Атлас
Войти  

Также по теме

Герои асфальта

Алексей Мунипов — о лайфстайле, Аристотеле, политике и проблеме выбора

  • 4846
TASS_3199171.jpg
Фоторепортажи с премьеры «Бориса Годунова» в Мариинке мгновенно разнеслись по соцсетям — потому что сценография там выглядит примерно вот так
Фотография ИТАР-ТАСС

Аристотель в «Политике» и «Никомаховой этике» описывает мир идеальных людей — стремящихся к добродетели, во всем придерживающихся золотой середины; мир умеренности и аккурат­ности. Высшую добродетель Аристотель видел в пассивном созерцании — оно предпочтительней, чем политика или любая другая практическая деятельность. Добродетельный человек не должен ни слишком радоваться удачам, ни чересчур страдать от неудач. Его нелегко удивить, поскольку ничто не кажется ему великим. Он должен быть ни горяч, ни холоден — как остывающая манная каша.  В русском языке аристотелевская этика сводится к фразе «сидеть на попе ровно».

Бертран Расселл говорит о ней как о фи­лософии уставших, степенных людей, обеспеченных граждан с неразвитыми страстями. «Она обращена к почтенным людям средних лет и использовалась ими, чтобы сдерживать порывы и энтузиазм молодежи», — пишет он. В истории случаются периоды, когда каждый хочет по­быть уставшим и степенным, подальше от политики и от дурацкого подросткового желания раскачать лодку. Мы прожили в этом мире без малого десять лет, и удивительно, насколько он оказался похож на идеальный мир Аристотеля — в худшей его части. Аристотель не верил в справедливость для всех, не считал, что все люди равны, одобрительно относился к рабскому труду, полагал необходимой проправительственную молодежную политику, игнорировал благотворительность и со­ветовал всякому приличному тирану за­претить любые сборища и образование, способное вызвать оппозиционные чувства. Кроме того, он считал, что ремес­ленники и вообще любые люди, живущие собственным трудом, не должны иметь никаких гражданских прав — в отличие от тех, кто живет на ренту. Именно так средний московский чиновник смотрит на бизнес­мена — никаких прав у него нет и быть не может, это просто подножный корм, лед под ногами УБЭПа. И к рабскому труду москвичи тоже привыкли — бесправные таджики ни у кого не вызывают сочувствия, скорее уж раздражение — почему они не могут быть невидимыми?

Но всегда приходит момент, когда сидеть на попе ровно становится очень неудобно. 
 
Еще недавно избежать политики было сравнительно несложно. Сегодня, чтобы быть спокойным, упрямым и безразличным к тому, что творится за окном, нужно просто-таки вертеться ужом — потому что политика внезапно оказалась везде. В журнале о моде и журнале о развлечениях, на оперной сцене, даже в тюбике с зубной пастой. И чтобы политика, со всеми ее неприятностями, стала ближе, чем кажется, больше не нужно быть гражданским активистом. Достаточно сделать шаг с тротуара. Достаточно сесть за столик на летней веранде в неудачный день. Достаточно расшарить чей-то злой перепост. Составить компанию приятелям. Влюбиться в оппозиционера. Нацепить кусок белой оберточной ленты. Держать дома бутылку с обычным растворителем. И так далее. В новом номере БГ есть история тринадцати человек, которым светят серьезные сроки за участие в ми­тинге на Болотной. Все они сидят в СИЗО, и среди них есть, например, бывший морпех, мечтавший о службе в ФСО, который просто увязался на Болотную с подружками. Там есть и человек, которого на Болотной в тот день вообще не было. Что говорить — даже работа визажистом у Ксении Собчак теперь дело очень нервное.

А еще можно обнаружить, что ваша дочка сорвалась с одноклассниками на очередной оккупай, читать стихи и ночевать в спальном мешке, а теперь к ней не пускают адвокатов. И вы, конечно, сами ви­новаты, потому что давно надо было ей все объяснить попонятней, — но сдерживать порывы и энтузиазм молодежи всегда так сложно и так противно.

В это время этика поневоле становит­ся важнее эстетики, прямое высказывание — иронии. Недавно я был на премьере спектакля «Выбор героя» — сатирического фельетона про молодого режиссера, который взял деньги у государства на свое кино, не захотел мириться с цензурой и фильм сжег, а теперь его судят. Спектакль настолько же хорош в смысле те­атральных высот, насколько хорош как литература роман Айн Рэнд «Источник», по которому он поставлен, — то есть не слишком. Но публике было наплевать: что говорят, им явно было важнее, чем как, а злободневность — важнее художественных достоинств.

Видимо, так будет и дальше, потому что есть инфоповоды, про которые не сочинить смешной шутки. На назначе­ние (кажется, все-таки несостоявшееся) молодого фашиста начальником то ли молодежной, то ли межнациональной политики естественней всего реагировать не изящной игрой ума, а коротким «да вы ох…ли!». И то, что в издательском мире называется уродливым словом «лайфстайл» и раньше относилось преимущественно к сфере потребления, досуга и отдыха, теперь с неизбежностью включает в себя новости «ОВД-Инфо», разговоры про коррупцию, благотворительность, борьбу с застройкой и другие неудобные темы — просто потому, что изменился этот самый стиль жизни, повестка дня, просто мир вокруг. 

И справиться с этим ни один философ не в состоянии
 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter