Страх и грязь Средневековья

«Трудно быть богом» — черно-белый фильм с красивым светом, снегом и обилием липкой грязи. Средневековье кажется полуживотным, человеческим Мордором, люди — грубыми, простыми и искренними, очень далекими от образов «Властелина колец» или «Игр престолов». В Средневековье Германа — беззубые улыбки, чумазые и потные лица, блестящие глаза, в которых любопытство, недоверие и страх. Главный герой — Румата (Леонид Ярмольник) — по местной легенде, внебрачный сын бога, а на самом деле экспериментальный историк, который изучает Средневековье планеты Арканар, не имея права вмешиваться в ход истории. Румата отличается от других жителей города чистотой (он постоянно умывается в фильме), игрой на несуществующем духовом инструменте, джазовые мелодии которого раздражают рабов и заставляют тряпочками затыкать уши.

Атмосфера средневекового города — зловонное удушье. По колено в грязи горожане идут то ли в одеждах, то ли лохмотьях. Благородные доны отличаются только доспехами и мечами, а отнюдь не благородством; безликие монахи, виселицы на площадях. Штурмовики убивают «умников» и «книгочеев». В мире Арканара нет красоты и гармонии, есть только грязь, страх и нищета. Главный герой пытается улучшить мир «мягкой силой», которая, кажется, не действует.

«Трудно быть богом» Германа и Стругацких — два параллельных произведения, их объединяет только место действия, фабула («тщательно затоптанный сюжет», по выражению сценариста фильма Светланы Кармалиты) и закадровый текст, в котором угадывается первоисточник. Из-за не очень четкого звука большинство реплик расслышать вообще не удается, поэтому после трех часов в воспоминаниях остаются только фразы-гвозди вроде «Если правят серые, то рано или поздно им на смену приходят черные», «Господи, если ты есть, преврати нас в пыль или оставь нас в своем гниении», «Уничтожать — только это вы и умеете». Этот фильм не под настроение, он сам создает настроение зрителя — сосредоточенное, тихое, мрачное. «Трудно быть богом» напоминает по воздействию роман «Улисс» Джойса — заведомый шедевр, который трудно, иногда скучно и невозможно читать, от которого местами невозможно оторваться, над которым потом еще очень долго размышляешь.

Чтобы получить цельную картинку, фильм нужно посмотреть два или три раза, потому что охватить весь кадр глаз не успевает: ускользают реплики, детали и смысл. Очень трудно и тяжело смотреть фильм, где ничего не разжевывается, где опускаются детали. «Трудно быть богом» стилистически похож на документальное кино: черно-белый кадр, подвижная камера, случайные реплики и персонажи, отсутствие пояснений и упрощений. Как и в обычной жизни, в фильме мы видим только фрагменты картинки и редко понимаем до конца, что происходит. Герман оставляет огромное пространство между зрителем и самим фильмом — впечатление целиком зависит от того, кто смотрит.

В моем случае почти все мысли крутились вокруг вопросов, можно ли любить грубого и грязного человека, который по развитию отстает от человечества на 800 лет, «даже если он не ведает, что творит»? Или любить можно только равного себе? Идут ли люди к всеобщему счастью, торжеству добра и справедливости, или это всего лишь негарантированная случайность, для реализации которой должно сойтись все, и лишь одной случайности достаточно для того, чтобы государство, в котором процветали науки и искусства, погрязло в хаосе? Утопична ли идея социального прогресса и светлого будущего? Что будут думать о нас наши потомки: будут ли нас осуждать?

У Стругацких есть внутренний монолог Руматы, когда он вспоминает Землю и думает об идеалах гуманизма: «Оказывается, что колодцы гуманизма в наших
 душах, казавшиеся на земле бездонными, иссякают с пугающей быстротой.
 Святой Мика, мы же были настоящими гуманистами там, на Земле, гуманизм был
 скелетом нашей натуры, в преклонении перед Человеком, в нашей любви к 
Человеку мы докатывались до антропоцентризма, а здесь вдруг с ужасом ловим
 себя на мысли, что любили не Человека, а только коммунара, землянина, 
равного нам». В фильме же все герои настолько грязные и отвратительные, что не вызывают симпатии. Но Румате их жалко. В агрессивном мире Арканара он практически единственный, кто не применяет насилие. Вместо этого он тайно спасает «умников», которых истребляют серые штурмовики. А еще пытается понять, что нужно людям для счастья: «Что бы вы попросили у бога, если бы его встретили?» Все ответы приводят Румату к тому, что, даже если он даст людям то, чего они хотят, рано или поздно они все равно вернутся к своему скотскому состоянию — рабы, насилие и грязь; что земной гуманизм среди этих грязных людей невозможен. Пределом терпения и терпимости Руматы становится смерть его возлюбленной, и главный герой начинает мстить и убивать, моля бога остановить его.

В отличие от Стругацких у Германа про Землю и ее устройство нет ни слова — нет идеала для сравнения, нет и гарантии социального прогресса. Но надежда есть — звук рожка, который среди снежной средневековой пустыни внезапно откликается на мелодию Руматы.