезду, который горит, и тем более установить подъемный механизм чаще всего тяжело или невозможно. Наконец, железные двери в квартирах. По количеству железных дверей мы, наверное, впереди планеты всей. Следующие после нас израильтяне, но они взяли железной рукой установщиков железных дверей и заставили их делать двери по определенным стандартам: те, кто их ломает, знают, с чем столкнутся. У нас же железные двери ставит кто хочет, где хочет и какие хочет. Человек с толстым кошельком может себе такую поставить, что только взрывать.

ДТП

Мы реагируем на ДТП, если в автомобиле зажат человек. Но работать приходится все­го на половине или даже на трети аварий. Нередко приезжаешь, а все уже разошлись. Причина простая: машины стали гораздо лучше. Когда мы только начинали работать, каждый автомобиль, попавший в аварию, был консервной банкой, из которой приходилось доставать людей. Какой была МКАД в 1990 году? Два ряда неосвещенной, без раз­делителя, дороги. Это была дорога смерти. Сейчас сложных аварий не так много.

Сейчас видишь машину всмятку и думаешь: ой, какая катастрофа. И тут открывается дверь, и оказывается, что человек не пострадал. Если водитель активно не сопротивляется системе безопасности — не едет без ремня, не разговаривает по двум телефонам, не проезжает на красный свет на скорости 200 км в час, — то современный автомобиль будет спасать своего хозяина до последнего. Спасает все — ремни, подушки и сама конструкция машины. Автомобиль мнется в специально отведенных для этого местах. Людей уже научили пристегиваться, поэтому жестоких ДТП стало в разы меньше, чем 15 лет назад.

Кто поможет

Когда что-­то происходит в толпе, заявка на пульт приходит с большим опозданием — все надеются, что кто-­то уже позвонил. Курсы первой помощи учат в том числе правильно вызвать скорую помощь. А то звонят, говорят: «Тут на улице человек валяется» — и труб­ку бросают. Где валяется? Что с человеком? Хорошо, что иногда телефон определяется.

У японцев с малых лет готовят к землетрясениям — их трясет часто и жестоко, но жертвы минимальны, потому что население обучено и тренировано. Знают, что делать самим и как помочь другим.

Про школы

Крупных пожаров в школе или в детском саду я не припомню. Ну, подгорала, может, мебель пару раз. Загорания происходят, если десятиклассник бычок в корзину кинул или в компьютерном классе провод задымился. Сейчас практически все школы оборудованы сигнализацией с выводом на «01», перед началом года приходит инспекция, проводится инструктаж. В Москве нужно очень постараться, чтобы сжечь школу.

Супермены

Есть у меня допуск к выполнению спуска с вертолета. Я боюсь высоты, не дурак же, но нормально работаю. Умею пилотировать самолет. А что в этом такого? Я еще и водолаз. Вы что думаете, я такой тут супермен? Просто так получилось, что я и это умею. Кто-­то же в космос летает, хотя там холодно.

В нашем спасательном депо вы найдете с десяток людей, у которых есть разные квалификации. Жена моя тоже спасатель. Когда спрашивают, сколько я лично спас, мне трудно ответить. Я вынес человека, но вокруг много людей работали для того, чтобы я смог зайти в здание. Даже диспетчер принимает участие в спасательных работах: смотрит характеристики зданий, уточняет информацию.

Стресс

Спасательный рукав (труба из огнепрочной ткани для скользящего спуска людей. — БГ) почти не применяется, потому что массовая эвакуация нужна редко. Ну и на практике, если мы вас поднимем на стометровый подъемник и потом попросим залезть в рукав, я вас уверяю, придется уговаривать.

В 2005 году в Сетуньском проезде горела башня — жилой 25-этажный дом. Огонь разбежался на весь последний этаж, по лестнице вниз спуститься нельзя было. Мы спасали людей по штурмовой лестнице — это такая лестница с крючком, которая вешается за подоконник или балкон, и спускали людей на нижний негорящий этаж. Стояли бабушка и дедушка, причем дедушку мы как-то на лестницу запихали, бабка-командирка помахала кулаком: «Ну, дед, лезь давай!» — и дед полез. Но сама бабушка стояла, обнявшись с сумочкой: «Сынки, не полезу я. Страшно. Жизнь пожила, я и здесь помру». Ее из этого состояния вывело только то, что я отнял сумку и кинул вниз: «Вся твоя жизнь, бабка, твоя пенсия — все улетело». Костеря меня последними словами, бабка наконец-то вылезла на эту лестницу. Поразила она меня до глубины души.

У людей бывают острые стрессовые реакции. Самое безобидное состояние — плач. Самое плохое — ступор, вне стационара вывести человека из этого состояния невозможно: человек сидит и ни на что не реагирует. Можно его бить — он не реагирует. Таких мы просто берем и несем.

У спасателей и пожарных тоже после выезда бывает стресс. Для этого есть психологическая реабилитация. Разное бывает: у матери погибли дети, жена у мужа. Все бывает. Девяносто процентов спятили бы без психологов, хотя при устройстве проходят тестирование, и им отказывают, если психологически не подходят.

Непрофильные спасения

Котята на дереве — не наша работа, но мы и их снимаем. Это попадает под категорию социально значимого происшествия. Если в детском саду на дереве сидит котенок и дети плачут, все понимают, что это ерунда, но дети же плачут. В городе есть, по крайней мере на бумаге, служба для отлова «диких» животных. Но они не работают по выходным и праздникам, а звери, которые убегают и па­дают, не спрашивают, к сожалению, выходной сегодня или нет. 201­-й отряд недавно питона спас. Выпал питон из окна высокого этажа, был перелом всего питона — ползать не мог, замерзал на улице, потому что привык к плюс 50 и солнцу, а на улице плюс 15 и дождь. Потом питон в отряде жил, сидел в аквариуме, его сосисками кормили.

Я кошечку снимал у замминистра с елки — она орала и мешала ему работать. Это я сейчас спокойно рассказываю, а когда я был старшим смены и мне звонили и кричали в трубку: «Ой, тут кошка на дереве сидит — снимите-спасите!» — я задавал вопрос: «Вы скелеты кошачьи на дереве видели?» — «Нет». — «Вот и не бойтесь, жрать захочет — слезет». В 90% случаев люди понимали, что все нормально, остальные писали жалобу — негодяи спасатели, животных не любят и нас тоже не любят.

Как-то раз уточек переводили через дорогу на 1-й Тверской-Ямской. Прохожие увидели: стоит утка с выводком утят. Откуда взялась — непонятно. Выходит на дорогу, видит, что машина едет, идет обратно, потом снова на дорогу — и снова машина. Дорогу перейти хотела. Люди начали звонить, им все сказали — идите на фиг. Дозвонились до нас. Мы такая структура, что «идите на фиг» сказать не можем никому. В лучшем случае — если понятно, что попали не туда, — переадресуем по профилю заявки. В худшем случае — ничего не понятно, но делать что-то надо: 1-я Тверская-Ямская, уточку раздавят, потом дети будут плакать в соседних домах. Я не глумлюсь — надо реагировать. В итоге приехали наши ребята, сгребли эту уточку с утятами в мешок, отвезли в ближайший пруд. Все были счастливы.

Дети, которые увидели, что собака съела голубя, могут получить психологическую травму на всю жизнь. Вот я у шведских спасателей видел: они на пожарной машине возят мягкие игрушки. В части, в которой я был, есть талисманы — ящик с обезьянками, например. Спасатели на пожарах и происшествиях раздают игрушки детям, и психолог или медик начинает детей отвлекать от происходящего вокруг.

Условия работы

Текучка у нас небольшая, потому что в 90% случаев люди знают, куда и зачем идут. К нам многие хотят устроиться на работу, потому что даже по московским меркам у нас неплохая зарплата — от 40 до 100 тысяч рублей. Место хорошее, у нас большой конкурс и требования высокие. Структура наша растет.

До конца этого года должны принять на работу еще человек 300–400, а до конца 2015 года еще структура увеличится на 30 депо. Каждое спасательное депо — порядка 100 человек только спасателей и пожарных плюс человек 20 обслуживающего персонала.

Нарушение правил спасения

Курс первой помощи всегда начинается с фразы «Оглянитесь и посмотрите, не угрожает ли опасность вам: если угрожает — иди­те на фиг», потому что один пострадавший уже есть и второй никому не нужен. В Рос­сии, правда, это не совсем всегда так: пожарные и спасатели, конечно, рискуют своей жизнью, пытаясь спасти людей. Во-­первых, это национальная особенность характера. Во-­вторых, юридический момент. Американцы, может, тоже рискуют, но у них страховая медицина работает так, что если пожарный отступит от правил, то не получит страхов­ку и будет лечиться за свои деньги, а это очень дорого. Что бы я ни говорил про пра­вила и безопасность, понятно, что если любой спасатель увидит ребенка, женщину или просто человека в окне восьмого этажа горящего здания и у него не будет возможности спасти их по правилам, он будет спасать, как может.

Есть такие квартиры, где балконы расположены через этаж. Добрая мама поставила столик с ребенком у окна, окошко приоткрыла, чтобы он воздухом подышал. Ребенок не совсем грудной, но еще не ходил, вылез и упал на крышу балкона восьмого этажа и ползал по ней. Ему же не страшно. Понятно, что счет на секунды идет. У нас не было времени крепить веревку. Мой коллега лег на пол, я зацепил за него веревку и выпрыгнул в окно, схватил ребенка, и мы уже вместе поднялись в квартиру. Вроде бы нарушение, но я же понимал, что в общем это безопасно.

Кто спасет спасателя

Дома у меня один огнетушитель. Раньше были детско­-подростковые понты, я везде с собой носил медицинскую укладку, как на скорой помощи. Сейчас носить перестал — городские службы достаточно оперативно работают, не нужно заниматься чудесами. Но в отпуске у меня всегда с собой есть укладка, хотя и поменьше. Я своей жене так жизнь спас. Мы отдыхали в Крыму, купили поесть копченой рыбы, а у нее — острая аллергическая реакция, начался отек Квинке. Под рукой был противошоковый аппарат, и я думаю, что скорая помощь могла бы и не успеть доехать.

Меня тоже спасали. На том же пожаре в Сетуньском проезде нужно было опустить лифт с застрявшим в нем человеком. Мы залезли в лифтовое отделение. У меня воздуха в аппарате было мало, и я уже выйти из шахты не успевал, только если бы лифт с человеком бросил. Но ничего — принесли ребята запасной баллон с кислородом, и нормально, дальше лифт опускали. Ситуация опасная и при неправильных действиях может привести к гибели. Но она просчитываемая, как и вся наша работа. У водителя автобуса тоже работа связана с риском, и если риски не просчитывать, то пассажиры погибнут. У нас так же, только технически сложнее.

Спасение утопающих

Я пока в школе учился, доплавался до мастера спорта, поэтому мне спасать на воде просто. Если человек плавать не умеет, он ни­кого не спасет. У нас были специальные курсы, приемы спасения на воде тренировали: как подплыть, как захватить, как транспортировать тонущего человека. Человек с первым или вторым взрослым разрядом по плаванию имеет все шансы отправиться вслед за то­нущим, если не владеет этими приемами.

У тонущего паника. Если он впадет в ступор, то утонет тихо, и никто об этом не узнает. Тонущие люди не кричат — они не могут из-за спазма голосовой щели. В моей практике такого не было, но известны случаи, когда купаются мама и папа, а рядом с ними ребенок плещется — башка над водой торчит. И вот спасатель бросается и вытаскивает ребенка ни с того ни с сего. Ребенок делает глубокий вдох: «Помогите». Определить тонущего можно только по характерным движениям и остекленевшим круглющим глазам. Человек в панике может долго барахтаться, но потом все равно утонет. Утонуть может и мастер спорта, если запаникует.

Набережная Яузы кривая и скользкая — каждый месяц несколько машин в воду падает. Регулярно нам приходится каждого десятого водителя из воды доставать. Остальные либо сами выплывают, либо тонут вместе с машиной, если, например, ударились головой и потеряли сознание. Как бы близко мы ни находились, пока кто-то увидит и позвонит, пройдет минуты две-три, а чаще пять. Сбор и выезд подразделения по тревоге — 40 секунд, спусковые столбы — это не дань традиции, это время, точно так же, как и штаны, надетые на сапоги, и специальным образом сложенная одежда. Как правило, заранее известно, кто в смене нырять будет: тот, кто лучше плавает. Он в машине уже на себя гидрокостюм надевает, пристегивает страховку, чтобы сразу в воду прыгнуть.

Странные случаи

Кольца с пальцев срезали, наручники с преступников снимали, когда у полицейских замки ломались. Это рутина, в 1% от общего числа вызовов укладывается. Некоторые застревают в унитазе — лезут колечко достать. Поплакали или посмеялись — и забыли. Однажды бабушку холодильником придавило. Оказывается, в Советском Союзе была модификация холодильников, которые вешались на стену. Стала бабушка в малогабаритной квартире открывать холодильник, он на нее и упал.

Дети — изобретательные люди: банки трехлитровые на головы надевают. Часто приезжаем, когда человек застрял головой в решетке, — решетку раздвигаем. Каждый выезд — это творчество.