Гиляй отсюда

Иллюстрация: Александр Можаев

Все говорят: диггеры, диггеры… От всех я слышал про них, а сам ни разу не видел. Но вот представилась личная возможность убедиться, сколь многочисленна и изощренна в средствах эта тайная общественная организация. Я примкнул к группе любителей «норного» краеведения, собиравшихся на вечернюю прогулку по берегам Неглинной. Речка эта с 1817 года течет под землей, так что доступ к ней затруднен. Впрочем, только отчасти.

У метро «Цветной бульвар» я встретился с пламенным диггером Алексеем (просто Леха). Кроме нас тургруппу составляли еще трое энтузиастов и один диггер из Кенигсберга, прибывший по обмену опытом. Купив в дорогу спиртное, мы отправились на поиски заветного канализационного люка. Он располагался в немноголюдном скверике неподалеку. Едва мы подошли, с соседней скамейки поднялся незнакомец в желтом: «Люк засвеченный, за ним менты следят, на той неделе облава была. Здесь не падайте». Мы сказали таинственному благодетелю спасибо и пошли падать в другое место. Оно оказалось старинным люком с надписью «Московская городская управа», расположенным почти на проезжей части улицы, под фонарем, в ста метрах от постового. «Ничего, — сказал Алексей, — главное — внезапность». Под прикрытием кустов все переоделись в химзащиту — резиновые сапоги до подмышек. Дальше — как у Гиляровского, сто лет назад спускавшегося в Неглинку почти здесь же: «Подняли близ Самотеки железную решетку спускного колодца… Никто не обратил внимания на нашу операцию — сделано было все очень скоро». Лишь проходящая мимо дама с собачкой спокойно спросила: «Ребят, не страшно?» Видать, привыкла.

Под землей было мокро и шумно. Мы погрузились у перекрестка нескольких коллекторов, главный из которых и был Неглинкой — широкая кирпичная труба, пол которой местами также кирпичный, а местами из каменных плит. Как мне объяснили, первые участки относятся к началу XX века, вторые — XIX. Здесь в свое время и гулял дядя Гиляй. Он описал Неглинку как чудовищную клоаку, чуть не до половины заваленную всякой дрянью и дохлятиной. Однако сейчас здесь почти не воняет, потому что в реку более не сбрасывают нечистоты — за исключением тех, что приносит вода из уличных ливнестоков. По бокам расположены их круглые отверстия, из некоторых свисают длинные, похожие на щупальца корни деревьев. Идти по колено в воде довольно трудно, и меня терзает страх поскользнуться и осесть в эту муть с головой. В одном из ответвлений коллектора находим лоток — некий археолог просеивал окаменевшие наросты многолетнего мусора на полу. «Тут рыть неинтересно, — говорит Алексей, — а вот в речку Пресню под зоопарком в реформу 1961 года целый грузовик старой мелочи зачем-то вывалили, хоть ведрами выноси».

Переходим водопад и сворачиваем к песчаному пляжу, где нас ждет ритуальный краеведческий пикник. Пляж почти настоящий — вдоль одной из стен коллектора тянется высокая гряда из песка и грязи. И погода курортная — внизу заметно теплее, чем на улице. Пока мы предаемся возлияниям, за углом появляется свет фонарей. Однако чужие здесь не ходят — нас догоняет группа встреченного в сквере доброжелателя. Алексей гордо заявляет, что мы идем выгружаться на Васильевский спуск. Группа в желтых купальниках вежливо предлагает мне поберечь задницу и вернуться с ними к Самотеке, но я не могу отказаться от такой интриги. А вот гость из Кенигсберга, хоть и намотал на голову героическую бандану с черепами, диггер оказался липовый: не пил, всю дорогу смотрел на часы и стенал про то, что зря полезли, пора валить отсюда, а то добром не кончится.

Дальше мы долго шли по прямому туннелю. Расстояния здесь воспринимаются совсем иначе: путь, пройденный верхом за десять минут, под землей может растянуться до часа, а показаться еще дольше. Вообще, все происходящее здорово похоже на сон. На Васильевский мы решили все же не ходить, а вылезти на тихой в ночную пору Никольской. «Это здесь», — уверенно сказал Леха, показывая на дыру в потолке. Кое-как забравшись в нее, мы оказались в вонючей трубе диаметром чуть больше полуметра, на треть залитой черной стоячей водой. Проползли по ней на четвереньках метров семь и выбрались в колодец, ведущий к люку. Сверху прошумела машина. «На проезжую выходить нельзя, — сказал мудрый спутник Кирилл, — надо искать другую нору». Но всех, видимо, так страшила мысль о возвращении в тухлую трубу, что большинство проголосовало за «попробовать». Прислушались — тихо. Но едва Алексей отодвинул в сторону чугунную крышку, по ней двумя колесами проехало такси,и крышка с грохотом сломалась пополам. Стоило бы рвануть вниз, но мы тупо вылезли — и не на укромную Никольскую, а на ярко освещенную правительственную трассу Ильинку, почти к дверям отделения милиции. В нашу сторону двигались недобрые люди в штатском. Вконец растерянная группа зачем-то ломанулась врассыпную, неуклюже переваливаясь в резиновых бахилах, забыв, что и бежать-то здесь некуда. Секунд через пять нас догнали.

— Лицом к стене! Кто такие?

— Мы диггеры…

— Мы пидоры?!! А-а-а!!!

Короче, настучали по морде, свели в околоток. И долго потом объясняли, что бы нам было, если бы в люк провалился кортеж президента, и почему спички детям не игрушка. Особенно запомнилась фраза: «Вы не диггеры, вы дегенераты». Боюсь, есть в этом известная доля истины.