Едоотой боо

В поисках мудрости я купила билет на самолет и отправилась за пять тысяч километров, чтобы разыскать самого знаменитого шамана Забайкалья – Валентина Владимировича Хагдаева из племени Булагатского, рода Буян, подрода Хагдаишуул, ветви Баргайтан. Мне предстояло прилететь в Иркутск, а потом преодолеть 400 километров таежной дороги до острова Ольхон – сакрального места шаманского мира. Сюда веками от гонений сбегались служители этого древнего культа и хоронились среди гор и лесов. Они в отличие от большинства бурят не поддались влиянию ни желтого ламаизма, ни красного атеизма.

В Иркутске я наняла машину и ранним утром следующего дня прибыла на берег Байкала, в поселок Еланцы, где живет Валентин. Еланцы – последний населенный пункт перед Ольхоном. Здесь Валентин ведет вполне светскую жизнь – работает директором местного краеведческого музея, преподает краеведение в школе и пишет научные труды на тему взаимодействия шаманизма и основных мировых религий.

Двор шамана мне указали сразу: синий домик в два окна на улице Ленина. Навстречу вышла собака и уткнулась мордой в руку. Следом за ней показался Валентин Владимирович: невысокий, с черными жесткими волосами, весь округлый, без острых углов, так что глазу не за что зацепиться. Он все время щурился и часто-часто моргал. Казалось, стоит мне отвернуться, и он тут же уснет. Пока шаман брился, я сидела в доме за длинным столом и ела домашний творог. Пол в доме залит цементом, на стене – фотографии, на одной из них – Валентин с Чубайсом.

– Чубайс к нам прилетал инкогнито, – пояснил хозяин. – На двух самолетах. На одном привезли десять машин, а на другом – он сам с телохранителями.

– Какое же тут инкогнито? – не поняла я.

– Ну, никто об этом не знал, ага. И ко мне он пришел как простой человек – в резиновых сапогах. Так как Чубайс родом из Ленинграда, то очень вежлив к собеседнику и прост в общении. Говорили об истории, культуре, философии. В конце беседы Анатолий Борисович сделал мне подношение – два значка, брелок и бумажник со знаками РАО ЕЭС.

Закончив бриться, шаман собрал огромную сумку с культовыми принадлежностями. На Ольхоне у Валентина было много дел: нужно исправить жаркую погоду, из-за которой горели леса, вылечить людей, обеспечить улов местным рыбакам.

– Я к вам приехала за мудростью, – пояснила я, когда мы садились в нанятую машину.

– Я понял, – кивнул шаман.

Через несколько минут мы неслись через степь, чтобы успеть к парому, переправляющему на остров. Ветер гнул желтый ковыль, бурая пыль и песок проникали через щели в машину, так что было трудно дышать. Кругом лежала огромная пустота, только иногда суслики сломя голову бросались под колеса, а другие стояли поодаль, сложив лапки на животе.

– Остановите, здесь находится святое место, коновязь, сэргэ, – неожиданно попросил Валентин. – Здесь люди всегда останавливаются – подумать, покурить... Я вам исполню стихи.

Коновязь – это ряд столбов с заостренными макушками. Сверху донизу они обвязаны ленточками – белыми, красными, синими, оранжевыми. Название стихотворения «Кочевники, степь и небо» точно отвечало содержанию. Валентин читал его размеренно, закрыв глаза, плавно двигая руками в воздухе – как будто дирижировал ленивым оркестром. После этого шаман сел в машину, съел кусок белого хлеба и проспал всю дорогу до переправы.

На пристани дул сарма – самый свирепый ветер, под порывами которого бесплатный паром «Дорожник» отправился к Хорин-Игри (Кобылья голова) – южному мысу Ольхона. Мы с Валентином уместились у правого борта, между немецкими велосипедистами и пожилыми французами.

– Буряты живут на Ольхоне с тех пор, как сюда с неба спустился главный из ханов – Хан-Гута-Бабай. Он родил сына Шубункуа, который обитает здесь в виде белоголового орла, – нараспев произнес Валентин. – Шубункуа является предком всех местных шаманов, а они соответственно – всех бурят. Мы после смерти иногда становимся дикими животными. Поэтому верные традициям буряты никогда не обидят орла, утку или дикого гуся.

– Что же вы едите?

– В основном баранов, которых пять лет растим, оберегаем от холода и сытно кормим травой.

Среди этого народа сорок четыре года назад в родовом улусе Тонта родился Валентин Хагдаев. Старейшины рода сразу объявили, что он будет шаманом, поскольку помимо хорошей наследственности (род насчитывает 19 поколений шаманов) у младенца обнаружился раздвоенный большой палец на правой руке, что является знаком свыше. До семи лет Валентина воспитывал дед – шаман Хагдайн Бади, который вместе с другим старцем, Абзай Алганаймбээ, проводил тайные обряды в горах. Там мальчик узнал о видениях в трансе, о способе гадания по бараньей лопатке, о силе родового сакрального инструмента тоног, выкованного много веков назад его предком. Все эти знания он хранил, пока учился в обычной школе, служил в танковых войсках, работал преподавателем бурятского языка и вовсе не думал становиться шаманом. А в девяностом году его позвали духи.

– В тот момент я чинил крышу своего дома в Еланцах и вдруг впал в кому. Меня положили в реанимацию с диагнозом «нарушение мозгового кровообращения», – вспоминает шаман. – Сначала я почувствовал жуткую боль – это мой дух отделялся от тела. Я познавал свою анатомию – отрывался от каждой косточки, от каждой мышцы, от каждого сухожилия. И вдруг оторвался совсем – как мыльный пузырь от соломинки. Я несся через невероятно густой зеленый мох, хотя «зеленый» – неточно сказано. Хорошо, если обычный человек может увидеть десять оттенков цвета, а здесь их были сотни. Потом я перевоплощался то в точку, то в невообразимое Все, все было мной и я был всем. Я уходил за далекий светящийся горизонт, я знакомился с духами, а они узнавали меня и давали согласие на занятие шаманизмом. А через пару суток я просто проснулся – абсолютно здоровым. После этого, хотя мне был всего тридцать один год, вняв настояниям стариков, я принял первое посвящение (обычно посвящают только в сорок) и получил статус странствующего пешего шамана ябаган-боо.

После этого к Валентину стали приходить духи. Обычно при их появлении холодеет спина, но в первый раз Валентин этого не знал. Он тогда еще работал учителем в районной школе и каждый день шел до работы пятнадцать километров по степи.

– В степи у нас видения часто случаются, для этого надо много ходить в молчании, избавляясь от земных накипей. Духи приходят в момент, когда ночь еще не кончилась, но утро уже близко, когда ты находишься на границе сна и бодрствования. Тогда можно услышать звуки других миров, – так же нараспев говорит Валентин. – Как-то зимой я шел через степь возле заброшенного поселка Барсы, и когда ступил на территорию шабды – нашего кладбища, вдруг услышал, что меня позвали, тихо так, протяжно: «Валентин... Валентин...» От страха с меня пот градом покатил. Я сразу перенес центр тяжести на посох, чтобы дух думал, что посох и есть я (так всегда надо делать, если не знаешь, кто именно и с какими целями с тобой говорит). Я сказал: «Тот, кто меня позвал – явись». И тут передо мной узким столбом взвилась вьюга до неба и через мгновение исчезла. Это был дух той местности, умеющий говорить на человеческом языке.

– А он вас на каком языке позвал?

– По-бурятски, конечно, это же местный дух, он испокон веков здесь обитает.

С тех пор Валентин прошел еще четыре посвящения. Второе звание – духалгын боо (обмоченный шаман) – дало ему право совершать возлияния и обращаться с незначительными просьбами к духу огня, местным духам и духам предков. Третье – хаялгын болл – обеспечило доступ к более высоким духам – хаатам. Четвертое – едоотой боо (законный шаман) – позволило Валентину приносить в жертву белого барана. И наконец, пятое посвящение – хэсэтэ боо (получивший бубен), которое Валентин принял от старейшин семи бурятских родов в начале этого года, дало способность уходить в транс для спасения души больного.

Бубен из кожи косули сделала Валентину ученица-шаманка Татьяна, работающая судьей в Улан-Удэ. Светло-бежевый бубен получился теплым и гладким. В нем есть маленькое отверстие, через которое Валентин может проникать в другие миры для исцеления души больного. Вообще предел шамана – девятое посвящение, после которого он познает истину, существует сразу в шести мирах, умеет левитировать и живет отшельником. Но таких продвинутых людей не встречалось с начала XIX века. Валентин на сегодняшний день – самый именитый шаман Забайкалья.

Изрезанный берег Ольхона выплыл навстречу парому из серого тумана. На пристани стояла темная лошадь с местным жителем в седле.

– Капитан-то есть? – крикнул бурят, когда мы остановились.

– Капитан занят, есть старший помощник, – ответили ему с парома.

– Капитан нужен, ага.

Капитан вышел на трап, бурят заулыбался, как-то виновато поерзал в седле и сказал:

– Приемника-то нет, ага. Скажи, Хусейна там поймали?

С этого началось мое знакомство с сакральным островом. Небо тяжелело, собирался дождь, и мы спешно отправились в путь. Через несколько километров показалась главная святыня Ольхона – мыс Бурхан, Шаман-скала. Одинокая, вся из сияюще-белого известняка, она стояла в воде, соединенная с берегом тонким песчаным перешейком. Выйдя из машины, Валентин начал быстро бормотать, прикрыв глаза. Он воздавал хвалу духам местности и Великому духу Байкала.

– Это мы молимся так, иди, встань с этой стороны, – позвал он меня.

– А почему не с той?

– Здесь лицо, там – попка, – пояснил шаман и придержал меня за рукав, когда я попыталась совершить святотатство, забравшись на гору.

Оказалось, что раньше, когда люди приезжали сюда, они обвязывали копыта коней тряпками, чтобы не шуметь. Потому что задолго до того, как пришли мы и приходили они, именно сюда спустился Хан-Гута-Бабай – родоначальник бурят.

Начавшийся дождь явно радовал Валентина, так как он накануне провел несколько обрядов, прося воды у духов. Он стоял, подставив круглое лицо под капли.

Через несколько минут мы добрались до Хужира. Широкие улицы пустовали. Во дворах брюхом кверху лежали лодки. В маленьком поселке Валентина знают хорошо. Трижды он возвращал из комы людей, от которых отказывались врачи. В последний раз спас бабушку Галину Бардымовну Нахоеву, которая пасла овец, споткнулась, ударилась головой о камень и впала в кому. Валентин обкурил помещение чабрецом (его не любят злые духи) и ночь напролет в трансе читал монотонные молитвы и бил в бубен. Под утро старушка открыла глаза и попросила бульона. Так и вылечилась.

Хозяйка дома, в который мы постучали, тоже нередко прибегала к услугам шамана. Она с радостью разместила нас в маленьком деревянном домишке, где мы растопили печку и продолжили разговор.

– Валентин, все, что вы рассказали – очень интересно, – сказала я. – Про дырку в бубне, про говорящих духов, про народ, произошедший от птиц. Но, поймите меня правильно, у нас, на другом берегу, все иначе. У нас ученые подтверждают теорию Большого взрыва, опровергают теорию относительности, занимаются генной инженерией. Это невозможно увязать с вашими сказками.

– Что значит невозможно? Здесь нет никакого противоречия, – оживился шаман. – Шаманизм – единственное учение, которое полностью описывает теорию Большого взрыва, выдвинутую современными физиками-ядерщиками. Бурятский эпос говорит, что сначала туманная мгла собралась в ядрышко и из тьмы первозданного хаоса появилась вода, которую породил огонь. Это все понятно, да? Ведь после взрыва Вселенную наполнил гелий, а гелий – это не что иное, как усиленный водород. Вода тоже состоит из водорода и кислорода... У нас даже про теорию относительности пространства и времени Эйнштейна есть. Мне эвенкийский шаман Дзю Дахе рассказал про охотника, который ушел в другие миры на три дня, а когда вернулся, на Земле прошло триста лет, ага.

– То есть он превысил скорость света?

– Ну да. Его встретил прапрапраправнук, глубокий старик, и стал укорять: «Как же ты, далекий предок, моложе нас оказался?» И тут же, на глазах далекого предка, охотник стал стариться, покрылся пылью и рассыпался в прах.

– А про элементарные частицы что ваш эпос говорит?

– Предания говорят, что мы и наше дыхание состоим из миллиардов частиц. Кроме того, нас ежесекундно пронизывают невидимые лучи. Нейтрино, например. Они фиксируют все движения в пространстве, наши действия, наши мысли. Это и есть то, что у буддистов называется кармой.

В этот момент нейтрино зафиксировали Валентина, откинувшегося на кровати, две горящие свечки, чашку чая, белые занавески, колышущиеся от ветра, надвигающиеся сумерки.

– Болезни возникают, как я понимаю, как раз от кармы?

– Не все. Чаще это случайность, например, когда душа покидает человека. При этом человек чувствует сонливость, вялость, постоянную усталость.

– Почему она покидает человека?

– Пугается. Идешь, например, ты по дороге, и вдруг над ухом кто-то крикнул громко – вот душа и начинает уходить. Уходит она три года, если за это время ее как-нибудь не вернуть, то человек умрет. Один из способов возвращения я знаю. Сначала нужно выточить стрелу из березы. У березы корни находятся в нижнем мире, а ветви – в верхнем. Это очень важно, потому что мы не знаем, куда именно уходит душа. Потом нужно обмотать стрелу пятью нитками – двумя белыми, красной, желтой и синей. Каждой ниткой – двести витков. Далее готовят саламат – муку, обжаренную в сметане. Во время самого обряда я произвожу священные действа с бубном, читаю молитвы, обмазываю человека саламатом, вплетаю стрелу в волосы и в конце даю заболевшему самое вкусное, что он любит. Например, дорогое мороженое, которое человек каждый день не кушает, ага. После этого душа возвращается.

– А грипп как вы лечите?

– Грипп, Лена, мы никак не лечим. Глупо лечить болезни, с которыми прекрасно справляется медицина, согласись. Я вообще стараюсь не лечить людей.

– Как же? У шамана ведь три предназначения, – вспомнила я, – пророчество, лекарство и проведение обрядов.

– Для пророчества у меня недостаточно способностей открыто, – отрезал Валентин, молча допил чай и ушел – его ждали люди.

За ночь я несколько раз просыпалась от воя собак, от далеких глухих ударов, от стука дождя. Когда ночь еще не закончилась, но утро было близко, когда я маялась между сном и бодрствованием в жарко натопленном доме, вдруг послышалось: «Лена, Лена...» Я села и всем весом оперлась руками на постель, чтобы дух подумал, что кровать – это и есть я. За окошком, прижав ладонь к стеклу, стоял Валентин:

– Поехали, ага, – сказал он мне, – обряд рыбакам делать будем.

Валентин этим хмурым утром облачился в синий халат дэгел дэли, на котором висели бронзовые фигурки животных, зеркало для отпугивания злых духов, медальон с изображением Чингисхана и ходыга – узорчатый нож. Наряд дополняли шапка с кисточками и кирзовые сапоги.

– Вы бы с солнышком чего-нибудь решили, – попросила я шамана, когда машина скользила в размякшей от дождя земле, пробираясь к берегу Байкала. Шаман кивнул.

На берегу нас уже ждали семь рыбаков, одетые в высоченные болотные сапоги, вязаные свитера и меховые шапки. Их серые боты прижались носами к берегу. В ящиках лежали уснувшие щучки с зеленоватыми боками.

– Какие проблемы? – спросила я рыбацкого бригадира, 71-летнего Вадима Бороева.

– Да вот, пожары были... Дым стоял такой, что два месяца друг друга не видели. Да еще рыба маленько не ловится.

На ящик из-под рыбы мужчины поставили банку с молоком, пачку индийского чая и водку «Минима».

– Раньше-то использовали традиционный напиток тарасун – в нем двадцать градусов, а теперь вот – современный вариант, – говорит Валентин, указывая на водку иркутского разлива. – Мне за обряд можно стакан принять, не больше.

Скоро в большом почерневшем котле уже варился кусок баранины, а мы с Валентином пошли собирать священную траву чабрец, которую нужно бросить в костер и овеять себя дымом. Только очистившись таким образом, можно участвовать в обряде.

Обряд назывался «Почитание и подношение водным духам Байкала, для удачной рыбалки, и чтобы в каждой семье было благополучие». Небесные духи отвлеклись от своих дел. Из-за туч вырвалось солнце, все начали улыбаться. Валентин редко ударял в бубен и читал молитвы: «Сиянию и блеску лучей на Байкале», «Хозяину пугливой и быстрой волны», «К ольхонским предкам». Шаман быстро перемещался, выстраивал за собой растерянных рыбаков, водил их кругом, брызгал молоком и водкой в воду, в костер, в небо. Потом мне поднесли кусок баранины, молоко, чай и трубку, набитую табаком и местными травами. В последнюю очередь пришлось пить водку. Голова от такого разнообразия продуктов закружилась, и я присела на землю.

Через полчаса все улеглось. Наступил штиль. Рыбаки тоже расселись на земле, допивая все, что можно было допить. За обряд они сделали Валентину подношение – два полных пакета рыбы. Было видно, что рыбы им совсем не жалко, потому что теперь удача перешла на их сторону.

– Валентин, а как же транс? – расстроилась я по окончании действа.

– Вот, типично европейский подход, – вздохнул шаман, – чтобы поправить улов, этого совсем не надо. Транс (онго) – опасная вещь, в нем всегда находишься между жизнью и смертью. В транс можно входить только в случае крайней, жизненной необходимости, когда надо спасти человека от смерти или по воле духов. Где-то раз в год, долго созерцая огонь, я впадаю в онго.

– Зачем духам надо, чтобы вы впадали в транс?

– Чтобы передать знания. Я всю жизнь занимаюсь тем, что коплю мудрость своего народа. Я общался со всеми старцами, жившими при мне, изучал эпос, искал по библиотекам все, что касается шаманизма. Это очень важная задача, потому что скоро, через несколько веков, шаманизм станет основной религией человечества.

– И в Европе?

– И в Европе. Европейские народы пошли техногенным путем развития и достигли много, что хорошо. А восточные – биогенным. Наши народы веками совершенствовали самого человека и достигли выдающихся высот, особенно в Тибете и на Ольхоне. Мудрецы могли телепортироваться, левитировать, то есть делать вещи, которые современная наука не признает. И это тоже правильно. Но в итоге две ветви сольются, и объединит их именно шаманизм.

– Это каким же образом? – поинтересовалась я, выпив еще водки.

– Анатолий Борисович Чубайс тоже меня так спрашивал, – вспомнил Валентин. – Я тогда отвечал, что ваша цивилизация ради собственного спасения должна оставить природу в покое. У вас все больше говорят об экологии, запреты разные ставят, но человек склонен нарушать закон. Спасти окружающий мир можно, только встав на путь шаманизма – обожествления природы, поклонения ей. Это обязательно произойдет, потому что конец света еще не близок.

– А когда он настанет?

– Земля уничтожится, когда черный кончик заячьего уха станет белым, а косули, выбегающие из тайги, копытами будут высекать огонь. Я видел в тайге зайца. Кончик уха у него еще черненький. И оленя видел в Еланцах – он не высекает копытами огонь. Так что конца света пока не будет.

На прощание Валентин подарил мне календарик с изображением себя. На обратной стороне была написана мудрость: «Живи в гармонии с самим собой, с людьми вокруг, с Природой, то есть не делай другим того, чего не желаешь себе».

– Ты должна превратиться в ту любовь, которой была изначально, – крикнул Валентин мне вслед.

– Хорошо, – ответила я.