Эффект топа

иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева

Что было бы с Тарусской больницей, если бы запись о том, как там все плохо, не попала в топ? Какая судьба ­ждала бы стариков из дома престарелых в Ямме? Что бы мы знали о маленькой португальской Сандре Зарубиной? Сколько крови не сдали бы? Сколько денег не пожертвовали?

Рейтинг «Яндекса» и практика выведения в топ той или иной записи не раз работали на благо общества, верного дела или какого-то конкретного человека. И никому особенно не мешало то, что в том же топе рядом стояли фашистские или рекламные записи, какая-то пошлость или откровенная ерунда. Даже Артемий Лебедев или Максим Калашников там раздражали не сильно. Благодаря выведению в топ искали людей, редкие лекарства, защищали собак и стариков, заставляли власти обращать внимание на то, на что они обращать внимание не собирались, решали проблемы, которые раньше решить не удавалось. Это было настоящим медиа со всеми его недостатками и слабостями. Поэтому его и закрывают. Не столь важно, почему «Яндекс» не хочет или не может дер­жать у себя этот медиасервис (видимо, выбирая между цензурой и закрытием сервиса, «Яндекс» выбрал последнее), — в любом случае тот же самый движок появился уже на сайте WhoYOUgle.ru и у Артемия Лебедева. Но, так или иначе, вряд ли эти два сервиса-близнеца будут пользоваться такой же популярностью, как рейтинг «Яндекса». И это хорошо. Это хорошо, потому что несмотря на всю социологическую и политическую важность этого инструмента традиция бесконечных тревожных перепостов — это не то, чем нам всем стоило бы гордиться.

Спору нет — записи с заголовками «выведем в топ» всегда говорят о чем-то важном, серьезном, касающемся жизни и смерти, не требующем отлагательств. Но все равно ощущение от них почему-то не очень приятное. Потому что в массе перепостов у меня лично полностью атрофируется чувство ответственности, чувство соучастия и, честно говоря, все другие чувства тоже. И судя по тому, что эффект этот описан во всех учебниках по психологии, — не у меня одной.

Чем больше свидетелей у происшествия, тем меньше шансов на то, что кто-нибудь позвонит в скорую, пожарную или милицию, даже если все свидетели — участливые, интеллигентные люди. Потому что каждый из них думает, что другой уже позвонил или вот-вот позвонит. Если у происшествия всего один свидетель — шансы почти стопроцентны, если этот один не законченный негодяй. О чем бы ни сообщал мне тревожный пост в моей френдленте, — в конце всегда написано: «Перепостите у себя». И это последнее, обычно наиболее простое поручение, я всегда и запоминаю.

Перепост и, как следствие его, выведение в топ — это способ поучаствовать, не поучаствовав. Помочь, ничем не помогая. Подписаться, ни под чем не подпи­сываясь. Высказаться, ничего не сказав. Возмутиться, ничем не рискуя. Восстать, сидя на месте. Побороться с системой двумя кнопками.

Можно сказать: зато это работает. С этим сложно и бессмысленно спорить, как сложно поспорить и с тем, что если на улице поставить передвижную станцию переливания крови (как, например, сделали на пляже в Тель-Авиве), — это будет работать еще лучше. Если прийти и построить новый дом престарелых и работать там волонтерами, результат на дальней дистанции будет лучше, чем от скандального увольнения директора, которое происходит в результате выведения в топ.

Это все, конечно, про живое человеческое общение, про реальное действие, про несовременные технологии и несовременное чувство ответственности. Ну и наконец, про то, что победы, одержанные с помощью рейтинга «Яндекса», были какие-то подозрительно легкие. И конечно, без этого простого псевдодействия выведение чего бы то ни было в топ чувствовать себя дельным человеком будет значительно сложнее. Придется снова как-то двигаться.