Где ваши руки?

В последнее время в публичном обсуждении событий и персонажей появилась новая категория оценки — нерукопожатность. Сама категория пошла от советского интеллигентского аргумента — репутации, но у нынешней нерукопожатности маленькая оперативная память и размытые критерии действия, поэтому адресаты титула меняются с каждым нажатием кнопки «обновить».

Обсуждение любого мало-мальского события превращается в настоящий обряд инициации: сначала определяется нерукопожатный герой, а потом в собственной виртуальной и реальной френдленте делаются соответствующие оргвыводы — объявляются списки приличных и неприличных людей.

Рукопожатны ли те, кто не заступился  за светскую обозревательницу Божену Рынску, когда ее ущипнули за попу на вечеринке? Имеет ли значение рукопожатность самой Божены для того, чтобы за нее заступаться? Можно ли считать музыканта Шнурова приличным человеком после иронии в адрес защитников Химкинского леса? И, наоборот, достаточно ли Олегу Митволю выступить в защиту Химкинского леса, чтобы прочить его в мэры? Равнозначны ли встречи рок-музыкантов с Сурковым в Кремле посиделкам в том же составе, но в кафе «Ритм & Блюз»? И вообще — передается ли нерукопожатность через рукопожатие?

Предыдущие заслуги, мелкие детали  и мотивации в расчет не идут: выяснение рукопожатности происходит здесь и сейчас. Не говоря о том, что из участников поисков чужих среди своих, видимо, вообще большинство имеет приблизительное представление о том, что обычно поет Шнур, о чем разговаривали в кафе музыканты с президентом, и еще меньше тех, кому вообще есть какое-то дело до героев инцидента на той вечеринке и до того, на какой слог ставится ударение в фамилии Митволь.

В советское время в узкой интеллигентской среде существовало понятия страха плевка в лицо. Границы того, что можно и что нельзя, были шкурными, потому — жесткими, все четко понимали, за что приличные люди как минимум перестанут здороваться. Подлецов, конечно, это не останавливало, но критерии и репутация были более-менее общим знанием.

В эпоху блогосферы нерукопожатности пока хватает на одно сообщение в «Твиттере», а репутации — максимум на одну статью. Обвинения в холуйстве Шнура совершенно не обязательно означают, что те же обвинители сочтут Кортнева и Гребенщикова после посиделок с Медведевым и Сурковым в кафе «Ритм & Блюз» недостойными людьми. Репутация одного и того же человека четко дифференцирована даже среди одного и того же круга людей. За демонтаж вывески шашлычной «Антисоветская», снос домов в поселке  «Речник», портреты Сталина на рекламных щитах и дружбу с Лужковым либеральная аудитория вынесла Олега Митволя в категорию нерукопожатных.

Но после поддержки Химкинского леса и попытки выселения штаба нашистов из здания на улице Правды с последующей за этим травлей та же либеральная аудитория приравнивает Митволя к Подрабинеку с Чириковой и сочувствует в конфликте с Ресиным. Впрочем, вероятно, и эта расстановка рукопожатий ровно до следующего появления Митволя  на повестке дня.

Есть мнение, что такая шаткость в определениях и договоренностях приведет к уничтожению единомышленников как таковых. А кто-то, наоборот, считает ее признаком гражданского общества в отсутствие навыка разговаривать. И со временем появление на улице портрета Сталина будет считаться недоразумением, о котором стыдно вспоминать, и вопросы, как и почему ущипнули светскую обозревательницу и что с этим делать, будут решаться на месте инцидента, а не в общественных дискуссиях.

В любом случае, точные прогнозы  давать опасно: к выходу этого номера в общественных настроениях могут произойти такие рокировки, что рассуждения о нерукопожатности станут отличным поводом не подать руки.