Дом литератора

Среди пестрого хоровода московских достопримечательностей есть те, что особо дороги сердцу любого человека доброй воли. Конечно, ни один из объектов краеведения не ценен матери-истории более других, все они свидетели нашего непростого исторического пути и все одинаково равны перед законом. Но все-таки хорошо, что Москва славится не только расстрельным двором на Большой Лубянке да «Балчугом», родиной русского алкоголизма. Есть у нас еще и дом, в котором Поэт был счастлив, даже несколько таких домов.

Поэту (полагаю, не надо уточнять какому) в Москве вообще жилось нормально. Он здесь только и делал что развлекался по-всякому: родился, женился, пожинал лавры. По счастью, до наших дней дошло довольно много домов, все это прекрасно помнящих. Но большинство из них сохранились перестроенными: дворец княгини Волконской, где он гулял на балах, превратился в Елисеевский гастроном, церковь Большого Вознесения достраивалась уже после того, как он в ней венчался, а интерьеры арбатского дома-музея, где он провел медовый месяц, воссозданы реставраторами по аналогам. Исходя из этого, особую ценность для нас должен иметь дом 4 по Кривоколенному переулку, сохранившийся с начала XIX века без серьезных изменений. На его фасаде висит сразу две мемориальных доски: о том, что здесь жил поэт Веневитинов и о том, что у него в гостях 12 октября 1826 года Пушкин читал «Бориса Годунова».

По идее, такой дом просто обязан был бы стать музеем, но 10 лет назад он попал в список аварийных и даже был предложен к сносу. Тогда все обошлось и затихло, дом стоял отселенным, а этой осенью в нем наконец началась какая-то строительная активность. Я потрудился разыскать автора проекта реставрации памятника, Надежду Валерьевну Шемшурину, чтобы из первых рук узнать о его дальнейшей судьбе. Пришли мы с ней по указанному адресу и первым делом осмотрели зондажики на фасаде мемориального здания. Под штукатуркой крайне скромного классического особняка видны барочные наличники 1760-х годов. Как раз так выглядел дом в 1805-м, когда здесь родился Дмитрий Веневитинов. Современники сходились на том, что это был безусловный гений, который прославил бы себя в поэзии или философии. Он умер, когда ему было всего 22, — и уже знаменитым. Говорят, что погубила его безнадежная любовь к Зинаиде Волконской (бежал в Петербург, загрустил и умер от простуды). Романтическая деталь: в знак глубокого дружеского расположения княгиня подарила ему перстень, найденный при раскопках Геркуланума. Веневитинов написал о нем: «Века промчатся, и быть может,/Что кто-нибудь мой прах встревожит/И в нем тебя откроет вновь...» Советские эксгуматоры охотно исполнили волю поэта, и теперь перстень пребывает в Бахрушинском музее.

Известие о смерти Дмитрия в Кривоколенный принесла сама Волконская, и потом она снова приходила сюда: «Вступаю во двор, осязаю стену, молюсь и гляжу на лестницу»... Вот эта лестница, совершенно растрепанная и раскрытая настежь.

– Надежда Валерьевна, — говорю я, — вроде бы здесь раньше ступени были чугунные?

– Да, литье середины XIX века, я вам одну даже могу показать, она там внутри валяется.

– А остальные где?

– Да там же, где и паркет наборный. Я сама сюда пришла — чуть не упала: у нас проект еще не готов, а дом уже наполовину выпотрошили. Они говорят: «Зачем вам это все, вы ведь его уже обмерили?» Ну да, на обмерах наших все есть, а здесь уже далеко не все, а что будет дальше — вообще не понятно.

Со двора мы поднимаемся в парадный этаж. Раньше лестница вела к главному залу. Он был большим и высоким, в нем давались торжественные приемы, возможно, что как раз тут и происходила пресловутая декламация. Надо сказать, что Пушкин неоднократно читал в Москве «Годунова», но это выступление было самым выдающимся. При нем присутствовал историк Погодин, оставивший красочные воспоминания: «Кого бросало в жар, кого в озноб. Один вдруг вскочит с места, другой вскрикнет... Явилось шампанское, и Пушкин одушевился, видя такое свое действие на собранную молодежь... Не помню, как мы разошлись, как докончили день, как улеглись спать. Так был потрясен весь наш организм».

В советское время зал был разбит на коммуналки, в одной из которых провел детство Александр Галич. А сейчас это такая огромная дыра: перекрытия изъяты, внизу яма подвала, сверху — худая крыша. Работы произведены без ведома реставраторов и без внимательных исследований. А исследования в данном случае необходимы затем, что могут выяснить детали прежней отделки интерьеров. Скажем, тот же загубленный паркет — Надежда Валерьевна показывает сохранившийся огрызок, где под обычной «елочкой» виднеется старый, дубовый. От Веневитиновых еще осталась планировка анфилады, две коринфские колонны, две печи, две оконные рамы, одна высокая двустворчатая дверь. Осталась только потому, что рабочие, как ни старались, не смогли ее выломать. А другая такая же лежит распиленная на части. Сейчас все работы в доме остановлены, потому что заказчик заключал договор с московским Управлением охраны памятников, а после дом перешел к федеральному агентству, вопрос о продлении или непродлении аренды будет решаться только феврале, и до этого времени разгромленный памятник вообще никому не нужен. Хотя интересно другое: как у этой драгоценной шкатулки мог появиться хозяин, который полагает, что она предназначена нарочно для колки орехов. Оказывается, очень просто — памятники выставляются на торги безо всякого разбора, кто за дом заплатит, тот его и танцует.

Потом мы с Надеждой Валерьевной спустились в подвал, где лицезрели своды, по всей видимости, еще более раннего времени. Вообще, эти места отличаются исключительно высоким поголовьем сохранившихся домов допетровской эпохи. Даром что улица называется Мясницкой, жили на ней не только мясники: в конце XVII века здесь селилась знать, строила себе палаты каменные. Так что, пройдя по Кривоколенному, мы сможем насчитать около десятка столь редких для Москвы памятников эпохи боярского быта. Особенно хорош №10, настоящий старый московский дом со сказками: скрипучая лестница с витыми перилами, какая-то деревянная пристройка, галерея на кривых столбиках. Внутри до сих пор обычные квартиры, окошки светятся. А если вы обойдете его справа, то увидите древности: под сбитой штукатуркой XIX века простые наличники XVIII века, а из-под них выглядывают кирпичные кружева XVII века. Отраднейшее зрелище, хотя и довольно пыльное. Скоро сюда придут новые времена, и если решать судьбу дома снова будут заказчики, а не реставраторы, смотреть здесь будет уже не на что.