Дома поговорим

Лет десять назад я работал музыкальным критиком, и главной проблемой Москвы мне казалось несовершенство московской концертной афиши по сравнению с берлинской и лондонской. Вот привезут к нам Маккартни, Тома Уэйтса, Мадонну, Биркин, Трики и Radiohead, в городе будет по десять интересных концертов в неделю, все будут ходить и туда и сюда как подорванные — и мир расцветет. Это была нелепая, но притягательная иллюзия, из которой, в частности, вырос феномен журнала «Афиша», — что путь в тысячу ли начинается именно с возможности сходить на Уэйтса (а также с доступных кофеен, суши-баров и кинотеатров с Dolby Surround).

Концертная жизнь и вправду расцвела, пусть и без Уэйтса и Radiohead, десять интересных концертов иногда случаются не в неделю, а в день, но афиша событий мне теперь совсем не нужна. Я мало куда хожу, перестал интересоваться актуальной музыкой и приезд (или неприезд) Марка Алмонда в винтажный бар Oldich больше не кажется мне важным. Год назад у меня родилась дочка, и теперь главной проблемой мне кажется то, что все вокруг кричат на детей.

Везде: в аэропорту, в ресторане, на любой детской площадке. Медноголовые молдавские няни, мерзлые папы-фрилансеры, взвинченные мамы, бдительные бабушки — все кричат, дергают, запрещают и отчитывают. Он пошел не туда и не так, не так залез на горку и не так дал машинку — или не дал; в лужу сел, бестолочь! В кого ты такой?

Это не зависит от района и социального статуса мам, от близости элитного дома или, наоборот, старомосковской застройки. Все это делают. «И это, конечно, ужас, когда смотришь со стороны», — говорит мне моя знакомая, тонкая, интеллигентная дама, мать двоих детей. «Потому что я и в себе это постоянно ловлю — желание рявкнуть».

Достаточно провести на детской площадке полчаса, чтобы окончательно разувериться в возможности любых перемен. Каждый день, в будни и праздники, группа взрослых слаженно и не без удовольствия долбит ржавой железной лопатой по бесстрашным, открытым и любознательным существам — методично выбивая из них и открытость, и любопытство, и самостоятельность, и вообще все живое. Они должны бы вырасти и поменять этот мир — но вырастет из сына свин, а также еж, кабан и пугливый хорек.

Выбьют, конечно, не из всех — но сам процесс передачи традиций, когда рассматриваешь его с такого одуряюще близкого расстояния, завораживает. Тех традиций, о которых одна из участниц недавнего круглого стола в Общественной палате сказала — без иронии: «Шлепки и тумаки — главный элемент воспитания» (круглый стол был посвящен насилию в семье, а говорила это председательница московского отделения Социал-демократического союза женщин России). За применение этих элементов где-нибудь посреди Манхэттена вас могут в буквальном смысле арестовать, вырвать из рук кровиночку, но здесь, слава богу, никому ничего не грозит — ни социал-демократам, ни всем остальным. Можно воспитывать, как деды, как прадеды. Ведь вот и меня лупили, и на меня орали, а вырос приличным человеком.
Всякий родитель хочет, чтобы его ребенок не повторил ошибок, вырос счастливее, стал лучше. Чтобы был спокойней, упрямей, расслабленней. Чтобы все ему давалось и все в жизни получалось как бы само. Он будет смелым, удачливым, общительным, с кучей друзей — но хватит приставать к девочке и не лезь же ты, блин, в грязь в чистом комбезе, дубина!

О чем думают родители? Почему они — мы — не понимаем, что делаем? Где логика? В этом номере мы задали все эти вопросы умнейшим людям из мира науки. Антропологам, этнографам, историкам, психологам. Специалистам по фольклору, урбанистике, поэтике, коррупции и структуре почв. Сам свод вопросов получился похожим на мини-справочник записного русофоба. Почему во­круг так много хамят? Почему мы не умеем спорить? Почему так грязно на улицах? Почему у нас не принято улыбаться незнакомцам? Почему не удается справиться с коррупцией? Зачем мы ссылаемся на «особый путь»? Почему все так?

От вопросов веет тоской — но, как ни странно, не от от­ветов. Оказывается, у всего есть причина. Оказывается, всему есть объяснение (и не одно!). И от этих хладнокровных объяснений — которые не то чтобы прямо завтра обещают райские кущи — почему-то становится спокойней. Всему виной Рюриковичи, советские ясли и пятидневка, представления о хаосе, Иван Грозный, концепция смеха в христианстве, отсутствие горизонтальных связей, система кормления, миграции начала века — а также то, что греческие монахи привезли нам из Византии только богословие, а право, литературу и этику не привезли.

Меня подрезал какой-то козел на «мазде», но я смотрю ему вслед с нежностью. За этим невключенным поворотником — тысяча лет ошибок и поисков, Цицерон, Юм, Кант и Фома Аквинский. Езжай с богом. Не ты виноват — монахи вино­ваты.