Иллюстрация: Иван Величко/дизайн-бюро «Щука»
На небесах перемены, и не к лучшему: там больше не поят вином бесплатно. Пока что речь о высоте, доступной простым смертным с билетом «Аэрофлота» экономического класса, но кто знает, что происходит выше, куда билетов не продают? Может быть, там тоже сокращается количество бесплатной амброзии. Потому что тенденция ныне везде такова.
В Америке вот даже и еда теперь в самолетах только за деньги. И что же это за еда? Вы отгадали: гамбургер, сэндвич, пицца и салат «Цезарь». Плюс шоколадные батончики, чипсы и идиотское желе в виде медведей. И это, надо сказать, меняет все куда более радикально, чем если бы стюардесса, допустим, вышла к вам в халате, тапочках и бигуди.
Археология воздушного сервиса показывает, что стандартное бесплатное авиаменю вышло из шикарного французского ресторана 1930-х примерно годов, хотя и брело после этого так долго и мучительно, что стало неузнаваемым. В орешках, сопровождающих апельсиновый сок (именно эти странные орешки позволяют понять, что имелся в виду аперитив), в сырке «Дружба», который подается на (или скорее выдается за) десерт, в красном вине, которое до недавнего времени считалось обязательным элементом трапезы, чувствуется желание сделать вам приятное на французский, а не на какой-либо иной манер. То есть предложить вам именно услугу, а не сухой паек: только в самое последнее время в европейских самолетах стали выдавать примитивное яблоко вместо фруктового салата.
Бесплатный авиасервис, как и торговля беспошлинными духами, основан на том, что авиапутешествие — довольно опасный и очень дорогостоящий спорт для немногих. Так, несомненно, было в 1930-е годы, но и до сих пор тайная инструкция (я читала) предписывает подавать пассажирам напитки и еду не одновременно, а в разное время. Плюс постоянно отвлекать их: то разносить газеты, то вручать наушники, то делиться с ними ценнейшей информацией о температуре за бортом. Однажды в самолете, глубокой ночью летевшем в Нью-Йорк, меня разбудили, чтобы подарить мне две крошечные пластмассовые баночки для соли и перца, слегка надколотые предыдущим владельцем. Цель всего этого бедлама в том, чтобы отвлечь пассажиров от панического страха высоты, который они, как предполагается, испытывают. И вручить им за это призы.
Именно опасность полета, как считалось раньше, делает авиапассажиров некими сверхчеловеками вне закона, которые находятся в особом состоянии полубезумия и выключенности из экономических реалий. Стюарды, конечно, не любят сильно пьяных пассажиров, но слишком трезвых они отчего-то не любят тоже. Одна радушная стюардесса в первом классе «Аэрофлота» искренне огорчалась, что я не хочу бесплатного шампанского, хотя дело было в пять утра и я была в компании довольно-таки маленького ребенка. Но она так хотела, чтобы я вместе с ней побывала в раю, где деньги не нужны.
Этот рай, конечно, должен быть оплачен очень дорогим билетом. Как и следовало ожидать, по мере удешевления билетов наступает протрезвление. На небе теперь такая же жизнь, как и на земле, все отбрасывают тень, и экономика не утрачивает силы.
Когда несколько лет назад пустили скоростной дневной поезд Москва-Петербург и я впервые на зимнем рассвете села в его просторный вагон с рядами кресел, мне вдруг открылась вся роскошь «Красной стрелы». Там был особый ночной мир, как у каких-то вампиров: красные ковровые дорожки, пухлые подушки, полотенца с претензией на махровость, настойчивый разнос коньяка с икрой или хотя бы пива с воблой, чай в подстаканниках и даже с металлической ложкой, высокогрудые проводницы в форме. В утреннем поезде сидели те же люди, что могли лежать там ночью, но выглядели они совершенно иначе. Лица их были бледны, понедельничны. Они были все в каких-то водолазках, они не пили ни водку, ни даже чай, а только захваченный из дому «Спрайт». Вареных кур не было совершенно. Никто не чистил яиц вкрутую. Они читали «Науку и жизнь», у них было мало багажа, но отчего-то казалось, что все они с лыжами. Казалось, что поезд пробудился от сталинского сна и вступил в очень утренний дух 60-х с их легким и демократическим отношением к туризму.
В детстве я все время думала о том моменте, когда полеты в космос станут столь обычным делом, что за них перестанут давать звезду героя. Как же обидно, думала я, будет тому космонавту, на котором эта раздача как раз закончится. Позже я несколько отвлеклась от этого вопроса, но теперь понимаю, что именно мы стали сейчас этими космонавтами. В немецком астрологическом учебнике 1950-х годов, который случайно попал мне в руки, «много путешествий» приравнивалось к огромному несчастью и перечислялось в том же ряду, что и потеря супруга или утрата имущества. Теперь это считается не то что даже большим счастьем, а просто обычным состоянием человеческого организма. В Америке, конечно, летают чаще, но, думается, скоро и у нас в самолетах будут подавать будничную еду. В России набор получится следующий: пельмени «Дарья», голубцы, яичница глазунья, гречка с луком и кефир.
