«В детстве я и представить не могла, что свадьба пройдет вот так»

Леонид Ковязин женился сегодня на Евгении Тарасовой в СИЗО №4 («Медведь»). На церемонии присутствовали их матери и брат фигуранта. Ковязин находится в изоляторе с сентября. На Болотной площади 6 мая 2012 года он находился по заданию кировской газеты «Вятский наблюдатель». По версии следствия, Ковязин «переворачивал биотуалеты, строил из них препятствия для движения участникам массового мероприятия и сотрудникам полиции». Его обвиняют по статье 212, часть 2, УК РФ («участие в массовых беспорядках»).

«Мы прошли в СИЗО, обнялись, поцеловались и все.  Вообще, с Леней мы знакомы с 2007 года, когда я закончила институт. Когда его арестовали, я несколько раз ездила в СИЗО, поэтому сегодня уже ничего не боялась. Обыденная процедура: прошли бюро пропусков, завели в комнату. Там — начальница тюрьмы и женщина из загса. Зачитали речь, дали расписаться, поздравили — вся процедура заняла 10 минут.

Предложение Леня сделал в письме, и я сразу же согласилась: у меня была четкая цель — видеть его почаще. Выглядел он, как мне кажется, бодро и радостно. Я надеюсь, из СИЗО его отпустят на свободу, а если нет — ну, буду ездить. Вообще, конечно, странно — СИЗО, решетки, комната с голыми стенами и простым столом.  Когда я в детстве мечтала о свадьбе, то и представить себе не могла, что она будет проходить вот так. Фамилию менять, конечно, буду: Евгения Ковязина». 

Еще один фигурант «Болотного дела» — Алексей Полихович — запланировал свадьбу на май. Так же как и Ковязина, его обвиняли в участии в массовых беспорядках, однако в декабре Полиховичу предъявили новое обвинение. Один из сотрудников ОМОНа заявил, что вспомнил, как Полихович его ударил. Сотрудник сообщил об этом на следующий день после пресс-конференции Владимира Путина, где тот сказал, что за участие в массовых акциях не следует арестовывать, но рукоприкладство в отношении представителей правоохранительных органов недопустимо. Сейчас Полиховича обвиняют по статье 318, часть 1: «применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения насилия в отношении представителя власти».

«Мы с Лешей будем расписываться в мае. Для нас свадьба — это необходимая юридическая операция. У нас с ним очень близкие отношения, и мне нужно получить возможность более плотно участвовать в его деле, а сейчас по официальным бумагам я Леше никто. Свиданий мне не давали, и только сейчас, после того как Леша отправил на имя следователя Алексея Быкова разрешение на брак, нам можно будет повидаться. Опять же, мы не знаем, какими будут результаты суда, а то, что происходит, рушит любую радужную перспективу. У меня нет надежд на то, что все кончится отлично. Я понимаю, что может быть срок, и немаленький. Для дальнейшей заботы о Леше нам необходимо пожениться.

Знакомы мы пятый год, наверное. Если человек кого-то ждет из СИЗО больше месяца, то это что-то да значит. Решение о свадьбе было обоюдным, договаривались обо всем через его родителей.

Мои родители отнеслись к нашему решению нормально: это трезвая и взрослая реакция на то, что с нами произошло.

Теперь, если Лешу отправят в колонию, я смогу получать свидания. Жизнь — сложная и многогранная система, ты никогда не знаешь, чем тебе придется заниматься. Я в жизни не могла представить, что мне придется разбираться в счетах и бухгалтерии. Тем не менее когда Лешу переводили из «Медведя» в Бутырку, я три месяца сидела и билась над тем, чтобы деньги с его счета из одного СИЗО перевели в другое. Это еще хорошо, что в бухгалтерии Бутырки милые женщины работают, а могло быть и так — приходишь разбираться, а тебе говорят: «Вы кто такая? Какое вы к Полиховичу отношение имеете?» К сожалению, в нашей системе это нормально: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек».

Сегодня я заберу заявление о браке, отвезу в СИЗО, юрист передаст Леше. Потом в загсе назначат дату. Я вот только надеюсь, что это будет не шестое мая, иначе это не свадьба, а трагедия какая-то будет».