Гор Чахал

— Объясните, зачем вам понадобилось устраивать вернисаж современного искусства в церкви?

— А что делать?! Современное искусство деградирует уже многие годы, общество деградирует. Я считаю, что возвращение искусства к христианству даст ему якорь, основу для развития.

— А вместе с этим якорем и поддержку ­правительства? Вспоминается известная история o том, как Никита Хрущев художников-нoнкoнфoрмистoв в Манеже ­разгонял.

— Ну да, и у нас сейчас такая ж точно ситуация — у нас пока современное искусство не поддерживается ни государством, ни обществом.

— А зачем современному искусству такая поддержка?

— Оно во все века поддерживалось либо государством, либо частным капиталом. В нашей стране искусство практически не поддерживается ни тем ни другим. Потому оно не развивается. На то, чтобы изменить вкусы частного капитала, нужно очень много времени, не одно поколение, а изменить отношение государства к искусству гораздо проще.

— Хорошо, а зачем тогда вся эта история понадобилась церкви?

— Вообще, выставка эта вскрыла тот факт, что внутри самой церкви нет единства. Готовилась она более полугода и была согласована на всех уровнях церковной иерархии.

— Даже патриарх Кирилл одобрил?

— Да! Он официально разрешил провести эту выставку — у отца Максима Козлова, настоятеля храма, есть соответствующая бумага. Но все равно были священники, резко выступавшие против нашей затеи.

— С духовенством все и так было ясно. А кому еще вы не угодили?

— Здесь два момента, насколько я понял. Первый — это противники современного искусства как явления в принципе. Вся структура Московского союза художников, коммунисты — они ведь тоже сейчас вошли в церковь, все теперь верующие и отстаивают честь церкви. Наступила, видимо, новая реальность. Раньше у них ведь не было своих убеждений, а просто реальность требовала от них гнобить ­церковь — а сейчас новая власть, и она церковь вроде как поддерживает, ну и им, само собой, надо поддержать. И посколь­ку они всегда претендовали на роль выразителей духовности, сейчас они почувствовали опасность: если сов­ременное искусство будет принято церковью, то у них исчезнут их стандартные козыри. Ну и второй лагерь наших противников — организации типа «Народного собора», которые ведут эти все судебные преследования скандальных выставок типа «Запретного искусства». Что каса­ется духовенства, многие священники выступали не против выставки, они выступали против новой политики церкви в области открытости миру и прочих выходов за рамки ее деятельности.

— Мне ваши слова напомнили комедию Кевина Смита «Догма» — там папа римский запустил рекламную кампанию католической церкви со слоганом «Католичество — это круто!». Зачем православной церкви такой ребрендинг?

— Я смотрю, у вас сформировались какие-то штампы в отношении современного искусства. С церковью дело обстоит таким образом: до XVIII века церковь всегда ак­тивно использовала современное искусство в своих целях. Готическая и барочная архитектура, к примеру, была новейшим достижением своего времени. В иконописи всегда активно использовались все лучшие художники современности. И только с окончательным установлением господства эпохи Просвещения, где-то в конце XVIII — начале XIX века, пути искусства и церкви стали расходиться. А в конце XIX века, наоборот, стали сходиться: например, русскому авангардисту Кузьме Петрову-Вoдкину церковь заказала сделать роспись православного храма в городе Бари, Марфо-Мариинская обитель была построена по проекту Щусева и расписана Нестеровым и Кориным. Большевистская революция опрокинула эту связь, и практически весь XX век прошел под знаком богоборчества, а сейчас уже, слава богу, это время минуло — и естественным образом для церкви встает задача не столько физического выживания, сколько развития. Именно потому современное искусство может быть ей полезно.

— Каким образом?

— С современным миром церковь может разговаривать только на современном языке.

— Но ясно ведь, что затея вроде вашей выставки вызовет скандал?

— Боязнь сделать шаг кому-то навстречу из-за опасения, что это будет воспринято кем-то неправильно, несвойственна ни Христу, ни его церкви. В том зале, в котором у нас проходила выставка, регулярно проходят выставки православных художников, поэтические вечера, концерты духовной музыки, фестивали — ничего радикального мы туда не привнесли.

— Интересно, еще лет пять назад вся наша творческая интеллигенция не упускала ­случая пройтись на тему «попов», если на территории храма Христа Спасителя ­проходил какой-нибудь фестиваль или концерт, а теперь те же самые люди устраивают вернисаж в церкви.

— Ну, люди, которые делали эту выставку, они и пять, и десять лет назад ничего против концертной деятельности церкви не имели, если эти концерты были достойные. Но что интересно: если еще пять лет назад светские СМИ комментировали каждую акцию церкви с сарказмом и издевкой, то нашу выставку все наши газеты встретили очень тепло и заинтересованно. Отсюда я делаю вывод: общество изменилось и созрело для контакта и диалога с церковью.

— Церковь входит в моду?

— Ну да, или скорее в жизнь.