Галина Тимченко: «Мы доносим информацию, что из этого правда — решают читатели»

​— Последний раз «Ленте» обновлял дизайн Артемий Лебедев в 2004 году. Но и сейчас, взявшись наконец за редизайн, вы почти ничего не изменили.

— Мы меньше всего хотели, чтобы, зайдя на обновленный сайт, люди не поняли, где они находятся. Все сделали максимально спокойно, но вместе с тем сайт стал стильным, современным, очень компактным и довольно энергичным. Единственное, мы сделали заметнее раздел «Комментарии». За последнее время «Лента» очень сильно приросла спецкорами, репортажами, колонками, интервью, аналитикой — большим количеством длинных материалов хорошего качества. Мы хотели их выгодно продать. Чтобы было очевидно, что кроме новостных заметок у нас есть еще много чего почитать, мы отдали под лонгриды весь второй экран. Однако своим паровозом мы по-прежнему считаем новости. Это не революция, но эволюция.

— В новостях вы одни из лучших, а интервью и колонки на схожие темы есть практически во всех общественно-политических СМИ. У некоторых даже авторы с вашими повторяются. Зачем вам вообще нужно было заводить эти лонгриды?

— На эту территорию мы зашли давно. Новости не предусматривают никаких эмоций и оценок. А в какой-то момент мне показалось важным обозначить позицию редакции — это стало требованием времени. Так появились колонки. Мне хотелось, чтобы и читатели поняли, что за этой большой ленточной машинерией, за потоком новостных текстов стоят живые люди.

— Сегодня СМИ обязательно иметь общественно-политическую позицию?

— Каждое издание решает для себя. Но бывают моменты, когда хочешь не хочешь, а позиция проявится. Казалось бы, «Ведомости» — уж на что они долгое-долгое время оставались абсолютно нейтральной, деловой газетой, которая в основном была посвящена бизнесу, влиянию рынков и прочим узкоспециальным вопросам. Но, по-моему, за последний год «Ведомости» по градусу общественно-политических высказываний и по тому, на какие темы они реагируют, оставили далеко позади себя даже «Коммерсантъ».

​— Еще одна большая новость — проект «Срок» будет теперь выходить на «Ленте». Вы сами говорили в одном из интервью, что онлайн-видео пока не конкурент тексту. Зачем вам они?

— До сих пор никто не мог нащупать правильного формата новостного видео в интернете. Все, что мы видели, — это были либо говорящие головы, либо низкокачественное видео в стиле «Лайфньюс», снятое айфоном, выложенное по горячим следам. И то и другое, по сути, недожанр. Тогда я говорила, что тот, кто придумает, как делать видеоновости в интернете, сорвет банк. Он станет флагманом, пионером. Мне кажется, что Пивоваров, Костомаров и Расторгуев открыли тот самый формат документальных новостей онлайн. Это короткая, драматургически завершенная история. Живые события, живые люди; видео, не привязанное к сетке вещания, — в отличие от того же «Дождя», зрителю не нужно ждать определенного времени показа: ролик появляется в сети, как только он смонтирован. Думаю, мне дико повезло, что они захотели сотрудничать с нами.

— В «Сроке» работает довольно большая команда — постоянно и на фрилансе. За какие деньги и на каких условиях они будут с вами работать?

— Про деньги я говорить не уполномочена. Что касается условий, то это некое партнерское сотрудничество двух организаций. Раз в день на сайте будет появляться их ролик. Мы совместно обсуждаем темы, выбираем, что их команда будет снимать. «Лента» обладает исключительными правами на ролики, снятые в рамках проекта. Но поскольку пионеры они, то у нас есть право выбора, но нет особенного права приказа.

— Недавно в квартире Костомарова прошел обыск по делу о беспорядках на Болотной площади. Как вы оцениваете политические риски, приобретая такой заметный прооппозиционный проект?

— Я не считаю их оппозиционным проектом. В части отношения к новостям их подход совпадает с редакционной политикой «Ленты»: мы никому не друзья и не враги, мы фиксируем происходящее. А история с обысками говорит не об оппозиционности «Срока», а о тех людях, которые занимаются «Болотным делом». Конечно, мы держим это в голове. Но и «Лента» ходит по тому же краю уже не первый год. Пока я не вижу тут серьезных политических рисков.

​— «Лента.ру» — один из крупнейших общественно-политических онлайн-ресурсов. Вы ощущаете внимание властей к вашей деятельности? Были ли попытки давления на вас?

— Вы мне не поверите, но я вам честно скажу — никогда. У меня есть ощущение, что даже очень крупные интернет-проекты властями всерьез не воспринимаются. К нам относятся примерно так: собака лает — караван идет.

— Вам кажется, что это адекватное отношение к интернету в смысле силы влияния на умы в масштабах страны?

— Нет, это неадекватное отношение. Они немного отстали от жизни и думают, что телик по-прежнему задает основные тренды, что он был, есть и остается до сих пор самым главным СМИ в стране.

— С этим сложно поспорить. А вам так не кажется?

— Мне не кажется. У меня есть один очень хороший показатель: в доме, где я жила до недавнего времени, было нижнее распределение воды. Моя квартира была на четвертом этаже, а значит, когда все в доме включали воду, у меня воды не было. Так вот, когда по телевизору шла развлекательная программа или показывали кино, у меня вода шла толстенной струей. Но ровно в девять часов вечера ты даже чайник не мог набрать — в это время начиналась программа «Время» или «Вести», и все уходили от телевизора и включали воду.

И дело не в том, что людям не интересны новости. Просто большая часть граждан поняла, что в новостях по телевизору им ничего нового не расскажут. К тому же в последнее время, по моим ощущениям, интернет быстро прирастает людьми постарше — поколением людей, которые уже многое повидали. Они-то уж точно знают, что в телевизоре можно слушать, а что нет. «Аватар» с «Титаником» на Новый год они, конечно же, посмотрят и за столом посидят под Диму Билана или проект «Голос». Но когда начинаются новости, они идут ставить чайник.

​— У «Ленты» очень популярный твиттер, его успех — в живости и часто неполиткорректности. Есть ли оговоренные границы дозволенного? Чего нельзя писать в редакционном твиттере?

— В редакционном твиттере нельзя ругаться матом и нельзя делать ничего, за что потом было бы стыдно перед друзьями и коллегами. Передо мной лежит документ — зачатки стайлгайда твиттера @lentaruofficial. Мы надеемся его когда-нибудь опубликовать. Его девиз — «Слабоумие и отвага». Могу зачитать основные принципы взаимодействия с окружающим миром: «Мы всегда держим дистанцию — за исключением адского срача... Мы стараемся прислушиваться к мнению читателя, потому что очень часто наши подписчики присылают нам дельные советы, указывают на ошибки и опечатки... Любой читатель, обратившийся к нам, имеет право на личный ответ... Мы никогда не нападаем первыми, но в случае оскорбления не сдерживаем себя, не стесняемся ругаться с читателями вне зависимости от их статуса...» Мы живые в соцсетях, не делаем лица. Но, в общем, наши правила — это нормальная человеческая порядочность, вот и все.

— В американских СМИ принято, что у их сотрудников нет личного твиттера — в том смысле, что, даже публикуя что-либо в своих личных аккаунтах, они остаются представителями издания. Вам близок такой подход?

— К сожалению, в России это невозможно. Яркий пример тому — спецкор «Ленты.ру» Илья Азар, который в личном твиттере ухитряется за пять минут поругаться примерно с десятью ньюсмейкерами, у которых завтра «Лента» будет брать интервью.

Когда лет 5 назад Демьян Кудрявцев стал генеральным директором «Коммерсанта», он перестал вести свой личный ЖЖ, и его блог стал вестником редакционной политики. Мне казалось, что это правильно. Но сейчас у меня нет рычагов воздействия на эту ситуацию, да и желания нет — потому что, задавив личный твиттер своего корреспондента, я не смогу потом использовать его для продвижения @lenta-official.

​— За последний год «Лента» несколько раз оказывалась в центре медиаскандалов. Самый громкий был из-за интервью Ильи Азара с Арамом Габреляновым. Тогда вас осудили многие уважаемые коллеги-журналисты — Пархоменко, Кудрявцев и другие. Как этот скандал переживался внутри редакции?

— Конечно, мы обсуждали, переживали, потому что в какой-то момент это стало напоминать травлю. Азару было очень обидно. А я понимала, что на каждый чих не наздравствуешься. Претензий к самому интервью я не приняла. Замечания, что Азар должен был с цифрами в руках ловить Габрелянова на лжи, беспочвенны. Невозможно, идя на интервью, точно знать, какие цифры и из каких источников герой станет приводить. Основная задача интервьюера — раскрыть для читателей персонажа, и Азару это удалось. С профессиональной точки зрения, Азар справился блестяще.

К сожалению, есть такая позиция, не близкая мне, что неприятным людям не нужно давать право голоса. Это двойные стандарты и цензура, только с другой стороны. Если мы слушаем Филиппа Дзядко, почему мы не можем дать слово Аркадию Мамонтову? Наше дело — раскрыть персонажа. А дальше — вам неприятен этот человек? О'кей, нам тоже, и что?

— Почему вообще в последнее время журналисты все время ругаются друг с другом в фейсбуке?

— Никогда журналистское сообщество не отличалось солидарностью, добрым нравом и терпимостью, разве что когда избили Кашина. И не дай бог больше по такому поводу. Сейчас я буду говорить как старая бабушка, но мне кажется, что присутствие в фейсбуке практически всех медийных фигур подвинуло границы допустимого. Совершенно обычное дело, когда журналисты и медиаменеджеры обмениваются оскорблениями, обвинениями, колкостями — пишут то, что никогда бы друг другу не сказали в глаза. Видимо, фейсбук переживает историю, которую 10 лет назад пережил «Живой журнал». Люди еще не очень чувствуют границы нормы, но постепенно это наладится.

— В мае прошлого года вы одновременно сообщили прессе о готовящемся редизайне и о том, что планируете собственную отставку. Вы по-прежнему намерены уходить?

— Я сижу в этом кресле с 2004 года, а вообще пришла в «Ленту» в августе 1999 года. Конечно, время от времени у меня возникают мысли: а не пора ли что-нибудь поменять в своей жизни? Но никаких конкретных планов у меня нет.

— Проработав столько лет в одном проекте, тем более успешном, вы, наверное, чувствуете, что становится меньше драйва?

— Что вы, у нас все очень плохо! Как-то осенью 2004 года мы ужинали с Антоном Носиком, отцом-основателем «Ленты.ру». Помню, я говорю ему: «Антон, что делать? Все ужасно, редакцию можно собирать ложкой со стола, как пролившийся кисель. Мы ничего не успеваем, у нас новости отвратительные!» На что Носик мне сказал: «Успокойся, у тебя нормальный синдром родителя. Только ты знаешь, что твой ребенок ругается матом, не моет руки и тырит мелочь. А все остальные смотрят на него и говорят: господи, какой ангел!» И это правда. Так что показатели у нас хорошие, посещаемость растет, но мне вечно кажется, что все вот-вот развалится.

— «Лента» делает одни из самых внятных новостей в рунете. При этом известно, что вы сами учите своих сотрудников писать новости. Можете назвать основные правила новостной заметки?

— Простой глагольный заголовок, глагол должен быть в совершенной форме прошедшего времени. Запрет на слова «может», «хочет», «будет». Понятная структура новости: новостной повод, подробности и бэкграунд. И первая и последняя заповедь: не путаем правду с информацией. Мы доносим информацию, а что из этого правда — решают читатели.