Гавриилов хычин

“Я очень люблю деньги! – говорит Сидни. – Люблю их глубоко и платонически. Я не обижаю их, не предаю и не бросаю на ветер. Я их люблю нежно и преданно. Так можно любить только издалека».

Безусловно, деньги отвечают Сидни взаимностью. Они тоже любят его издалека, не обнаруживая себя. Их у него нет.

Он подпольно живет в гладильной комнате музыкального общежития, которое уже семь раз закрывала санэпидслужба. Сидни играет на тромбоне. Он самый веселый нищий джазмен, которого мне приходилось встречать. В его комнате есть только кровать с двумя напольными ящиками, это – гардероб, постель, библиотека, сейф для тромбона, овощехранилище, обеденный стол, пюпитр и бар. Сидни не застилает постель неделями, зато у него всегда до блеска вымыто единственное окно. Гладильная расположена на восемнадцатом этаже. Москва отсюда не похожа на себя, как женщина, упавшая в лужу. Лучше всего из Сидневского окна видны городские пожары. Здесь часто горят пустыри, гаражи, дома и бензоколонки. А однажды ночью, в феврале, мы наблюдали, как горели мастерские скульптора Церетели. Мы смотрели в окно, запивали красное вино водой из под крана и доедали картошку с крестьянским соусом – шинкованный лук в подсолнечном масле. Тогда я узнал, отчего Сидни так странно живет. Его заколдовали.

Тринадцать лет тому назад Сидни (по паспорту Антон Сиднев) жил в общежитии музыкального училища города Черкесска. Общага была жутким местом. На ночь она закрывалась, но желающие залезали в окна по скобам, оставшимся от водосточных труб. Однажды вечером Сидни вышел на кухню и встретил неандертальца. Мужчина в камуфляже, с кустами волос в ушах и с автоматом Калашникова за спиной жарил яичницу на электрической конфорке, без сковородки. Времена были неспокойные – осетины воевали с грузинами. А из комнаты Сидни доносились звуки трубы Клиффорда Брауна. Неандерталец с автоматом страшным взглядом окинул Сидни и произнес:

– А па-ачему музыка грузинская?!

– Не может быть, – пролепетал Сидни.

Короче, они разговорились. Сидни пригласил бойца, тот соскреб яичницу с конфорки и пошел. В номере он почему-то назвался Гавриилом. Когда разговор коснулся женщин, Гавриил сообщил, что видел возле городского драматического театра девушку своей мечты.

– Я в плену был тридцать сутка и два дня! – гремел воин. – Клянусь большим Богом, я ее украду!

Мечту звали Зарема. Сидни выпил с Гавриилом водки, и тот снова уехал в свои неспокойные горы воевать. Через несколько дней Сидни отправился на женский этаж за аджикой для макарон. И в первой же комнате обнаружил красавицу с антрацитовыми глазами.

Сидни попросил аджику и походя рассказал об атмосферных явлениях на земле Скотта в Антарктиде. Девушку звали Зарема. Она заканчивала филиал Щукинского театрального училища. Сидни вспомнил бородатого Гавриила. Но на следующий день он надел джинсы и французские ботинки и пригласил Зарему в парк. Там он купил девушке мороженое, одну астру и всю дорогу разглагольствовал об американском джазе. Сидни клянется, что ничего между ними не было. Однако эффект посещения лесопарковой зоны Черкесска получился катастрофический.

Вскоре Сидни заметил, что все черкесы на улицах начали здороваться с ним как с равным. В автобусах пожилые женщины хлопали его по плечу и приговаривали: «Наш мальчик». «Наш мальчик» получал неожиданные подарки, ему простили сессионные задолженности, а незнакомые люди на белых «Волгах» завязывали с ним дружбу.

Однажды ранним утром Зарема сама пришла в его комнату. С пиалой в руке. Солнце сияло в ее темных глазах. Пиала была полна иссиня-черных ягод.

– Я для тебя собрала, в горах, – сказала девушка.

И от нежности в ее голосе у Сидни вдруг прошли зубы, болевшие несколько дней. «Я только угостил ее мороженым!» – клянется до сих пор Сидни. Но кто же ему поверит?! Прима республиканского театра, гордая черкешенка княжеских кровей, чей предок, служа при дворе Николая II, однажды заснул на царском троне, оказывала ему, голодранцу, неслыханную честь! «Меня чуть не женили только за то, что я рассказывал ей о двойных септаккордах. Для ее родственников это равносильно признанию в беременности».

Что же ожидало Сидни в случае женитьбы? По его словам – трехэтажный дом в Черкесске, личная «Волга» и хорошая работа. Ему бы просто не дали бедствовать как члену рода Аршамхаловых! Но он испугался, выбрал свободу, а с ней и нищету. Сидни стремительно бежал в Москву.

Через несколько месяцев он уже проживал в гладильной комнате общежития Гнесинского института. Его соседом был единственный в мире тувинский джазовый барабанщик Харуглар. Это он вбежал в гладильню с круглыми от ужаса глазами и сообщил, что к Сидни пришли... Сидни вышел в коридор и увидел Зарему. Она смотрела на него точно так же, как в то утро, когда принесла ягод в пиале. И нежность в ее глазах, сквозь слезы, жалила Сидни до самого позвоночника. Она посмотрела на него и сказала:

– Что ж, так и живи...

И ушла. Сидни так и живет, как заколдованный.

А Гавриил украл-таки Зарему. Запихнул после спектакля в машину и увез в горы. Теперь она наверняка готовит ему излюбленное блюдо всех черкесов – изумительные хычины с мясом.

Дрожжевое тесто, мелко рубленая телятина, лук, чеснок и перец. Мясо выкладывается на лепешку из теста и закрывается как беляш. Затем раскатывается в блин и жарится в большом количестве масла на сковородке. Подается горячим с кусочком сливочного масла сверху.