Достучаться до небес

В Москве, как в Петербурге русских классиков, есть два чиновничества: скромные коллежские секретари, пролетарии канцелярского труда, и собственно канцлеры. Почему мы их мажем одной краской? Потому что в общении с ними мы выступаем как часть, а они — как целое, как его полномочные представители. Наше общение с ними, независимо от их чина, — это от частного к общему, от молекулы до динозавра, от нашего стола вашему Ивану Великому.

Но при деловой встрече с нами даже малые асессоры должны изливать на нас всю важность канцлера. Канцлера-то поди увидь, попробуй встреть. А асессор — вот он: уполномочен заявить, уполномочен нахмуриться, скривиться в презрительной гримасе или расплыться доброй улыбкой.

Нам кажется, что чиновник — это от слова «чин», в смысле порядок, ну, чтобы все путем. Но еще сто лет назад при этом слове носителю русского языка вспоминались чины ангельские и архангельские, серафимы и херувимы.

И правильно вспоминались. Бог на небе, царь на земле. Как Бог-вседержитель, Пантократор окружен ангельскими чинами, так государь, автократор окружен чиновниками. Как ангелы посылаемы изъяснять волю Божию, так и чиновники посланы объявлять нам высшую волю. Многоочитые, крылатые, с портфелями, в мундирах, с вечным пером. Как писал о византийском чиновнике С.С.Аверинцев, «он «послан», и это составляет весьма существенную характеристику его бытия».

Представительские функции от лица высших сил, это обязывает. Не забудем, что и aggelos, от которого происходит весь этот филологический банкет, на родном для этого слова греческом значит просто «посланник, вестник».

Как ангелы, они нас оберегают. Без них мы понастроим пожароопасных кафе, начнем ездить на технически неисправном транспортном средстве, перестанем соблюдать санитарно-гигиенические нормы, станем неправильно указывать страну — производителя товара и его состав. Мы ведь можем. Так что без посланцев свыше за правым, а по возможности и за левым плечом нам никак нельзя. Правда, в писаниях не было случая, можно ли от ангелов откупиться, а от чиновников мы знаем, что можно. Но это отдельная тема.

Все, чему завидуют одни и над чем сме­ются другие, — это все признаки ангельского достоинства. Часы, костюм, аккуратная стрижка, дача, телосложение, все это — акциденции достоинства представителя высших сил, что-то вроде белых одежд, меча и лилии в руке. А нимб, а крылья? А вы говорите, отнять мигалки. 

«Теократия — это господство обособившихся от общества держателей религиозного авторитета, бюрократия — это господство отчужденной от общества чиновничьей касты. Так идея теократии оказывается воспроизведенной и бессознательно спародированной в идеологии бюрократии. Чиновнику не рекомендуется иметь человеческие привязанности, и в идеале вся его преданность без остатка принадлежит «пославшему его». Диковинный логический предел такого принципиально «беспочвенного» бытия — фигура ранневизантийского придворного евнуха. В византийских легендах люди так часто принимают явившегося им ангела за придворного евнуха, что делается очевидным, насколько они склонны были принимать придворных евнухов хотя бы за «подобие» ангелов, за их метафору» — сказано в упомянутом труде Аверинцева.

Да, в общении с нами чиновники не ангелы, но это как раз потому, что они ангелы в высоком смысле. Во время исполнения таких обязанностей нельзя улыбаться, говорить приветливо, поспешать. Чтоб ничего личного, одна трансцендентность. Ангел не жнет, не сеет, и чиновнику не рекомендуется. Собирать в житницы формально тоже запрещено, но ведь не евнухи же византийские, в самом деле. Как раз в процессе-то собирания в житницы часто и пересекается ангельская вертикаль с человеческой горизонталью.

Говорят, где-то господствуют теории, что бюрократия должна быть тиха и незаметна. Молчалива, как Светлана, вошла и села у окна, приняла документы, обслужила. Следующий, пожалуйста.

Это как же надо не ценить собственное государство. А как же представительские функции, как же я, будучи незаметным, напомню о величии пославшего меня? Нет, я должен быть чем-то существенным на пути гражданина к его цели, иначе падает мой престиж, а с ним падает престиж государства. Тот, кто хочет умалить вес, рост и время аудиенции у чиновника, подрезать ему крылья, сам не понимает, что подрывает престиж отечества, властей и воинства его. «И я видел, и слышал голос многих ангелов вокруг престола, и животных, и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч». И ни одним меньше, ясно?