Гумбальдские методы

“Как вы, однако, не вовремя, – вместо «здравствуйте» заявил мне невероятно крупный человек, руководитель еще более крупного агрохолдинга «Дмитровские овощи» Сергей Николаевич Филиппов. – У нас сейчас каждый час на вес золота. Садитесь скорее в машину».

И не успел я толком сесть, как фиолетовая директорская «Нива» рванула с места, расшвыривая колесами гравий.

Дело в том, что картофелеуборочные комбайны выходят в поле только на второй день после прекращения дождя. Я приехал как раз на этот второй день. Работа на агрофирме кипела.

– Мы тут объединили два хозяйства, «Бунякино» и «Фруктринг», – рассказывал Сергей Николаевич, пока «Нива» выписывала виражи по необозримой долине реки Яхромы, проносясь то мимо кочанов капусты, то мимо красной свекольной ботвы. – Получили десять тысяч гектар земель. Главное, все земли мелиорируемые. Производство овощей немыслимо без постоянного полива. У нас тут двойная система регулирования – насосные станции, которые могут накачивать воду в засушливый год и откачивать ее в дождливый. Видите, поля разделены канавами с водой? Из них мелиоративная установка засасывает воду. Собираем, – генеральный директор сделал паузу перед тем, как меня ошарашить, – сорок тысяч тонн овощей ежегодно!

К сожалению, я не сразу понял, что должен был выразить на лице восхищение. Да и еще испортил ситуацию вопросом.

– А картошка где? Меня картошка интересует.

– Картофель, – поправил директор, и приветливость спряталась в недрах его большого мягкого лица, как раз картофелину и напоминающего. Сочетание дородности с рыжевато-русым цветом волос делало Сергея Николаевича похожим на немца. Выяснилось, что его судьба складывалась не без влияния этого народа.

Отучившись три года в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, он уехал в Германию, где и окончил четырехлетний курс в Гумбальдском сельскохозяйственном университете. После чего, взяв за правило работать много и по самым современным методикам, вернулся в родное Бунякино, на почву которого и стал переносить немецкие знания.

«Нива» затормозила возле голого черного поля. Из-за продольных земляных валов, лежащих сплошь друг возле друга, поле напоминало полосу препятствий. Вдоль валов синий трактор тянул сложную металлическую конструкцию красного цвета.

– Картофелеуборочный комбайн, – ткнул Сергей Николаевич пальцем в механизм. – Собирает 120 тонн картофеля за световой рабочий день.

– Извините, а ботва у вас на картофеле не растет? – спросил я осторожно, чтобы снова не попасть впросак.

– Ботву сначала скосили, а потом обработали специальными препаратами, чтобы в ее остатках не развелись нежелательные микроорганизмы, – ответил директор. – Давайте-ка поближе подъедем.

«Нива» снова рванулась с места, промчалась четыреста метров по дороге, развернулась и прыгнула в кювет, в развезенную дождями пашню. Я надавил ногой на отсутствующий тормоз. Автомобиль же продолжил путь по пашне, взвывая мотором, скользя и подпрыгивая на ухабах.

– А что студенты, – обратился я к Сергею Николаевичу, – не помогают теперь картофель собирать?

– Собирают грибы в лесу, картофель – убирают. А студенты за тракторами ходят в хозяйствах, где дела плохи. А у нас все очень хорошо. Ну вот смотрите, уборка картофеля в первом приближении, – сообщил мне Филиппов и увлекся разговором по мобильному телефону.

Комбайн как раз полз мимо. Вертящимися стальными ножами он срезал два вала земли, то есть две аккуратных, вовремя окученных и освобожденных от ботвы гряды, и отправлял срезанное на транспортер. Сквозь стальные пруты транспортера земля ссыпалась обратно в поле, оставляя на линии только крупную и ровную, как яблоки, картошку. Клубни поднимались в верхнюю часть комбайна, минуя еще три транспортера, окончательно очищались от земли и падали в специальный короб. Возле транспортеров работали три женщины – выбрасывали прочь гнилые и надрезанные картофелины, если такие попадались. Еще одна работница шла за комбайном и если находила пропущенный клубень, то пристраивала его на следующую, пока не срезанную механизмом грядку.

Заметив, что картофелеуборочный комбайн импортный, я спросил закончившего телефонный разговор Филиппова:

– Технику покупаете бывшую в употреблении?

– Нет, – не без раздражения ответил он. – Мы покупаем новую импортную технику.

– Это же бешеные деньги?

– Мы их зарабатываем. К тому же не такие это бешеные деньги. Хороший двухрядный комбайн стоит около трех миллионов рублей. У нас таких машин уже семь. И смотрите, что получается – осень дождливая выдалась, у большинства хозяйств часть картофеля в полях сгниет, а нам достаточно четырнадцати сухих дней на всю уборочную кампанию, до 20 октября, чтобы без потерь собрать весь урожай – все 11 тысяч тонн с 420 гектар.

Я взял в горсть землю хозяйства-чемпиона (агрохолдинг «Дмитровские овощи» рекордсмен по производству овощей и картофеля по Московской области) и исследовал ее тактильно, визуально и обонятельно. На ощупь земля была рыхлой и очень легкой, на цвет черно-коричневой, а пахла, как любая земля в это время года, – осенью.

– Скажите, – снова спросил я Филиппова, – а над вкусовыми качествами картофеля работают ваши специалисты?

– Почему вы спрашиваете?

– Ну как, считается же, что картофель с дачного участка всегда будет вкуснее покупного. Или это миф?

Сергей Николаевич выдержал добротную мхатовскую паузу, а потом заговорил, четко отделяя слова друг от друга, как разговаривают с теми, кто не слишком хорошо понимает по-русски.

– Сорта картофеля, которые выращивают на дачных участках, в основном «Синеглазка» и «Фестивальный», уже лет двадцать как безнадежно устарели. Они не могут конкурировать с нашей продукцией ни по вкусовым качествам, ни по урожайности, ни по устойчивости к различным неблагоприятным факторам. Семенной материал для своего картофеля – только на уровне элиты и суперэлиты – мы закупаем в самой известной голландской фирме HZPC.

– Вы видите у меня постоянно телефон звонит, – добавил Сергей Николаевич после паузы. – Это все покупатели. Не хотят брать картофель, выращенный в других хозяйствах. Или на дачных участках.

Тут разговор наш прервался, потому что к комбайну причалил самосвал. Оранжевый новенький «КамАЗ» легко нырнул с дороги в кювет, пролетел по убранной части поля, развернулся, пустив задние колеса юзом, как на льду, и пришвартовался к комбайну. В недрах комбайна что-то заурчало, два стальных зеркальных поршня выдвинулись, опрокинув бункер с картофелем в кузов грузовика.

– Стой!!! Не видишь, падает! – заорал Сергей Николаевич, когда за борт самосвала упала дюжина клубней. – Смотреть за работой надо.

Филиппов подбежал к машине, подобрал упавшие клубни и присоединил их к основной части урожая. Для этого он высоко подбрасывал свое грузное тело, а картофелины кидал с вытянутой руки, на баскетбольный манер.

– Это же самый ценный, – запыхавшись, проговорил Сергей Николаевич, вернувшись к «Ниве». – Семенной картофель. Мы из одиннадцати тысяч тонн восемь с половиной отправляем на зимнюю закладку, чтобы продавать в течение зимы, и порядка двух с половиной пойдет на семена. Около тонны для себя и полторы – продать.

– А разница между ними есть?

– Павел, а вы раньше о сельском хозяйстве что-нибудь слышали? Если обычный картофель мы стараемся сажать на одном и том же поле с интервалом не менее двух лет, то для семенного картофеля нужно поле, на котором картофель не высаживали восемь лет. К тому же немного другие удобрения, немного другой уход.

– А поля под паром оставляете? – попробовал я проявить осведомленность в сельскохозяйственных тонкостях.

– Нет, почему же под паром? Морковь, свеклу, кабачки сажаем. У нас, кстати, основная культура не картофель, а капуста. Мы ее от четырнадцати до шестнадцати тысяч тонн в год собираем. Картофель на втором месте, а на третьем свекла. Кстати, садитесь в машину, я вам еще поля показать собирался.

«Нива» уверенно преодолела пашню и выскочила из кювета на асфальтированную дорогу. Тут у директора зазвонил телефон, и он заглушил двигатель. Это было оправданно, потому что по пустякам Сергею Николаевичу не звонили.

– Нет, под честное слово ты ему ни клубня не отпускай, – категорично отвечал директор в слишком маленькую для его обширной руки серебристую трубку. – Не настолько хорошо мы этих ребят знаемѕ Нам не важно, что они отправили, нам важно, что мы получили. На нашем счету их деньги есть? ...Вот когда будут деньги, тогда будет и картофель.

– Если не секрет, почем картофель продаете? – спросил я, когда машина уже неслась среди красных, синих и обыкновенных, бледно-зеленых кочанов капусты, смотревших на нас, как солдаты на командующего парадом.

– По достойным ценам, – уклончиво отвечал Филиппов. – Чтобы достойно зарабатывать, покупать достойную технику и содержать хозяйство на достойном уровне.

– Рублей по двадцать?

– Где вы такие цены видели?

– В «Перекрестке» голландский картофель по 30–50 руб. за кг продается.

– И что, покупают? – спросил Сергей Николаевич без надежды на отрицательный ответ. – А по какой причине?

– Потому что она мытая, сухая, вкусная, без болячек и запакована в целлофановые пакеты, – ответил я не без апломба, хотя сам, признаться, считаю покупку картошки по 50 рублей за килограмм непростительным расточительством.

– Странно, – пожал плечами Филиппов. – У меня она тоже мытая, сухая, вкусная, без болячек и по желанию заказчика может быть запакована в целлофановые пакеты.

Цену на свою картошку он мне так и не назвал.

А «Нива» продолжала рассекать овощные просторы Бунякина. Они были низкими и ровными, без малейшей зацепки для глаза. Только ближе к горизонту поля агрохолдинга упирались в возвышенности с деревьями и деревеньками.

Иногда директор останавливался рядом с каким-нибудь торчащим из земли пучком зелени – вершками не то моркови, не то другого какого овоща. Останавливался как бы из инспекционного интереса, но на самом деле хотел похвастаться сочностью зелени и правильностью роста этой ботвы. Из вежливости я каждый раз произносил глубокомысленное «угу-угу», и мы ехали дальше. Но вот затормозили возле престранной штуковины. На обыкновенный гусеничный трактор была уложена высоковольтная вышка или что-то очень похожее на нее. Конструкция была выкрашена в синий цвет и чудом держалась параллельно земле.

– Мелиоративная установка, – представил мне агрегат Филиппов, и мы двинулись в обратный путь.

Что мне продолжало казаться удивительным на полях агрохолдинга, так это отсутствие людей в разгар уборочной страды. Виднелись, конечно, кое-где группки по несколько человек, но привычного многолюдья, как в мои студенческие годы, не было. Я поделился наблюдениями с гидом.

– Я же вам говорил, – ответил мне Филиппов. – Основную работу выполняет техника, а люди только следят за ней.

– И сколько в вашем хозяйстве людей?

– Круглый год работает триста человек. Во время уборочной страды нужно шестьсот. Раньше нам солдат давали, но в этом году солдат нет, и мы испытываем некоторые трудности.

– А люди за свою работу держатся? – спросил я.

– Еще бы они не держались, – ответил Филиппов, уже подруливая к правлению «Дмитровских овощей». – Я их сначала учиться посылаю, потом на работу беру, да и денег плачу столько, сколько в Москве не каждый зарабатывает.

– Сколько?

– Хорошему механизатору плачу 700 долларов.

– А что должен уметь хороший механизатор?

– Все! – нервно закончил нашу беседу Сергей Николаевич. Впереди у него было невпроворот дел, да к тому же к вечеру уже снова обещали дождь. – Вынужден с вами попрощаться. Не вовремя вы приехали.

По дороге в Москву я еще десять километров ехал вдоль бунякинских полей и видел вдалеке картофелеуборочные комбайны и снующие между ними оранжевые самосвалы. Людей в полях не было. «Что же получается? – думал я. – Почти век государство гоняло своих школьников, студентов, солдат и научных сотрудников в раскисшие поля добывать себе пропитание. Одни покорно считали эту трудовую повинность частью образа жизни; другие находили в этом времяпрепровождении даже свои прелести: коллективные начала и винно-водочные ночи напролет. А оказалось, что никакой необходимости в этом не было. Выходит, рекордные урожаи можно запросто собирать без бессмысленной массовки. Точно так же, как в Голландии или Германии».