Ген покорности

Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева

Один мой знакомый, путавший галлюциногены с нетрадиционной медициной, рассказывал, как в 1949 году Сталин поручил сразу нескольким коллективам ученых разработать ген покорности.

Выпуская из трубки кольца дыма, отец народов внимательно разглядывал входящих к нему научных светил и говорил: «Мне нужен только результат». Ученые кивали и давились в кремлевских туалетах успокоительным.

Разработка гена была завершена в 1951-м. В конце 1952-го, чувствуя близость смерти, Сталин подписал сверхсекретное постановление о том, чтобы прививать ген покорности всем младенцам СССР. Известная как прививка от оспы, эта процедура просуществовала до 1980 года, когда была отмене­на Бреж­невым, не на шутку испуганным возмож­ными последствиями прививания гена покорности нескольким поколениям подряд. Официальная версия, естествен­но, была иной: в мире полностью ­побеж­дена оспа.

Я вспомнил об этом, когда, пиная перед собой рюкзак, стоял в Шереметьево-2 в оче­реди, состоящей из веселых ­отлета­ющих. Очередь начиналась после ­поло­сы таможенного контроля и упиралась в невысокого человека, издали похожего на продавца калориферов: остроносые ботинки, серые брюки с нечеткими стрелками, белая рубашка с короткими ­рука­ва­ми. Этот человек листал паспорта отлетающих, вглядыва­лся в билеты, что-то спра­шивал, потом пропускал людей к стой­ке регистрации. По-настоящему я разглядел его только тог­да, когда с ним поравнялся, — глаза мертвой рыбы, лицо цвета котлеты. О том, ка­кую организацию он представлял, можно было только догадываться. «Паспорт, би­лет» — в его интонациях было что-то вроде усталого превосходства. Прицепленная на синюю ленту карточка с именем и должностью была спрятана в карман рубашки.

«Куда вы летите?» — спросил он. «По­чему вас это интересует?» Котлетоголовый смотрел на меня так, будто я только что проглотил младенца. И тут я почувствовал себя, как перед дракой: в груди разорвался вакуум, электрический разряд ударил в кончики пальцев. «Я готов ответить на ваш вопрос только на паспортном контроле», — сказал я. Повисло отвратительное молчание, окруженное шумом огромного аэропорта. Потом котлетоголовый вспомнил фразу, которая обычно разрешает подобные ситуации. «Не создавайте себе проблемы», — сказал он.

Наверное, вместо ответа нужно было дать котлетоголовому в его маленький рыбий глаз. Но, конечно же, я не дал. Даже не сжал кулаки. Секунду я смотрел на него, а потом вдруг сдался. ­Котлетого­ловый при­нялся быстро листать мой паспорт. «Цель поездки?» «Туризм», — сказал я. Наверное, нужно было сказать что-то про курсы по подрыву госстроя или членские взносы в «Аль-Каиду». Наверное. Но, сдавшись один раз, нужно было идти до кон­ца. Котлетоголовый вернул мне паспорт и брез­гливо, как прокаженному, указал на регистрацию. Стоявшая за мной в ­оче­реди женщина демонстративно легко отдала котлетоголовому паспорт и зло посмотрела на меня. Ее взгляд говорил: я не психованная и я соблюдаю формальности.

Потом я сидел в самолете и ел отвратительный обед, сделанный, видимо, из про­дуктов переработки нефти. Я заталкивал в рот питательную суспензию, плохо имитирующую рыбу, и думал о гене покорности. Рейс был забит битком.

Это был огромный самолет людей, прошедших мини-тест на покорность и получивших положительную оценку, — и среди них был я. Это был огромный самолет людей с врожденным чувством вины, которые — когда их без какой-либо причины останавливает сотрудник ГИБДД — начинают неловко улыбаться, давая улыбкой понять, что смутно догадываются о своем нарушении и готовы понести наказание. Это был огромный самолет людей, которые инстинктивно становятся на ­2—3 сантиметра ниже при слове «документики».

Я до сих пор не знаю, кем именно был тот ­котлетого­ловый. Пос­ле этого я несколько раз вылетал и из Ше­реметьево, и из Домодедово, но людей в штатском, проверяющих документы, больше не видел. Я беспрепятственно садился в самолет и летел очень далеко — как можно дальше. И тогда я думал, что, наверное, я почти люблю всех этих продавцов калориферов в штатском. Когда они далеко, по ним можно даже соскучиться. Так что, возвращаясь, я готов расцеловать всех этих рыбоглазых котлетоголовых ублюдков. Но, по-моему, они все чаще просят поцеловать их в жопу.