«Чтобы не сойти с ума, нужно что-то делать. Я вызвала скорую. Позвонила маме и другу. Убрала с дороги пакет с резиновыми сапогами и рюкзак. Еще раз позвонила в скорую. Я хотела расчистить дорогу, чтобы скорой было удобно разворачиваться. Я видела, что ему плохо. Я думала, что он еще жив».
Так Татьяна Кудрявцева, москвичка сорока лет, думала о Нурридине Назарове, молодом мужчине, который лежал в овраге у пустынной дороги, в лесу рядом с железнодорожным полустанком. Татьяна вызвала Назарову скорую и очень боялась, что скорая может их не увидеть. Все это время Татьяна старалась разговаривать с Назаровым.
Нужно было бороться за его жизнь. «Разве может быть что-то ценней человеческой жизни?» — говорит Таня. Несколькими минутами раньше она ударила его ножом, потому что боролась за свою жизнь. Потому что, действительно, нет ничего важнее человеческой жизни.
«Я говорила ему: держись, парень, скорая уже едет. Потерпи немножко, уже скоро». Мы разговариваем с Татьяной в ее квартире на ВДНХ — пахнет гречневой кашей и старым паркетом. Татьяна сидит на низенькой, подростковой кушетке, подвернув под себя ноги — так, как их могут подворачивать только очень худые люди. У нее густые, темные, красивые волосы до плеч, внимательные большие глаза.
«Вы не думайте, что я сразу с ним на «ты» перешла. Когда он хватал меня за руки, когда он меня лапал, когда он тащил меня в овраг, я была с ним на «вы». Я хотела показать, что мы с ним чужие друг другу. Хотела, чтобы он тоже почувствовал, что я ему — незнакомая женщина, а он мне — незнакомый мужчина».
В первый раз я увидела Татьяну в видео на сайте grani.ru. Она сидела на той подростковой кушетке, которую я потом увижу своими глазами, и монотонным, очень спокойным голосом говорила: «Меня обвиняют в умышленном убийстве, это статья сто пятая, часть первая».
Татьяна Кудрявцева собирала грибы недалеко от своей дачи под Солнечногорском. Около пяти вечера она вышла из электрички одна, и возле платформы ее окликнул какой-то человек. «Лет 30 на вид», — говорит Таня. Он спрашивал прикурить, Таня не курит, но на всякий случай поискала спички в кармашках рюкзака — могли и быть. Спичек не оказалось, она извинилась и пошла по дороге в сторону своего дачного поселка. С этого момента и до утра следующего дня ничего хорошего с Таней уже не происходило.
Мужчина догнал ее практически сразу. «Стал лапать, хватать за руки, за шею, потом сказал, что он собирается со мной сделать. Если нужно, я могу повторить, что он сказал, но это матом, не знаю, будете ли вы это печатать».
Мужчина потащил Таню с дороги к оврагу, Таня еще пыталась вырываться, пыталась уговаривать, бросила корзинку с грибами, пакет с сапогами и в какой-то момент, когда ей удалось выдернуть одну руку, вытащила из ножен нож, которым срезала грибы, и наугад ткнула им в мужчину. В этот момент они упали, мужчина повалился на Таню сверху, какое-то время еще душил ее, а потом откатился, схватившись за бок.
«В какой-то момент я совершенно ясно осознала, что никто и ничто мне не поможет, что я пропала. До сих пор не верю, что я жива. До сих пор стараюсь радоваться каждой минуте этой жизни», — говорит Таня.
Таня вспоминает, как вызвала скорую: «Я думала, что, как в американском фильме, они будут говорить со мной, пока скорая не приедет, но они приняли вызов и повесили трубку». Как волновалась, что скорая не увидит ее с дороги, как встретила людей, спешащих на электричку, и просила их постоять на дороге до приезда скорой, но все ей отказывали. Таня позвонила маме, позвонила другу, с которым собирала грибы, чтобы он возвращался, увидела в конце дороги разворачивающуюся скорую, испугалась, что она проедет мимо, побежала навстречу. Врачи скорой сказали, что нападавший уже мертв, и вызвали милицию. «И милиция, и врачи — все очень меня поддерживали, говорили, что я чудом спаслась, что я была на волосок от смерти».
Таню отвезли в Солнечногорск к следователю, позже приехал адвокат, потом Таня давала показания, потом опять возили на место преступления, потом опять показания. По настоянию адвоката возили в больницу, чтоб документально подтвердить, что на шее и руках Тани синяки, потом, уже утром, дали подписать протокол. Там было написано: статья сто пятая, часть первая. То есть — умышленное убийство.
В это же время Джордж Циммерман, который был волонтером-охранником, патрулировал свой район на машине. Он заметил Мартина и тихо поехал за ним. Потом позвонил в 911 и сообщил, что видит подозрительного парня, который прячет лицо под капюшоном толстовки. Диспетчер ответил, что дежурный наряд полиции выезжает, и попросил Циммермана не преследовать человека. Циммерман диспетчера не послушал. Что происходило дальше, не совсем ясно, потому что показания Циммермана, свидетелей-соседей и девушки, которая в этот момент разговаривала с Мартином по телефону, расходятся. По первоначальной версии, Циммерман немного попреследовал парня на машине, потом перестал, вышел из машины — и тут из темноты появился Мартин, спросил: «Какие у тебя проблемы, парень?» — и ударил Циммермана. Тот достал 9-миллиметровый пистолет и выстрелил. Трейвон погиб.
По законам штата Флорида, действия Джорджа Циммермана не были противоправны.
Такие законы есть во многих американских штатах и называются законами о защите территории (stay your ground law). Изначально их общая концепция заключалась в том, что человек, который находится на своей частной территории — дома или, например, в машине, — может убить другого человека. То есть он не обязан попытаться для начала избежать конфликта. С 2005 года эти законы гораздо шире трактуют формулировку «личная территория» — теперь человек может воспользоваться оружием в целях самозащиты в любом месте, где он находится легально.
Поэтому Джордж Циммерман дождался полицию, дал показания и ушел домой. Закон штата Флорида о самообороне был на его стороне — Циммерман использовал предельную силу на своей территории, в отношении подозрительного человека, который к тому же, по словам Циммермана, напал на него со спины.
И если бы родителям убитого Трейвона Мартина такое решение не показалось бы несправедливым и они не затеяли общественную кампанию, на этом бы дело и закончилось. Но они потребовали расследования, обратились в общественные организации и прессу, стали утверждать, что налицо расовые предрассудки: увидел афроамериканца в капюшоне — решил, что перед тобой преступник. Сотни людей вышли на улицы с портретом Трейвона. Представитель демократической партии Бобби Раш начал свое выступление в Палате представителей с того, что, выйдя в серой толстовке, натянул на голову капюшон в знак поддержки близких Трейвона. Началось расследование. В прессе появились десятки статей о расовых проблемах, о проблемах законов Флориды, об оружейном лобби. Циммерман был осужден по статье «убийство второй степени» (другими словам, непреднамеренное убийство).
«Но судья решил не менять мне меру пресечения. После суда он сказал мне — смотрите, не нарушайте подписку, теперь я за вас отвечаю». В очередную встречу со следователем Ярослав и Татьяна обнаружили, что статья изменена со 105-й на 108-ю — «убийство при превышении пределов необходимой обороны». Как считает Пакулин, сработала общественная кампания.
В этой точке истории сорокалетней москвички Татьяны Кудрявцевой и американца Джорджа Циммермана сходятся. Сходятся формально, по внешним признакам, по сути оставаясь невероятно далекими друг от друга. Это на контрасте и помогает понять, с чем мы на самом деле имеем дело.
На языке правоведов это называется эксцессом обороны. Смысл этого понятия в том, что тот, кто защищается, должен защищаться от реальной угрозы. И отвечать обидчику в соизмеримой пропорции.
Джорджа Циммермана, который находился под защитой закона о самообороне и, главное, презумпции невиновности, тут же отпустили. Татьяну Кудрявцеву, невзирая на то, что в России есть статья 37 УК РФ о необходимой обороне («не является преступлением причинение вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны»), тут же обвинили в умышленном убийстве.
«В российской практике, когда есть труп и есть готовый сознавшийся убийца, всегда выбирают статью «умышленное убийство, — говорит адвокат Кудрявцевой Ярослав Пакулин.
Почему это происходит, доступно поясняет, например, юрист Эдуард Кобурнеев в журнале «Российский следователь»: «Ошибки при квалификации фактов причинения смерти в процессе необходимой обороны очень часто связаны с так называемыми ведомственными проблемами, при которых должностные лица правоохранительных органов стремятся квалифицировать эти случаи как убийство без смягчающих обстоятельств для приукрашивания статистики раскрываемости убийств».
Это даже не данные правозащитников, это цитата из федерального журнала, который издается при участии Генпрокуратуры РФ.
По сути, Кобурнеев пишет о злосчастной палочной системе. О том, что очень удобно поставить палочку — убийство, мол, раскрыто, — когда сталкиваешься с необходимой обороной. По его словам, в Москве 84% дел, которые можно было бы рассматривать как дела о необходимой обороне, рассматривают как дела об умышленном убийстве.
«В идеале такое дело требует не немедленного возбуждения уголовного дела, а длительной проверки, — говорит Пакулин, — пусть эта проверка и займет месяц или полтора, и когда все будет выяснено, дело должны закрыть за отсутствием состава преступления. Потому что в нашем случае его действительно нет, как нет и мотива».
Именно такой проверке подверглось дело Циммермана. В результате этой проверки выяснилось, что Трейвон в тот вечер был под наркотиками, что семья Циммермана позволяла себе расистские высказывания, были найдены свидетели, прослушаны записи службы 911, проведены экспертизы и несколько заседаний суда. Татьяна Кудрявцева просто сразу была обвинена в убийстве и едва не была помещена под стражу. Обвинение в деле Циммермана доказывает, что Циммерман был виновен. Обвинение в деле Кудрявцевой просто заявляет это.
— Как вы думаете, почему следователь обвинила вас в умышленном убийстве?
— Я думаю, что она ничего такого не имела в виду, просто выполняла свою работу.
— Какую работу?
— Квалифицировала мои действия как умышленное убийство.