Иллюстрация: Дарья Рычкова
— Ду ю спик… — начинает она фразу и, всмотревшись в мое лицо, заканчивает: — Вы русский?
На этот раз я не выдерживаю:
— Как вы определили?
Пожимает плечами:
— Ну видно же.
Я, признаться, тоже сразу заподозрил, что симпатичная продавщица в магазине, выходящем витриной на площадь Домского собора, — моя соотечественница. Одета как все. Улыбается как все. Но — видно. Что нас выдает? Мимика? Жесты? Как мы распознаем друг друга за границей?
В русских, которые живут здесь долго, как, например, наш экскурсовод Вера, земляков уже не угадать. В тех таинственных клеточках, где раньше было прописано «русская», у Веры записалось «итальянка». И не сказать, что она «по-южному экспрессивна», навроде киношных итальянцев с их вечным «мамма миа!» и беспокойными пальцами сурдопереводчиков.
Перед Домским собором толпы туристов и голубей. Голуби одинаково жирные, туристы — одинаково неприкаянные: гуляют туда-сюда, смотрят на собор то под одним, то под другим углом. Русских можно распознать и здесь, в этом вавилонском смешении туристов и голубей. Это происходит как-то само собой, автоматически. Вроде бы во внешности ничего специфического. Вот смуглая брюнетка — чем не сицилианка? Но и ее — видно.
Сейчас она и ее спутник хмурятся: их только что надул один из работающих на площади фотографов. Хотя если разобраться, какие это фотографы. Подходят, предлагают сфотографироваться с голубями. Чаще всего снимают вашим же фотоаппаратом. Сыпанут пшеном, голуби тут как тут — на голове, на вытянутой руке, под ногами. Фотографы-орнитологи отдают вам камеру и объявляют цену: 5 евро. И цена и способ ведения фотобизнеса многим не нравятся. Но только русские реагируют так болезненно. Думаю, огорчает наших вовсе не потеря пяти евро. «Лохонуться» — исконно русское горе. А испытать его в Европе больнее вдвойне. Прохожу мимо, женщина говорит мужчине: «Тоже мне, работа — пшеном покидать».
Следующих — двух энергичных юношей — видно издалека. У обоих одинаковые олимпийки неформально повязаны на бедрах. Рельефные плечи обнажены. Им явно нравится обнажать свои мужественные плечи, несмотря на то что сегодня довольно прохладно и большинство людей в плащах и пиджаках. Спортсмены. Стремительным шагом они приближаются к собору сбоку, к двери, откуда выходят те, кто спустился после осмотра верхних галерей. Останавливаются перед красноречивой табличкой: стрелка за угол, к лифту и кассе — и цена.
Первый: «Куда ты меня привел, баклан?! Вон, видишь — 10 евро». Второй, всмотревшись в табличку и окидывая раздраженным взглядом махину Домского собора: «А что это за музей?» — «А я, блин, знаю?!»
Отворачиваюсь, чтобы скрыть невольную улыбку. Спортсмены, заметив невдалеке за собором магазин, витрина которого пестреет цветами итальянских футбольных команд, уходят туда. Я же, глядя им вслед, ни с того ни с сего вспоминаю об отечественной политике. Сегодня от спорта до политики — один шаг, думаю я. А что, кто их знает, может, без пяти минут думцы-олимпийцы.
В Милане хорошо. Он ненавязчив, не криклив, как какой-нибудь турецкий пляжный рай экономкласса. Не лезет настырно с дешевыми сувенирами, как псевдобогемный Париж. Люди здесь улыбчивые. Что самое приятное — чаще улыбаются вовсе не туристам, а друг другу. От этого атмосфера в городе Милане какая-то терапевтическая. Расслабляющая.
И вот — последний день. Ночь на перелет с пересадкой — и я в Ростове. Там нет Домского собора, зато там семья. И все те люди — увы, совсем не такие улыбчивые, — которые, собственно, и составляют для меня Родину. И я целый день думаю о них. О нас, точнее. Приглядываюсь, как мы смотримся здесь, вырванные из контекста.
В аэропорту перед пунктом оформления багажа в полицейской форме стоит еще одна бывшая соотечественница. Строга. Грубовата даже. «Здесь не стойте. Разуйте глаза, там внизу по-русски». Это как-то обидно. Чего это она?
Очередь замедляет движение, какая-то задержка. Стоящие в очереди люди моментально начинают злиться, начинают грубить друг другу.
— Чего копаетесь? Дайте другим пройти.
— Да помолчи ты. В такс-фри опаздываешь? Успеешь, не бойся.
Бывшая русская в полицейской форме холодно наблюдает за перепалкой. Наверняка эти диалоги ей знакомы. Потому и держится она такой грымзой, чтобы выглядеть для отлетающих своим человеком — своих быстрее слушаются — на этой переходной территории из «белла Италья» в «нашу Рашу».
А все же дома мы выглядим лучше. Уместней, что ли. Может быть, не такие улыбчивые, как итальянцы. Не такие легкие. Лица мрачноваты, агрессия неизменно в режиме ожидания. Так ведь у нас климат хуже и ЖКХ похлеще оккупантов. У нас дороги и дураки. По всем каналам одни и те же рожи. Народ снова хочет царя. Гаишники штрафы подняли. На Нагибина скоро откроют еще один гипермаркет, и ездить из центра на Северный придется через Сельмаш. В общем, есть у нас ряд веских причин быть именно такими в этих ваших итальях!
— Хорош собачиться, давайте хоть до дому долетим!