Если не мы, то кот

«Эту вот кошку Песик зовут, потому что она как собака себя ведет — на улицу выбегает вместе с собаками, носится за ними вдоль забора, держит в черном теле котов и собак. Если кто не слушается, она наводит  порядок. Лапой по мордасам всем, чуть что», — берет одну из кошек на руки Роман Белозеров. Замерев, за Песиком внимательно следит Беня — черная собака с острыми ушами и рыжиной на лапах. Беня обожает щенков и котят.

От железнодорожной станции тропинка движется вверх, мимо дачных заборов и крыш. За заборами — густые ели и воздушные сосны. Ветер сбивает с елей шматы слежавшегося снега — в первый раз мы были там в конце марта и вместо весеннего солнца попали в метель. Пока мы петляем по узким дачным переулкам, Рома читает маленькую лекцию о проблемах московских собак: «Согласно подсчету, который проводил Институт проблем экологии и эволюции имени Северцова, в Москве примерно 32 тысячи бездомных собак. Это на порядок меньше, чем хозяйских — их, как считается, 300–500 тысяч. Отстрел бездомных собак приводит к тому, что на освободившееся место сразу же идут потоки собак из других районов, это молодые, более агрессивные особи. Численность популяции быстро вновь достигает пика — и за этим снова следует отстрел. В итоге состав популяции постоянно молодой и постоянно новый. Это самый плохой вариант.

Сейчас еще предполагается такая система, что собак должны отлавливать, стерилизовать и помещать в приюты. Это тоже неправильно. Вообще, такая оголтелая позиция, что давайте, мол, всех отстреляем или, наоборот, отловим всех и поместим в приюты, — она приводит к тому, что мы просто освобождаем экологическую нишу. Экосистема же Москвы так функционирует, что здесь много пространств, где бродячие собаки могут жить, здесь полно еды — это помойки, бабушки, которые подкармливают, еще что-то. Если в городе есть такие ресурсы, то там будут жить: или собаки, или крысы, в Лондоне вот лисы живут, в каких-то местах еноты. Эта ниша всегда будет занята.

На мой взгляд, оптимальный путь — стерилизация с помещением в обратную среду обитания. После стерилизации собаки становятся достаточно неагрессивными, и их можно возвращать туда, откуда взяли. Пускай они дальше живут при своем гараже и держат свою территорию. Это не позволит новым особям приходить туда и стабилизирует ситуацию. Конечно, здесь нужен общественный контроль, потому что иначе власти одну собаку стерилизуют, девять выпустят, а денег выдадут себе за десять. Сегодня же чиновники по обычному сценарию идут: чуть-чуть что-то делают, но в основном все разворовывают, а потом через прессу людей пугают тем, что якобы бродячие животные направо и налево рвут детей».

Звук ключа, открывающего калитку, отзывается радостным лаем. От бдительных питомцев свой приход не утаишь. Рома и Елена, его мама, просят нас не указывать адрес приюта. В противном случае «сердобольные люди» буквально забросают приют животными, которых невозможно будет ни пристроить, ни достойно содержать.

«Если узнают вообще, где мы находимся, сразу тысячу животных притащат. У нас был уже печальный опыт. Мы крутили клип в подмосковных маршрутках, там было четко написано, что мы отдаем животных, но ни в коем случае не принимаем. В итоге ни одного зверя у нас не забрали. Звонили только и говорили: «Возьмите, а не то мы сейчас их утопим». Все нервы истратили», — говорит Елена Белозерова.

Для нее это старая горькая тема — люди, которые хотят быть добрыми за чужой счет: «Звонит женщина, рыдает и говорит: «Ну у вас же приют... Я собачку подобрала, но у меня уже есть одна». Но мы же семья, и у нас одиннадцать собак, почему мы должны двенадцатую брать? Это вот «доброта» такая — она мимо не может на улице пройти, но при этом себе не хочет ее брать. В лучшем случае на рынок или к магазину ее оттащит, оставит в коробке. У нас так многие и взялись — из коробочек, из помоечек».

В обществе живет достаточно устойчивое представление о безумных собачниках и кошатницах, которые до отказа набивают свои московские квартиры животными. Внутри — вонь, голод и нечистота. Лай и псы, готовые вцепиться грязными зубами. Такое, конечно, случается. Но человек, который превращает свой дом в склад страдающих зверей, — наверняка психически болен, а может быть, это мошенник вроде печально известных «коробочников» или еще какой-нибудь род живодера.

К тому месту, куда мы попали, эти представления не приложимы. Когда мы входим на поросший соснами участок, к нам, захлебываясь радостным лаем, выбегает десяток собак. Наскоро познакомившись, звери рассыпаются по двору, беспорядочно носятся, играют с нами и друг с другом. Пес с покосившимся ухом бодро скачет на почти не гнущихся передних лапах.

Почти все движения собак несут в себе следы прошлой жизни: один прихрамывает, другая угловата, у третьего засела старая опаска в глубине глаз, и он отскакивает при всяком резком движении. Если б местные животные умели рассказать свою биографию, был бы плутовской роман. Почему-то мне эти собаки показались счастливыми. Сам-то я наверняка был счастлив, пока резвился с ними на снегу. 

Сегодня здесь живут одиннадцать собак и четырнадцать кошек. В начале я сказал, что отправился в приют, но приют — не вполне подходящее слово. Все-таки это дом. Дом, в котором живет семья из двух человек — мама с сыном — и толпа зверей, которых они когда-то подобрали и спасли, но по разным причинам не смогли пристроить.

«Все животные, которые прошли через наш приют, — это или выкинутые, или просто бездомные собаки, — говорит Рома. — Некоторых мы взяли к себе на стерилизацию, после чего передерживали их дома, привыкали к ним, и уже было страшно их возвращать на улицу. Потому что сейчас ты ее вернешь обратно, а через полгода-год ее пристрелят в каком-нибудь подмосковном городе».

Из-за угла кухни появляется чей-то любопытный нос. Рома берет в руки кота: «Надо признать, что все проекты вроде нашего или вроде других волонтерских организаций — это все борьба со следствиями. Проблема состоит в том, каким образом в Москве и области организована работа с бездомными животными. У чиновников есть бюджет «на благоустройство города». Благоустройство у нас происходит так: у администрации поселка есть договор с каким-нибудь Горзеленхозом, который вместо того, чтобы действовать по утвержденным правилам отлова с помещением животных в приют, высылает уазик для отстрела. В нем группа из трех человек, которая получает деньги за каждый хвост (три года назад, по моей информации, платили полторы-две тысячи рублей). Им абсолютно все равно, что это за собаки: могут и хозяйских пострелять. Главное — выполнить поставленный администрацией план. У наших соседей был такой случай: собаки вышли с участка погулять, а при появлении отстрельщиков не смогли вернуться — калитка оказалась заперта, людей рядом не было. Всех собак убили и вывезли на утилизацию».

Раньше Белозеровы жили в Москве и совершенно не собирались превращаться в держателей собачьего приюта. Рома рассказывает: «Мы когда-то гуляли возле Серебряного Бора и кормили собаку, у которой были щенки. В какой-то момент часть щенков поубивали. Мы забрали себе оставшихся — одного пристроили, а трое у нас остались. Две собаки у нас уже было. С пятью собаками в Москве жить оказалось невозможно, поэтому продали квартиру и переехали в Подмосковье. И тоже все время получалось так, что мы подбирали кого-то, стерилизовали, пристраивали. Какая-то часть щенков не пристраивалась и оставалась у нас».

И все-таки за эти годы удалось найти хозяев почти сотне животным. Со временем пристраивать их становится все сложнее — друзья и знакомые уже давно разобрали всех, кого могли взять. Объявления помогают мало, по ним часто звонят люди, не вызывающие доверия, или же перекупщики, которые хотят продать на птичьем рынке милого щеночка.

«Когда звонит ребенок или подросток, обычно выясняется, что он не согласовал это с родителями. В лучшем случае собаку обратно вернут, — рассказывает Рома, — в худшем — снова выкинут на улицу».

«Проблема еще в том, что мальчиков сразу берут, а девочки засиживаются, — добавляет Елена. — В Москве люди еще не так сильно полом озабочены, а в Подмосковье сразу говорят: «Только кобеля». Причем они как это аргументируют: «Ну это надо же щенков топить и закапывать потом…» Других альтернатив они не видят. На предложение стерилизовать отвечают: «Нет, ей же больно». И Бога еще припоминают.

Это такая жестокость. Причем это же люди, которые сами рожают детей и так вот этих детей воспитывают. Я теперь понимаю, откуда берутся фашисты и всякая такая дрянь: их выращивают сердобольные женщины, которые топят щенков. А потом идут в церковь».

Все эти годы в Подмосковье Белозеровы снимают разные дома по одной ветке железной дороги, переезжая раз в два-три года. Сейчас перед двухэтажным домом большой участок, на котором есть где размяться собакам. Когда мы вошли в дом, в нос сразу бросился смешанный запах собачьего духа и старого дерева — такой уютный запах подмосковных дач.

Дом, правда, сдвоенный — и прямо за стенкой соседи, которым может помешать неожиданный шум. Но соседи не жалуются, а собаки шумят только в тот момент, когда кто-то возвращается домой, — как уж тут сдержать эмоции. Но все-таки одних собак нельзя оставить — завоют.

«У нас тут есть любители повыть. Вот этого товарища называют Кобзон, ему уже 15 лет — и он их всех выть научил. Ну, в принципе, в кайф иногда повыть, я его понимаю», — сочувственно кивает Рома.

«Поэтому у нас такая схема разработана, что все время кто-то с ними сидит. Такой вахтовый метод. В итоге у нас суммарный лай меньше, чем у соседской собаки, которая сидит дома одна и лает целый день. Но за этим приходится следить. И это действительно большая проблема, потому что у всех же есть какие-то свои дела, а сюда как на работу приходится ездить. У меня еще и своей деятельности разной хватает, мне не хочется в двадцать пять лет сделать себе такую сегрегацию и все время сидеть с собаками. Сейчас этим занимаются только мама и я — основная нагрузка, конечно, ложится на маму».

«Я какой из этой ситуации вижу выход — чтобы я больше внимания работе уделяла, чтобы я зарабатывала деньги на помощников. Потому что сейчас у нас реальной помощи очень мало», — Елена не слишком-то верит в людей и считает, что полагаться можно только на себя и редких друзей.

«В принципе, для себя я понимаю, что кроме нас эти звери никому особо и не нужны. Есть куча знакомых, которые приезжают просто поблаблакать. Никто ничего не делает. Хотя если человек считает себя волонтером, то у него какая задача — приехать и сделать какое-то маленькое дело. А у нас сознание того, что он вообще побывал тут, заменяет в голове человека реальное дело.

Причем даже в тех случаях, когда люди деньги дают. Если они тебе один раз сто рублей дадут, то считают, что дело сделано, и забывают о нем. И на следующий месяц их нужно вылавливать снова. Мало того что на тебе уход за животными, так ты должен еще и людей организовывать. А животные же кушают каждый день. Сегодня ты собаке помог, а завтра она недоедает — этого понимания нет у людей».

Рома более оптимистичен и считает, что люди вполне способны организоваться, надо только их немного к этому подтолкнуть. «Я уверен, что полно людей, которые готовы помогать. Потому что скидывать 500–1 000 рублей в месяц для многих вообще не проблема, наоборот, у людей есть потребность чем-то полезным заняться.

Это же такое распределение обязанностей. Не каждый человек, который хочет помогать животным, может взять себе с улицы собаку или кошку. А тут получается, что мы этим уже профессионально занимаемся, и если человек нам окажет какую-то помощь, финансовую например, то для него это не так затруднительно, а для нас существенная поддержка. Особенно если это регулярно происходит. У нас есть одна знакомая, которая регулярно, каждый месяц, выделяет какие-то деньги. Этого недостаточно, но это очень большая моральная поддержка: ты уверен, что в конце месяца будет какая-то сумма, которая текущие дыры чуть-чуть закроет».

«Благотворительность, она же в стабильности как раз и заключается, — вдруг соглашается Елена. — И людей наверняка можно как-то воспитать и подсадить на регулярную помощь. Потому что это хорошая привычка, я думаю».

Недавно Рома сделал сайт 50pets.ru, на котором он собирается рассказывать о жизни приюта, публиковать  фото, видео и новости про животных. Там же будут приведены и все расходы — в основном деньги уходят на корм и ветеринарную помощь.

«Мы постоянно сталкиваемся с тем, что ветеринария сейчас очень коммерциализирована и врачи просто вытягивают деньги. Есть честные ветеринары, но многим все безразлично и они очень безответственно относятся к животным», — жалуется Рома.

Сайт и странички в фейсбуке и твиттере он планирует использовать как площадку для самоорганизации волонтеров, которые хотят помочь приюту. По словам Ромы, в теории таких людей полно, но на практике людей приходится подталкивать к тому, чтоб их желание помочь превратилось в реальное дело. Кроме денег на врачей и корм, приюту постоянно требуется какая-то мелкая помощь: отвезти заболевшую кошку на машине в город, посидеть с собаками «на вахте», чтобы не завыли, помочь с прививками животным, в конце концов просто почистить снег или покосить траву.

«Хотелось бы организовать такую уведомительную систему, чтобы я сообщал о том, какие у нас сейчас есть дела, а люди сами писали, кто и когда сможет помочь. Чтобы не приходилось каждый раз мучительно названивать друзьям, — говорит Рома. — Это и собакам полезно: когда они узнают новых людей, то как-то социализируются. Потому что если они редко кого-то видят, то все-таки становятся пугливыми и замкнутыми».

Того кота, что вскарабкался мне на плечо и теперь легонько покусывает меня за ухо, я не назвал бы пугливым и замкнутым. Плотно запеленав (торчит одна лишь голова), Елена усаживает мне на колени другую кошку: ей сейчас будут чистить уши.

Кошки появились в доме относительно недавно — пару лет назад. Конфликтов с собачьим сообществом у кошек здесь нет: только на улице у первых иногда просыпаются инстинкты, и они начинают гонять вторых (на этот случай во дворе для кошек есть укрытие). «Это даже полезно, пусть коты не теряют инстинктов — есть же и другие собаки. Опасаться уметь тоже надо», — считает Елена.

Как рассказывает Рома, со временем кошки даже немного потеснили собак. «Они жили на втором этаже, а собаки жили внизу. Потом кошки стали постепенно вниз перебираться, и в итоге все переселились на первый этаж. Постепенно кошки собак оттеснили и теперь тусуются везде с ними вместе».

«При этом у них у всех есть определенные предпочтения на счет того, что вот такая кошка любит такую собаку, — и они вместе в кресле лежат, обнявшись, — говорит Елена. — То есть как только кошка видит, что собака легла, она сразу к ней под лапу забирается. Или они трутся друг о друга».

Рома набирает воду в чайник, и еще одна кошка, запрыгнув на раковину, внимательно следит за текущей струей. «Клуб любителей воды у этих кошек, они постоянно сидят в раковине и смотрят, откуда вода появляется и куда девается. Пьют из струи, лапою булькают и, когда вода не течет, заглядывают в кран», — рассказывает Рома и брызгает в кошку водой. Та отпрыгивает.