Александр Высоковский
___
«Во-многом работа Кузьмина была на самом деле работой Лужкова и лужковской команды. Он был глубоко несвободным человеком в своих решениях. Не потому, что у него такой характер, а по определению».
2
«Если бы на этом месте был не Кузьмин, а другой человек — более-менее ясно, кто бы мог быть в тот момент на его месте, — все было бы много хуже. То, что делал Кузьмин, и то, как он это делал, сумело где-то спасти, а где-то смягчить несколько очень важных негативных моментов этой эпохи».
3
___
«Мне многое не нравится из того, что делал Кузьмин: его деятельность в значительной части была построена на устаревших представлениях о градостроительных принципах. Во-многом он вел себя не как градостроитель, а как архитектор. С позиции архитектора Кузьмин отстаивал не современные технологии современного открытого общества, а технологии закрытого, советского толка».
Григорий Ревзин
«Благодаря ему в реальное московское проектирование пришли модные неомодернисты. Он притащил человек 15 — и утвердил их в Москве. Это Боков, Григорян, Асадов. Он с ними работал, хотя Лужков как-то плохо к ним относился».
«Он внедрял в Москве конкурсы. Это было не очень удачно, и реально по конкурсу ничего не построили, но тем не менее сама попытка была, он провел некоторое количество важных конкурсов — на площадь правительства, на остров, на Сити. Ну, в общем, это так всех взбодрило».
3
«Третье решение тоже у него не вышло, но по замыслу было серьезным. Это Генплан. Когда он представлял его в 2002 году, это был хороший Генплан; к 2012 году, когда туда внесли все компромиссы, которые можно, это стал плохой Генплан».
Рустам Рахматуллин
«Распространение градостроительной деятельности на памятники и на их территории. То есть применение архитектурных работ общего профиля к памятникам архитектуры. Это типично для лужковской Москвы — когда архитектор общего профиля ведет работы на памятнике, а реставратор находится у него на субподряде. И вместо реставрации производились реконструкции, то есть изменения параметров, надстройки, обстройки, пристройки и разрушение — это, наверное, первое и самое важное с точки зрения градозащиты. Уже то, что моменты, связанные с памятниками, обсуждались на общественном градостроительном совете и вел эти советы Кузьмин — то есть Москомархитектура, а не Москомнаследие — было первым признаком ошибки. Само положение Москомархитектуры в лужковской системе принятия решений было ошибочным и даже незаконным, потому что согласно закону градостроительная деятельность на территории памятников и на их теле не производится, это епархия реставраторов».
«Конечно, запомнился Генплан. Но это лужковский проект. Кузьмин его только провел, тут он был послушным проводником начальственной воли. Кузьмин, как редактор Генплана, работал с нами, мы были экспертами депутатов городской думы. И он во многом пошел нам навстречу, большая часть наших поправок была принята или иным образом учтена. Во время консультаций было видно, что он очень хорошо знает город, и боюсь, что любой другой человек на его месте будет хуже. Тут впечатление от непосредственной работы было скорее положительным; Кузьмина, как переговорщика, можно оценить высоко. Но это не характеристика Генплана — оценка Генплана остается в целом отрицательной».
«В качестве третьего момента можно вспомнить московское Сити, когда возник не просто неверно размещенный деловой центр — полупустой и недостроенный, — а был брошен высотный вызов Кремлю. Панорамы Кремля были испорчены. Это было не просто визуальной ошибкой — ведь все все видели, и визуальный анализ проводился. Но Лужков хотел, чтобы так было. В результате над Москвой вознесся какой-то Нью-Йорк — совершенно в духе 1990-х годов. А Москомархитектура послушно провела это решение».