Евгений Иванов

Фотография: Алексей Тихонов

— Вас избили из-за того, что вы создали профсоюз?

— На меня напали внезапно, из-за угла. Я в два часа дня вышел из дома и пошел в магазин за сигаретами. На вы­ходе из подъезда мне была нанесена серия очень профессиональных ударов прямо в лицо. На секунду я потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел смутные очертания человека и услышал фразу: «Привет от профсоюза!»

— А с чего все началось? Зачем вы вообще создали этот профсоюз?

— С того, что в ночь с 13 на 14 декабря, когда мы, слесари, работали в ночной смене, нам не завезли положенный по контракту горячий обед. — И что случилось дальше?

— Мы остановили конвейерную линию сборки и прекратили выпуск машин. Я пошел к начальнику смены, и тот обложил меня страшным матом. Потом он уст­роил собрание и пообещал установить за каждым шагом каждого работника жесточайший контроль.

— И вот после этого собрания вы пошли вступать в Межрегиональный профсоюз работников автопрома?

— После этого собрания я пришел домой, махнул сто граммов водки, и меня, как нормального русского человека, так возмутило это положение вещей, что я решил двигаться в сторону профсоюза.

— Что нужно, чтобы создать профсоюз?

— Найти двух единомышленников (для со­здания профсоюза достаточно трех человек) и обратиться в одно из ­проф­объеди­не­ний — там все оформят.

— И вы договариваетесь с начальством?

— Мы требуем — полумеры нам не нужны. Сейчас тяжелые времена, и менеджеры не заслуживают уступок.

— Вот вы зарегистрировались в международном профсоюзе и чувствуете себя нужным рабочим. А в каких еще областях возможно стремительное создание ячейки?

— Везде, где есть конвейер. Если люди работают бок о бок, у них неизбежно ­возникает ощущение братства. Я думаю, вслед за нашим профсоюзом обязательно ­поя­вятся ячейки у «Аэрофлота», на заводах, в аэропортах. Думаю, за ними пой­дут железнодорожники, мореплаватели. Вряд ли к нашему делу примкнут врачи — им и так хорошо платят. Вполне могут учите­ля — хотя они в массе своей представлены пятидесятилетними бабульками, которые привыкли жить так, как дает им власть. Но они хотели бы пойти с нами, я уверен.

— Но к профсоюзам в России отношение все-таки довольно специфическое? Типа как к бессмысленным скандалистам.

— Потому что мы привыкли, что профсоюзный деятель — это такая тетка с начесом, залитым лаком «Прелесть», а чле­нам профсоюза под Новый год полагается набор конфет, а летом — путевка в Анапу. Никто не знал, куда идут профсоюзные взносы, которые составляют 1% от зарплаты. И поэтому я сталкиваюсь с непониманием и скепсисом, а многие люди боятся нести свои взносы в наш профсоюз. Они боятся, что я буду сидеть в широком кожаном кресле, весь на бабле. А у меня даже машины нет и зарплата, после того как меня понизили из слесарей в сварщики, составляет всего 8 000 р. в месяц против прежних двадцати пяти тысяч.

— Неужели вы, профсоюзный лидер, не смогли отстоять свое место слесаря?

— У нас на заводе есть два цеха крупноузловой сборки. Там работало сто ­пять­десят рабочих, девяносто из которых — члены профсоюза. И внезапно, букваль­но за два часа, руководство решило эти площадки закрыть. Всем рабочим на треть снизили зарплату и изменили рабочий график: трое суток смены, четыре дня — выходные. Это значит, что человек с та­ким графиком никогда не сможет найти себе нормальную подработку. К тому же я, как руководитель первичной ячейки, не мог пойти на такой шаг: я бы видел рабочих всего три дня в неделю. А мне нужно общаться с людьми, печатать лис­товки, бывать в профкоме. И я пошел на место сварщика — чтобы быть на заводе каждый день. Ничего, как-нибудь проживем. Если что, братья и сестры по движению помогут.

— Вы верите в будущее профсоюзов здесь?

— Я слежу за статистикой; процентов сорок россиян готовы выходить на улицу, потому что менеджеры загнали их в угол. А еще сорок процентов населения сочувствует им в душе, но внутренне пока боится. У них еще не сработал тот внутренний механизм, который убивает в человеке раба. Ну а двадцать процентов составляют те люди, у которых все всегда, во все времена, было хорошо.

— После того как вас избили за членство в профсоюзе, вы стали более осторожны? — Я ведь не первый избитый; руководителя питерского отделения МПРА Алексея Этманова били два раза. А всего из на­ших где-то шестерых поколотили. Почерк во всех городах совершенно одинаковый.

— Ради чего вы все это делаете?

— Ради своих детей. Только раньше у меня их было двое, а теперь — девяносто два. Мы ведь можем помочь и помогаем: в данный момент настаиваем, что­бы руководство нашего завода договорилось с банками об отсрочке платежей по кре­дитам, взятым нашими рабочими. У меня у самого кредит размером в 300 000 р., я взял его, чтобы лечить младшего ребенка, ро­дившегося с кистами в головном мозгу. А сейчас у меня зарплата 8 000 р., а кредитный взнос — 13 000 в месяц. У других — кредиты на машины, квартиры, телевизоры. А наша профсоюзная организация поставила проблему перед руководством — в конце-концов, это проблемы их рабочих, и финансовый отдел должен просить банковские отделения о возможности перерасчета кредитов. Или по крайней мере об оплате одних только процентов до того момента, пока мы не выйдем на нормальный уровень.