Два мира Линды Фицпатрик
Линда Фицпатрик: приличная девочка из хорошей семьи в Гринвиче и нимфоманка-метамфомонстр из Гринвич-Виллиджа. История тотального непонимания и протеста образца 1967 года
«Разумеется, мы знали, что такое Гринвич-Виллидж, — у нас родственники живут на Пятой авеню, дом 2», — говорит Ирвинг Фицпатрик, состоятельный импортер пряностей из Гринвича, штат Коннектикут. Неделей раньше его дочь Линда с приятелем-хиппи была обнаружена убитой в котельной в Ист-Виллидже.
С мистером Фицпатриком и его семейством у нас состоялась трехчасовая беседа у камина в библиотеке их 30-комнатного дома, расположенного в миле от знаменитого Гринвичского загородного клуба.
Раньше, произнося «Гринвич-Виллидж», Фицпатрики подразумевали сошедшую со страниц Генри Джеймса картинку, которая открывается из приемной доктора Скляра, и «симпатичные магазинчики», куда любили иногда зайти миссис Фицпатрик и ее дочери. («Я даже понятия не имел, что существует какой-то Ист-Виллидж, — признается мистер Фицпатрик. — Про Нижний Ист-Сайд я еще что-то слышал, но, простите, Ист-Виллидж…»)
Тем временем для 18-летней Линды Фицпатрик — во всяком случае, в последние 10 недель ее жизни — Гринвич-Виллидж был совсем другим местом: царством ночлежек и кислотных галлюцинаций, хиппи и психоделического искусства, ведьм и колдунов.
Представления о Гринвич-Виллидже у старших Фицпатриков ограничивались Вашингтонской площадью, а о собственной дочери — привычным образом юной талантливой девушки, чересчур жадной до радостей жизни.
И в том, и в другом случае действительность далеко превосходила самые страшные опасения Фицпатриков — настолько далеко, что они до сих пор не в силах поверить в реальность пережитого их дочерью в последние недели перед смертью.
Бессмысленно, видимо, задаваться вопросом, какая из двух Линд была «настоящей» — Линда из Гринвича, штат Коннектикут, или Линда из Гринвич-Виллиджа. Насколько мы поняли из разговоров с ее родителями, друзьями и знакомыми, эти два мира переплелись в ее сознании — переплелись до того прочно и причудливо, что сама Линда, скорее всего, уже не могла сказать, к какому из миров она принадлежит.
Происходившее с Линдой на финальном отрезке жизни причинило ее родителям мучительную боль. Мотивы поведения подобных Линде молодых людей служат источником тревожного недоумения для многих других родителей и предметом изучения — для социальных работников и психологов, которые пытаются понять, почему по всей стране тысячи юношей и девушек из благополучных семей уходят из родительского дома ради того, чтобы «расширять сознание» в Гринвич-Виллидже или в таких же местах.
Всего несколько месяцев назад Линда — или Фицпо, как называли ее родные и друзья, — казалась всем типичной, счастливой и устроенной обитательницей зажиточного буржуазного предместья.
«Линда — хорошо образованная, тонко чувствующая, здравомыслящая девочка», — сказала нам во время встречи в Гринвиче ее мать, ухоженная блондинка в шоколадного цвета платье с закрытым воротом. О своей дочери миссис Фицпатрик говорила исключительно в настоящем времени.
Престижное образование
Линда родилась в Гринвиче и ходила там в частную Гринвичскую дневную загородную школу. В школе она показала себя прекрасной спортсменкой: играла центральным нападающим в «Стайвесант-тим», фактически сборной команде округа Фэрфилд по хоккею на траве, завоевывала награды в плавании и верховой езде. Среднее образование Линда заканчивала в «Олдфилдз-скул», четырехлетней подготовительной школе, расположенной в Гленко, штат Мэриленд.
Линда, склонная к полноте блондинка, внешними данными и близко не могла тягаться ни с матерью, невероятной красоткой, в тридцатые годы под именем Дороти Энн Раш блиставшей на подиумах и журнальных обложках, ни со старшей сестрой Синди.
Танцевальные вечера в загородном клубе она нередко от начала до конца просиживала в уголке, болтая с кем-нибудь из своих сводных братьев. Но это, очевидно, не слишком ее расстраивало — танцы интересовали Линду гораздо меньше, чем занятия спортом и живописью.
Судя по рассказам родных, начало последнего лета не предвещало ничего экстраординарного. В середине июня Линда приехала домой на каникулы — за учебный год она многого достигла, была избрана художественным редактором школьного ежегодника. В Гринвиче она провела пару недель, а затем на месяц отправилась с семьей на Бермудские острова.
Каникулы с семьей
«Летний отдых мы всегда проводим вместе, как дружная семья, — рассказывает мистер Фицпатрик, высокий, спортивного вида мужчина в идеально сидящем сером костюме и синем галстуке с золотым зажимом. — Мы отдыхали во Флориде, на Лазурном берегу, а последние несколько лет снимали коттедж на Бермудах, в этом году — в Пейджете».
В семье Фицпатриков было семеро детей: Линда и девятилетняя Мелисса (Мисси) родились в нынешнем браке; 32-летний Перри, 30-летний Роберт, 27-летняя Кэрол и 25-летний Дэвид были детьми от первого, закончившегося разводом брака мистера Фицпатрика, а Синди — от первого, также расторгнутого брака миссис Фицпатрик. На сей раз, против обыкновения, вместе с родителями на Бермуды полетели только Линда и Мисси, через десять дней к ним присоединились Синди и ее муж.
По словам мистера и миссис Фицпатрик, Линда провела «типичное бермудское лето»: плавала в океане, ходила на пляжные вечеринки, часами писала этюды, время от времени ездила в город за покупками.
«Девочка, которую мы знали»
31 июля семья возвратилась в Гринвич, где Линда провела конец лета. Все это время, утверждают родные, Линда оставалась «той самой девочкой, которую мы знали и которую любили».
Они говорят, что большую часть времени Линда проводила за живописью в оборудованной на задах дома студии. Еще она подолгу плавала с друзьями в огромном бассейне с небесно-голубой водой, играла на рояле, возилась с Мисси.
«Линда и Мисси очень дружили, — рассказывает миссис Фицпатрик, едва сдерживая слезы. — Так же близко, как Синди с Линдой, когда они были помладше».
Если в августе Линда и ездила в Нью-Йорк, то, по словам родных, «очень ненадолго, буквально туда и обратно за один день».
Версия из Гринвич-Виллиджа
Друзья из Гринвич-Виллиджа совсем по-другому рассказывают о том, как Линда провела лето.
«Она мне говорила, что на Бермудах часто принимала ЛСД и курила траву (марихуану. — Прим. авт.), — вспоминает Сьюзан Робинсон, хрупкая, застенчивая девушка-хиппи, в мае сбежавшая из родительского дома на Кейп-Коде. — Много рассказывала о человеке, который дал там ей капсулу кислоты (ЛСД. — Прим. авт.), и о том, что теперь ей надо послать ему такую же».
Сьюзан и ее муж Дэвид живут со своими двумя кошками в доме 537 на Восточной 13-й улице, в двухкомнатной квартире, сплошь обклеенной постерами с портретами Боба Дилана, Тимоти Лири и Дэвида Лоуренса. С Линдой они познакомились, когда она появилась у них дома в начале августа.
Летом квартира Сьюзан и Дэвида служила впиской — местом, куда мог прийти переночевать любой бездомный хиппи. На обитой жестью двери квартиры карандашом выцарапано объявление: «После полуночи посетители допускаются только по предварительной договоренности». Рядом с надписью нарисован цветок.
«Линда заявилась без приглашения с чуваком, которого звали Голубок, — вспоминает Сьюзан. — Она купила этому Голубку кислоты. Мы с ними потусовались часа два, а потом она ушла».
Кислота
«Но мы с ней друг другу понравились. Через несколько дней она пришла к нам вечером с чуваком из Бостона. Его Линда тоже подогрела (купила ему ЛСД. — Прим. авт.). Она так каждый раз делала — приезжала в выходные с тридцаткой или сороковником в кармане и покупала кислоту всем, кто просил».
Дэвид Робинсон, деликатный юноша с бородкой, как у Лоуренса, работает на фабрике нижнего женского белья. Он вспоминает, как 22 августа Линда купила ЛСД для него: «Мы пошли и взяли у того человека три капсулы по десять долларов за штуку. Одну она отложила, чтобы отослать приятелю на Бермудские острова, другую дала мне, а третью взяла сама. Ее вечно кидали (продавали ей поддельный ЛСД. — Прим. авт.), поэтому она все шла и приговаривала: «Господи, лишь бы оказалась нормальная». Закинулись (приняли наркотик. — Прим. авт.) мы прямо на Пятачке (в Томпкинс-парке. — Прим. авт.). Минут через сорок пять, почти в полночь, нас торкнуло. Нас зачем-то понесло к приятелям на 11-ю улицу, потом обратно в Томпкинс-парк, а оттуда на Купер-сквер, где мы поболтали с клевым алкашом. К этому времени нам здорово снесло крышу, она была в полном умате. В восемь утра я пошел к себе спать, а Линда поехала на метро на Гранд-Централ и оттуда на поезде в Гринвич. Когда доехала до дома, она, наверное, все еще была под кайфом».
В те выходные в Гринвиче миссис Фицпатрик была занята тем, что готовила дочь к новому учебному году. «Мы накупили вещей, почти полностью сменили ей гардероб, — вспоминает она. — Линда даже согласилась сходить в парикмахерскую».
Несколько месяцев миссис Фицпатрик твердила дочери, что ей не нравится ее прическа — волосы у Линды отрасли ниже плеч, но она отказывалась что-либо с ними делать. В конце августа она наконец уступила уговорам матери. «Мы пошли в салон в универмаге «Сакс, Пятая авеню», там ей сделали пышное короткое каре. Она с ним выглядела мило и элегантно, совсем не как хиппи», — говорила миссис Фицпатрик.
1 сентября, когда до начала нового учебного года оставалось всего 11 дней, Линда снова отправилась в Нью-Йорк. Возвратившись на следующий день, она объявила матери, что не хочет продолжать учебу в «Олдфилдз», а вместо этого решила поселиться в Гринвич-Виллидже и посвятить себя живописи.
Сюрприз для родителей
«Этим она нас крайне удивила, — рассказывает миссис Фицпатрик. — Линда объяснила, что ее любимый учитель литературы и его жена, преподававшая изобразительное искусство, из школы уволились. Дочь их просто обожала: когда они отплывали в Европу, она послала им на борт теплохода шампанское и фрукты. Ей невыносима была мысль, что придется учиться в школе, где они больше не преподают. Кроме того, Линда говорила, что в «Олдфилдз» она ничего нового для себя об искусстве не узнает. Руководство даже предлагало организовать для нее специальный курс, но ей не нужны были новые курсы сверх уже пройденных. Ей хотелось посвятить себя живописи. В школе, как ей казалось, она только понапрасну теряла время».
В ту субботу перед Днем труда мать с дочерью разговаривали почти два часа. После чего о том, что у дочери переменились планы, миссис Фицпатрик рассказала мужу. Тот решительно заявил, что окончить школу Линда должна обязательно.
