Материал подготовлен «Радио Свобода»
Мне казалось, что в нашей стране радоваться репрессиям — любым — абсолютный моветон. Нельзя, и все. Как поет Леонард Коэн, «everybody knows that the dice are loaded / Everybody rolls with their fingers crossed / Everybody knows that the war is over / Everybody knows the good guys lost». Эврибади ноуз — кроме борцов с курением, которые публично приветствуют антитабачный закон и сетуют разве что на его недостаточную репрессивность.
По-человечески это понятно. Все — от марксистов до либералов — более или менее согласны, я думаю, что обойтись без государства вообще невозможно. Можно знать, что полиция насквозь коррумпирована и вообще составлена из оборотней в погонах, но иногда нет другого выхода, кроме как набрать 02. И можно знать, что суды не имеют отношения к правосудию, но иногда нет другого способа разрешить конфликт, кроме как подать иск.
А раз уж ограничение свободы личности репрессивной государственной машиной — неизбежное зло, нам хочется, чтобы машина эта работала в наших интересах, такова эгоистичная человеческая природа. Например, моему приятелю мешает табачный дым, и он хочет, чтобы мне запретили курить везде. А мне отравляют жизнь выхлопы машин, и я хочу, чтобы машине приятеля запретили въезд в пределы МКАД и вообще законодательно пересадили бы его на электромобиль, трамвай или велосипед. Интересно, кто больше портит воздух — я, когда иду пешком и выдыхаю дым, или он, когда стоит у меня под носом в пробке. И в нормальной ситуации мы оба, как цивилизованные люди, были бы готовы поступиться своей свободой ради свободы другого: мы понимаем, что и трафик, и выхлопы, и курение в общественных местах следует так или иначе регулировать на государственном уровне. Мы не считали бы зазорным прибегать к государству друг против друга, поскольку государство, по идее, должно выработать компромисс исходя из общественного блага. Но это в нормальной ситуации. А в нашей — я обиделась, когда он написал по поводу антитабачного закона у себя в фейсбуке: «Хоть какой-то толк от этого сборища». Я понимаю: табачный дым очень, очень сильно его достал и с курением нужно что-то делать. Но когда наше государство приходит за рядовым гражданином, оно часто делает это под благовидным предлогом, и мы не спешим радоваться и видеть в этом в виде исключения мудрый промысел.
Государство совершенствует свою репрессивную машину таким образом, чтобы за жопу можно было по нескольким параметрам взять каждого
Мы живем в государстве, враждебном по отношению к собственным гражданам. И не имеет значения, воспринимать ли себя как внутренних эмигрантов или режим как оккупационный: у каждого есть важная граница между тем, что мы считаем необходимым компромиссом, и тем, что мы считаем коллаборационизмом. Эта граница для нас очень важна, она где-то там, где наши нравственные правила. Беда в том, что она плавающая, и этот зазор, в котором она плавает — от человека к человеку или во времени, — превращается в поле битвы. Писатель Шишкин в прошлый раз счел возможным поехать на международную книжную ярмарку за счет российского государства, а в этот — уже нет. И это не потому, что писатель Шишкин — колеблемый тростник, а потому, что ситуация сильно изменилась за последний год.
Государство, которое в России давно уже просто враждебно человеку, в последнее время последовательно и мелочно репрессивно: не довольствуясь уже освященными традицией областями типа разгона митингов и отжимания бизнеса, оно проявляет творческую инициативу, направленную против рядового гражданина, которого прежде оно просто не замечало, а тут увидело — на Болотной. Закон против сирот. Закон против геев. Закон о прописке — против всех, кто где-нибудь живет. Теперь вот закон против курения.
Государство совершенствует свою репрессивную машину таким образом, чтобы за жопу можно было по нескольким параметрам взять каждого. Если у тебя есть дети — мы проанализируем их рисунки и усмотрим в кошке с хвостом свидетельство домашнего абьюза. Если у тебя нет детей — авось ты живешь у жены без регистрации. Если и жены у тебя нет — так тут уж ты наверняка куришь, и поймать тебя в неположенном месте — дело времени.
И все более или менее понимают, что происходит, и не радуются особо, когда государство объявляет крестовый поход, допустим, на педофилов, потому что понимают, что истинная цель — не охрана детства, а создание еще одного портала в ад для граждан. Хотя мы и не можем исключить, что один-два пойманных педофила окажутся настоящими. Это будет не правило, а исключение, поэтому не принято злорадствовать, когда очередная законодательная инициатива из последних случайно, в качестве побочного эффекта, потворствует нашим личным интересам, ущемляя нашего ближнего.
Перефразируя пастора Мартина Нимеллера, если смолчать, когда они приходят за педофилами, — за нас уже некому будет заступиться.
Известно, что люди часто начинают курить в тюрьме. Понятно почему: как говорил Берти Вустер, «я бедный, свирепо угнетаемый малютка, и у меня в жизни мало удовольствий». Когда я иду по городу, вокруг меня такой воздух — в прямом и переносном смысле, — что вдыхать его хочется хотя бы через сигаретный фильтр.
Или как написала мне в фейсбуке Евгения Лавут: «Мы жили в стране, с которой примиряло, что многое было в ней можно, хотя много чего жизненно важного не было. Странно думать, что когда то, что было можно, запретят, появится то, чего не было. Не будет ведь ни того ни другого. И погода говно останется. Дайте покурить хотя бы». Я понимаю, что проблему курения нужно как-то регулировать — и проблему дорожного движения тоже. Я только не понимаю, как в нашей ситуации можно радоваться новому запрету для рядовых граждан.