Голоса нации
Фотографии: Сергея Леонтьева
— А правду говорят, что мультфильм «Monkey Dust» вы озвучили потому, что это возможность выразить свои мысли без цензуры?
— Даже и не знаю, что сказать.
— Скажите что-нибудь.
— Канал «2х2» вольный, и мультфильмы эти вольные; они очень точно, жестко, звонко и задорно передают сегодняшнее ощущение. Такие отвязные истории для кидалтов.
— Простите, для кидал?
— Для взрослых детей, для тех, кто увлечен анимацией.
— О, kidults! Знаю-знаю!
— Да, я все русифицирую. В том числе и «Monkey Dust», который по моему предложению назвали «38 обезьян». Это название хоть отсылает к анимации, к удаву, слону — в общем, к известным ценностям. Нельзя ведь было оставить название «Манки даст» — манка, гречка… Даст в морду кто-то. Название «38 обезьян» намекает на дробность: каждая серия состоит из десяти-двенадцати новелл, и каждый из героев постоянно проживает свой день сурка. Разведенный папаша встречается с сыном и каждый раз кончает жизнь самоубийством, клерк Клайв опять возвращается домой за полночь и рассказывает жене сюжет считалки или песенки, чтобы объяснить, где он был… Это инвентаризация знакомых, ну или малознакомых типов мегаполисной жизни, которая мне показалась интересной. Бог с ним, все смирились с тем, что по телевизору невозможно узнать настоящие новости. Но в телевизоре вообще нет современности!
— «2х2» пришел к вам? Вы пришли к «2х2»?
— Обоюдно. Мы разговаривали с Рафаэлем Акоповым, главой «Проф-Медиа», о запуске канала «2х2» и о том типе аудитории, которая предположительно всю эту продукцию будет смотреть. И я сказал ему — и Наталье Вашко, первому гендиру канала, — что, дескать, интересно было бы озвучить какой-нибудь ваш мультфильм, имейте меня в виду. Я люблю озвучание. Я провел в студиях звукозаписи недели, если суммарно сложить часы и дни всех моих смен, но никогда не читал чужой текст. Все время свой. Но в любом случае требуется интонирование, требуется подать голосом кавычки. И эта задача — заставить зрителя прислушаться к твоим фразам — мне всегда нравилась. Очень затратный труд: всю иронию, все жесты, ужимки и прыжки нужно вбухать в один голос. И все. Право слово, рубашка липнет к спине.
— А темп? На НТВ сейчас очень любят скорость. Как бы ты ни говорил, они все время требуют «быстрее-быстрее-быстрее».
— Мне не кажется, что темп на сегодняшнем телевидении высокий. Дело ведь не в том, как говорят, а в насыщенности информации. Сегодняшний эфир разжижен по картинке, по сути. А «38 обезьян» при всей лапидарности изобразительных средств (скуповато вроде бы нарисовано) очень изобретательны в деталях. А как поданы нейлоновая рубашка и кримпленовый костюм Ивана Добски, серийного убийцы, — он же 27 лет сидел.
(Парфенов вдруг начинает говорить тоненьким голосом.) «Я, Иван Добски, убийца из рефрижератора, вы ведь наверняка про меня слышали!» (Переключаясь на нормальный тембр.) А как трогательно умирает улитка! Помните? Ведь гениальная же сцена: улитка, которая дохнет на глазах, пока человек слушает автоответчик — план длиною в три секунды! (Парфенов стремительно переходит на замедленный гнусавый голос.) «Если вы хотите заказать четыре билета, нажмите «звездочку». Если три билета — нажмите «решетку». Если один билет…» — (Парфенов без перехода кричит.) «Я хочу заказать два билета!!!»
— Вы всех что ли персонажей озвучивали?
— Всех мужских и большинство детей. Представлял, как Клайв каждый вечер приходит домой, снимает ботинки, надевает тапочки. На столе — неизменные сосиски с пюре, за столом — жена. (Парфенов начинает говорить обреченным голосом.) «Клайв, ты ушел за сигаретами утром в субботу, а сейчас вечер воскресенья. Где ты был, Клайв?» — (Испуганным тенором.) «Я шел по улице и встретил компанию людей, они были добры ко мне и пригласили во двор со стеклянной крышей, и там розовое шампанское стояло в серебряных ведерках со льдом… Все так и было, дорогая». — «Клайв, ты рассказываешь песню группы Eagles «Hotel California».
— Так и до раздвоения личности дожить недолго.
— Мне и в «Российской империи» приходилось то бубнить одним голосом, то кричать совершенно другим.
— Какой из героев «38 обезьян» стал самым любимым?
— Запомнились те, кто повторялся чаще всего: Клайв, Иван Добски… Хорош и телекомментатор: «С вами вновь реалитишоу «Люди на унитазе»! Мы вечером подсыпали Джейн чернослива, то-то она ночью зажжет!»
— Это как-то пугает. Сейчас вы говорите точь-в-точь как Глеб Пьяных.
— А в «38 обезьянах» вообще много отсылок к телевизору. Но уж скорее «Люди на унитазе» — пародия на ТНТ. Хотя вы телевизор вряд ли смотрите.
— Нет. Но я думала, что это привет программе «Максимум».
— Жесткач всюду одинаков: «А! У! Все говно за неделю!» Между прочим, этот судорожный стиль анонсов пошел от «Намедни»: я начитывал наш анонс в половине пятого утра в воскресенье, на последнем дыхании, и интонационно это было каким-то взнуздыванием усталой лошади, которая считает, что может скакать дальше, но движется одними рывками. И в результате в эфир выходил истеричный вопль как призыв немедля мчаться к экрану, а иначе люди пропустят что-то новое, важное, и их мир обеднеет… Однажды я получил письмо, которое заставило меня устыдиться. Там была фраза: «Вы и впрямь считаете, что содержимое ваших передач настолько важно?»
— «38 обезьян» — очень лондонская история, в смысле — вроде не совсем наша.
— «Секс в большом городе» подразумевает Нью-Йорк, хотя в Москве эту историю смотрели с удовольствием. А в этом мультфильме полно реалий мегаполиса, которые знакомы любому активно живущему москвичу. Эфирный успех — вещь непредсказуемая, да еще на нишевом канале. У меня не осталось ни одного знакомого, который бы смотрел телевизор. Я и сам его не смотрю, поскольку не жду от него ничего нового, и поэтому предположить реакцию зрителя не могу. Неоспоримо только, что зрители, смотрящие «2х2», не любят федеральные каналы. Они не находят на них нужных витаминов. Это как выход журнала «Иностранная литература» одновременно с изданием «Роман-газеты»; в советское время казалось, что эти две реальности не могут существовать одновременно: либо одно надо закрыть, либо другое. Как, скажите на милость, Апдайк может публиковаться одновременно с Михаилом Алексеевым? «Кролик, беги» печатается одновременно с «Повестью о моих друзьях-непоседах»! И вот «2х2» — это веселый, разбитной телепродукт. А «38 обезьян» — отличная, не побоюсь этого слова, журналистика. Хотя, может, зрители отнесутся к мультфильму так же, как на Урале относятся к Москве.
— А как?
— Там в Москву не верят. Для них это такая же утопия, как вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?».
В русской версии британского мультсериала «38 обезьян» более 30 персонажей говорят голосом Леонида Парфенова, в том числе серийный убийца Иван Добски
— При всей дурашливости «38 обезьян» — удивительно социальный продукт. Там полно фельетонов и про коррумпированных чиновников, и про полицию…
— Да-да-да! И есть чудесная, невиданная мною прежде история про то, как масскульт затягивает в свою воронку каждого, будь он хоть трижды одержимый революционер. Сюжет про исламистов-шахидов: им нужно взорвать себя вместе с проклятым Лондоном и устроить Великобританскую джамахерию, но это невозможно, поскольку в субботу голосование на «Фабрике звезд» и нужно непременно послать эсэмэску за ту блондинку, а в среду «Ноттингем» играет с «Манчестером», а потом — переигровка из-за ничьей и так далее… И для священного джихада, для исполнения воли Аллаха совершенно не находится времени…
— А вы таким образом подставиться не боитесь? Ведь начнут вас обвинять в пособничестве терроризму, в глумлении над религиозными идеалами…
— Нет. Я посмотрел продукт, он мне понравился. Он жесткий, определенно телевизионный, чего я должен бояться? Какое мне дело до того, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна» или настоятель соседнего Сретенского монастыря?
— Он ваш знакомый?
— Нет. Да. По телефону один раз говорил. Я просил об интервью для «Намедни» — он отказал. Неважно!
— Обратная сторона медали: в «38 обезьянах» есть серийные убийцы и персонаж-педофил, тоже озвученные вами. Вас не смущает, что люди скажут: «Фу, Парфенов раньше был голосом нации, а теперь стал голосом понятно чего…»
— Про голос нации вы с чего взяли? Это для канала известный риск, но это их выбор. У «2х2» одна желтая карточка есть, вторая означает закрытие. Третьего не дано.
— И поэтому канал называется «2х2»…
— А между ними — крестик. Даже не крестик, а буква «хер». Думаю, педофила они все-таки оставят. Вы ж не видели его историю до конца. Там еще есть борец за нравственность: «Властью, данной мне СМС-голосованием на Sky News, объявляю тебя педофилом!» Я надеюсь, что оставят эпизод под названием «Голливуд Пикчерз» представляет: «Дневник Анны Франк». Начало эпизода: «Берлин. Англия. Вся Европа охвачена фашистской нечистью, и лишь на одном из чердаков Амстердама группа евреев продолжает веселиться!» Ну да, жесткач. Про арабских террористов можно, а про американскую кинопродукцию, посвященную холокосту, нельзя?! Но розовое пальто в «Списке Шиндлера» — жуткий китч. По мне, скорее это — глумление над жертвами гетто. И я готов полемизировать на эту тему до бесконечности.
— А если двинуться в сторону нулевых? Вам не кажется, что зрители в истории с ленивыми полицейскими, отпускающими убийцу пятилетней девочки, усмотрят такую аллюзию к делу Полины Мальковой?
— Содержание фильма — коллекция филий и фобий большого города. Как Лондона, так и Москвы: и черные понаехали, и детей из дома не выпустишь, и цены растут… В таких страхах живет рядовой человек любой столицы, так что аналогии неизбежны.
— А у вас какие фобии?
— Если бы они явно были, я бы побоялся этот сериал озвучивать. Мне бы показалось, что я что-то да накликиваю. Но я не задумывался на эту тему.
— А этот юмор «38 обезьян» наша публика, думаете, поймет?
— Я сейчас делаю фильм к двухсотлетию Гоголя для Первого канала и вчера как раз перечитывал, как его Аксаков убеждал, что юмористических тем в России нет. А Гоголь холодно ответил, что, мол, вся жизнь смешная. И написал «Ревизора». Есть проблема: у нас публика поржать любит, а чувства юмора у нее нет. Аудитории нужны нарочито построенные гэги: вот сейчас в кафе взял и шандарахнул в официанта тарелкой. А комедийности неподстроенной, существующей в обычной жизни, большинство не понимает. Ведь если уметь смотреть, то гомерически смешно, как живут домохозяйки, разведенные мужья, председатели совета директоров, продавцы полония…
— В техническом смысле это ваше долгожданное возвращение в эфир?
— Ну почему? Я все время снимаю какие-то фильмы. Понимаете, теперь никто ничего не смотрит: я делаю один документальный фильм в год. Сейчас вернулся и снова поеду…
Леонид Парфенов держит в руках 4 бутылки красного вина — реквизит фильма о Николае Гоголе
— На Урал? К писателю Иванову?
— Да. Мы с ним делаем четырехсерийный проект про уральскую матрицу: такой уральский «Код да Винчи» про край русской земли, который стал ее серединой — между Европой и Азией, и на стыке стали твориться удивительные вещи: сказы про Серебряное копытце, а это ведь камлания на серебряных блюдах, которые были у древних булгар. Или история Хозяйки Медной горы, которая — язычество, бытовавшее у финно-угорских племен. Я сам из таких краев.
— И вам, естественно, нравятся книги Иванова?
— Мне очень понравился «Географ глобус пропил» и местами «Блуда и МУДО».
— Вот только во второй книге какое-то пугающее количество потной эротики.
— А это тамошняя жизнь. Иванов честно с ней поступил: показал все как есть. Этот герой его, Моржов…
— И фамилия у него какая-то неприглядная… хрен моржовый.
— Да. Ну вот и поехал Моржов за сексом к Зинке или Люське на Пленум. А Пленум — это микрорайон, названный в честь партийного сборища. И люди до сих пор живут там, и еще на Росрентгене, и на Радиозаводе… Я понимаю, хорошо жить на Сретенке; вальяжно объяснять, что дом мой найти просто: надо по Селиверстову пройти, затем по Колокольникову… Хорошо жить в Сохо, кто ж спорит. Только мало у кого получается, даже у героев «38 обезьян».
— Но ведь там есть пара яппи, которые как раз прописаны в центре Лондона.
— Вы видели серию, где они едят голову нелегального иммигранта-албанца? А представляете, если бы он был украинцем? Вы можете себе представить кого-нибудь, кто может в России снять мультфильм, где едят голову таджика?! У нас в интернете разместят реальную «казнь дага и таджика», но на телеэкране ничего такого и представить нельзя. Где освоение этой жизни, где?
— А как вы, кстати, относитесь к интернет-телевидению?
— Это только технический способ. Как можно относиться к тому, чего нет? Где производители этого продукта, где эти телевизионные гении? Качественного телепродукта не хватает на три федеральных канала!
— Вам тем более должно быть лестно, что вас до сих пор считают идеалом тележурналиста.
— Я не думаю, что был каким-то уж чрезвычайно стильным. Скорее все остальное было бесстильно. Я до сих пор натыкаюсь — репортер идет в кадре, «слизав» мою манеру. Но я-то знал, зачем ходил! А он, бедняга, не знает. Он не туда пошел и ни за чем не пришел…
— А нет желания самому, знаете, походить все в том же кадре?
— Я восемнадцать лет проработал в «Останкино», и во мне сильна привычка визуализировать новостную картинку. Даже когда слышу, что сократилось число оценщиков земли в Сочи, то начинаю думать, как бы это показать. Но я всегда понимал, что одного моего желания мало: телевидение — штука дорогая, и хоть у меня все складывалось вроде благополучно, я не всегда мог делать, что хотелось. Глядя на сегодняшнее телевидение, я в нем себе места не вижу. Я испытываю сожаление по поводу судьбы всей профессии, но конкретного желания где-то быть у меня нет. Тележурналистики в том виде, в котором я ею занимался, просто нет.
— Теперь, насколько я понимаю, уйдя из «Русского Newsweek», вы ведете жизнь вольного художника.
— Да. Я и так могу, и сяк. Могу копать, могу закапывать…
— Можете по Сретенке гулять, можете к уральским пацанам ездить…
— Для которых Москва — такое место, которое показывают по телевизору. Там Максим Галкин живет, Путин, Медведев и Ксения Собчак. Там все по тысячам у.е. считают, там туса и гламур… Я по косвенным признакам, по их вопросам это чувствую. Раньше так же было в Москве: словишь тачку, едешь, собираешься вылезать, и тут водитель к тебе нагибается, непременно таким манером за руку хватает и спрашивает: «Слушай, как ты думаешь, а у Пугачихи с Киркоровым серьезно это дело?» То есть он всю дорогу самый важный вопрос обдумывал. А чего? Они ведь все, которые из телевизора, на одной улице живут. Они-то и знают, как оно теперь у Пугачихи с Галкиным — серьезно али как.
