Атлас
Войти  

Также по теме

Дорога в пять ножей

Оказывается, жители Вьетнама испокон веку измеряют расстояние вовсе не километрами, а время отнюдь не часами. Они измеряют их ножами. То есть, скажем, пока ты дойдешь от бухты А до хребта В, затупится три ножа. Это и время, и расстояние. И тогда мы оставили свои тщетные попытки держать все под контролем

  • 1546

Нашу поездку мы – съемочная группа REN-TV – подгадали к 30 апреля, Дню вьетнамской Победы над американцами. Следуя за сюжетом нашего будущего документального фильма "Вьетнамский дневник", нам удалось увидеть то, что навряд ли откроется обычным туристам: мы смотрели на эту страну глазами ветеранов Вьетнама. Мы летели во Вьетнам, как водится, имея определенный набор образов, заимствованных в основном из кинематографа. И думали, что кое-что о стране знаем. Но оказалось, что не знаем ничего.

На все про все у нас было 17 дней – за это время даже в нормальной ситуации ничего не успеешь. А здесь мы попали в совершенно незнакомую для нас организацию пространства и времени. Сначала бились: у нас сроки, камера, деньги, гостиницы, встречи. А в этом мире все движется согласно каким-то своим, биологическим ритмам. Нормальные европейское представления здесь не работают, а фраза "через два часа мне надо быть в таком-то пункте" просто абсурдна. Даже если по карте до нужного тебе города всего полторы сотни километров, рассчитать, когда ты там окажешься, совершенно невозможно. Всякие понукания или поощрения населения бесполезны.

Мы дергались до тех пор, пока однажды не услышали старинную вьетнамскую легенду. Ее рассказал нам один таксист. Оказывается, жители этой страны испокон веку измеряют расстояние вовсе не километрами, а время отнюдь не часами. Они измеряют их ножами. То есть, скажем, пока ты дойдешь от бухты А до хребта В, затупится три ножа. Это и время, и расстояние. И тогда мы оставили свои тщетные попытки держать все под контролем. Самое интересное, что в результате каким-то образом все само собой сложилось. Даже не знаю как. Всего мы проехали полторы тысячи километров, через весь Вьетнам с севера на юг. Этот путь, который раньше назывался Дорогой мандаринов, а теперь Дорога №1. Мы назвали ее "дорогой длинною в пять ножей".

Во Вьетнаме есть три города, которые имеют статус столицы. Историческая – древний императорский город Хюэ, с дворцами, садами, пагодами. Это духовный центр. В нашей транскрипции, конечно, это название звучало не очень благозвучно: "у нас где обед, – спрашивали мы, – до хуе или после хуе?".

Официальная – Ханой. Он тоже древний, ему 800 лет. В отличие от Сайгона, который находится на юге, северный Ханой всегда был коммунистическим. Это позволило городу избежать тотальной коммерциализации. Вообще, хотя южный Вьетнам гораздо более привлекателен в туристическом смысле, север показался куда интереснее.

Мы видели семнадцатую параллель – некогда границу между двумя вьетнамскими мирами. Хотя, конечно, сейчас эта демаркационная линия не больше, чем только мост через реку Бенхай. Но вообще различие между югом и севером ощутимо и по сей день.

Только один географический пункт вьетнамцы называют словом "Город" – это Сайгон, или Хошимин-Сити. Дело даже не в том, что он самый большой – семь миллионов населения, между прочим. Это деловая столица Вьетнама.

Сайгону всего триста лет. Поднялся он во времена, когда Вьетнам был еще Индокитаем и французской колонией. Поэтому здесь особенно чувствуется французское влияние: кафедральный собор Нотр Дам де Сайгон, много католических храмов, статуи Девы Марии стоят рядом со статуями Будды. Однако это лишь поверхностные, архитектурные следы. Вообще же Сайгон – типичный гудящий азиатский котел, где пахнет специями, тропическими фруктами, рыбой, благовониями и, как в Таиланде или Гонконге, улицы жужжат от мотоциклов и мопедов. Однако в отличие от других городов Юго-Восточной Азии, в Сайгоне можно чувствовать себя абсолютно безопасно, даже ночью – десятилетия режима имеют свои позитивные результаты.

Вьетнам пошел по китайскому пути развития социализма. То есть, хотя все школьники и маршируют в красных галстуках, но ортодоксальный коммунизм выгодно уживается со здравой коммерцией. Те же пионеры зачастую подрабатывают мелкой торговлей, прямо не снимая красных галстуков.

В Мавзолей дедушки Хо ломятся толпы туристов. Мы были в семь утра – пришлось выстоять огромную очередь. В учреждениях его бюстик в каждом красном уголке. А вот в домах нет. Большинство вьетнамцев – буддисты. И независимо от партийной и религиозной принадлежности чтут выше всего культ предков.

Удивительно, насколько во Вьетнаме дорогая земля: дом в Ханое стоит, как на Манхэттене. Кажется бредом, но, с другой стороны, понятно. На узкой полоске суши умещается 80 миллионов человек. Необычайно высокая плотность населения сказывается на городской архитектуре: типичные ханойские домики размером три на четыре метра, но все в несколько этажей.

Вообще со стороны Вьетнам обычно представляется нам экзотическим миром, где живут хрупкие бедные люди, работающие на рисовых полях или торгующие на рынках всякими чудесными "золотыми драконами" и "красными реками". Что-то из этого подтверждается: они действительно много работают и много торгуют. Однако оказалось, среди вьетнамцев есть очень богатые люди. Как правило, они зарабатывают свои деньги за границей, но, в отличие от наших бизнесменов, патриотично вкладывают капиталы в экономику своей страны.

Естественно, многие вьетнамцы учились и работали у нас – у своего Большого брата. В Ханое есть ресторан под названием "Маленькая мечта". О нем нам рассказали в посольстве. Хозяйка его когда-то работала в Москве. При встрече она представилась: "Я была девушка-ткац". Мы долго не могли понять, чем именно девушка занималась – оказалось, что она была ткачихой на фабрике. Вернувшись на родину, девушка-ткац открыла заведение а-ля рус. Это трехэтажный ресторан в престижном районе Ханоя. Богатые вьетнамцы приезжают сюда на модных машинах "вспоминать", как они выражаются, свое российское прошлое. В комнате для караоке поют русские песни. Водку занюхивают черным хлебом, как учили, и поют "Подмосковные вечера".

Меню в "Маленькой мечте" написано по-русски (с дикими ошибками) и, вроде бы, блюда русские традиционные: пельмени, винегрет. При этом все это щедро приправлено вьетнамскими пряностями. Больше всего нам понравился салат оливье. Он оказался теплым. Видимо, долго варили яйца, потом замесили и сразу принесли. По тридцатиградусной жаре странно было есть горячий салат. Но водка и огурчики – настоящие. Черный хлеб, кстати, здесь стоит дороже, чем любые местные деликатесы.

Ностальгия по России приняла у милой хозяйки заведения весьма причудливые формы: ресторан украшают стволы березок, к которым привязаны кленовые листья.

К русским вьетнамцы до сих пор относятся с большим пиететом, лучше, чем к кому бы то ни было. Хотя они достаточно прагматичны: трепет перед Большим братом не мешает им привлекать американские инвестиции.

Надо сказать, что за последние сто лет Вьетнам вел четыре войны, и ни одну из них не проиграл. Их не завоевали даже китайцы. Как говорят все историки, вьетнамцы – военизированный тип нации. При первом шухере вся страна моментально будет мобилизована.

Во всех путеводителях гостей Вьетнама приглашают совершить экскурсию на базу вьетнамских партизан – Лабиринты Кути под Сайгоном. Нам отсоветовали туда ехать: открыта база была двадцать лет назад, и за это время превратилась в бутафорию для туристов. Мы же поехали в другое место, которое еще не успело войти в туристические маршруты. Приблизительно в 100 км от Сайгона в тропическом реликтовом лесу под названием Мада местные жители отыскали партизанскую базу Хеу Лием. Произошло это всего года полтора назад (до сих пор, спустя тридцать лет, вьетнамцы собирают осколки самолетов, бомб, и сдают в металлолом). Добраться до нее было непросто: мы ехали по плану, нарисованному от руки. Функционирует база с 40-х годов, со времен индокитайских колонизаторских войн. И никакой враг не мог ее отыскать. Американцы знали, что она где-то есть, о чем свидетельствует выжженные в округе леса. Они знали также, что без нее не взять Сайгон. Примерно в трех километрах отсюда шли жестокие бои. До сих пор ступать надо очень осторожно – можно провалиться, некоторые траншеи еще остались замаскированными. Сейчас на базе многое осталось в неприкосновенности.

Три смотрителя поддерживают порядок, опрыскивают джунгли от клещей и отпугивают змей. Сохранились землянки, крытые специальной листвой, которая не горела и не гнила – в них партизаны жили по нескольку лет. Лабиринты и тоннели, которые уходят глубоко в джунгли. Остался партизанский штаб. Старая телефонная станция китайского производства – до сих пор единственное средство связи с внешним миром.

Сейчас сюда приезжают экскурсии. Чаще всего – американские ветераны, воевавшие в этих местах, и бывшие вьетнамские партизаны. Им за дополнительную плату организуют ночлег и полевую кухню.

Но обратном пути мы испытали потрясение: выезжаешь из непроходимых джунглей и попадаешь в выжженную саванну. Уничтоженные диоксиновым дождем реликтовые леса никогда не восстановятся. Это очень сильное зрелище.

Вообще, самое удивительное во Вьетнаме – не дворцы и пагоды, а природа: та, естественно, что не успели окультурить французы во времена империализма, и что осталась после американского химического оружия. Фантастическое побережье: несколько тысяч километров сплошные песчаные пляжи.

Заключительный эпизод нашего фильма снимался в Хайфоне – это самый северный порт, почти китайская граница. Неподалеку есть место, признанное одним из чудес света. Его название – Халонг – переводится как "дракон, спускающийся в море". Представьте себе три тысячи скал и островов на заливе площадью в полтора квадратных километра. Как это обычно бывает, необычное природное явление обросло легендами. В каждом путеводителе их рассказано по крайней мере три.

Народное мифотворчество тоже не стоит в стороне. Одна из поэтических версий гласит: у дракона было не все в порядке с желудком, вот он и натворил такое. Как бы то ни было, ЮНЕСКО признало теперь это место природным заповедником. А две "целующиеся горы" стали туристическим символом Вьетнама.

На Халонге есть остров имени Германа Титова – его подарил Хо Ши Мин советскому космонавту в приступе социалистической дружбы. Хотя, как нам рассказали, Титову так и не довелось стать реальным острововладельцем, но название осталось как символ.

Утренняя жизнь начинается здесь, как и в других тропических странах, до рассвета. Похоже, что на залив слетелись разноцветные бабочки: это паруса многочисленных рыбацких суденышек. Большинство рыбаков даже не имеют другого жилища и живут прямо на джонках с семьями и собаками и всем нехитрым скарбом: запас угля, на котором готовят, пресная вода, рис, овощи, пряности и доисторические весы, чтобы торговать.

На ночь рыбацкие плоты собираются в плавучие деревни, а утром все они расплываются на промысел в разные стороны. Теперь таким семьям дают бесплатное жилье на берегу. Многие отказываются. Море их кормит. Особенно в разгар туристического сезона. Кстати, завтрак из свежевыловленных морских деликатесов на 6 человек обойдется здесь в 10 долларов.

Вообще, во Вьетнаме отдохнуть можно дешевле, чем, скажем, в Таиланде и на Филиппинах, и вполне цивилизованно.

Сюда приезжает много туристов. Кто-то просто отдохнуть. Но так уж история повернулась, что для многих Вьетнам стал чем-то большим, чем море и пляжи. Французы приезжают сюда посмотреть на дома, где они родились или жили их родители. Американцы – ветераны войны и их дети – едут во Вьетнам за своим прошлым. У героя нашего фильма тоже здесь есть свое прошлое. А 80 миллионов хрупких трудолюбивых вьетнамцев, что интересно, продолжают жить на этой узкой-узкой полоске суши по своим биологическим часам. И мерить расстояния не километрами, а ножами.

Елена Рубинова, продюсер

Записала

 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter