Иллюстрация: Борис Верлоф
Режиссер Александр Митта изучает строительную документацию, лазит по подвалам и чердакам и осматривает перекрытия Дома кино на Васильевской. Ученик архитектора Мельникова и его коллеги не хотят, чтобы председатель Союза кинематографистов Никита Михалков построил на месте старого дома новый.
— Что случилось, Александр Наумович?
— Руководители нашего союза считают, что Дом кино — развалина, которую нужно
уничтожать, а на месте его строить большой коммерческий дом. Я случайно, как
— А вам совсем не хочется более современного Дома кино? Там, например, нельзя смотреть фильмы с системой Dolby.
— Для того чтобы поставить Dolby, не надо разрушать здание.
— Но можно построить большое здание, где будет гораздо больше залов.
— Сносить дом, а на его месте строить другой — это называется «отдай жену дяде, а сам иди к б…ди». Отдашь свой, а что там получишь — непонятно.
— Скажите, а зачем союз сейчас?
— Вот кончает режиссер работу над фильмом. Где он? В чистом поле. А в союзе у тебя есть друзья, коллеги. Показать свою картину — не за деньги, недоделанную, обсудить ее. Где можно? В союзе. Или молодые ребята — у них
— В «Кексе» еще много киношников.
— Но есть те, у кого и на кекс денег не наберется. А в фойе Дома кино собираются все время, сидят люди, обсуждают. Белый зал — он небольшой, всего шестьсот мест, но в Американской гильдии немногим больше зал, в Английской гильдии такой же. То, что у нас есть в союзе, — это не убожество, это международный стандарт.А сейчас единственная форма социальной оценки — фестивали, где
— Ладно уж вам, люди встречаются, обсуждают…
— Нет там общения, есть шоу и премии, которые ничего не значат.
— А если получаешь приз «Кинотавра», разве это ничего не значит?
— «Кинотавр» — да. Но это очень маленькая часть. А о главном мы не говорим. Мы бесправны. Нам нужна юридическая защита.
— Почему же столько лет все одно и то же? Что же члены союза сами не сделают так, как надо? И какую роль играют молодые? Работает ли там Бондарчук? А Тимур Бекмамбетов? Те, кто сидит в «Ванили»?
— Это и есть главный вопрос. Нужно, чтобы они работали.
— Может, им не нужно.
— Нужна связь поколений. И нужно
— Так они не члены союза?
— Может, и члены. Ну вот и я член союза. Зачем мне? Пока меня не позвали в эту комиссию, я годами туда не ходил. Союз должен быть естественной формой. Если Бондарчуку не надо, значит, он и не тратит на это времени. Но Бондарчук — это лучший продюсер, а далеко не все такие.
— А вы хотите плохих?
— Любой союз — это защита слабых. Не все имеют предка Бондарчука, талант Бондарчука и харизму Бондарчука. А в кино тем не менее работают. На одного Бондарчука есть тысячи других людей. Им нужно общение. Зайдите рядом — в Союз архитекторов. Вот вам модель. Там непрерывным потоком идут выставки, конкурсы…
— А если вас, например, изберут председателем союза, пойдете?
— Никогда в жизни. Это должен быть молодой парень.
— Режиссер?
— Не обязательно. Может, и продюсер, они хваткие ребята и ориентируются в мире денег. Режиссер видит мир всегда деформированно. Вот если у него есть идея снести Дом кино, то он только это и видит. Он так фильмы строит все. Как мы делаем фильм? Приходим на пустое место и создаем реальность, которая соответствует нашим фантазиям. Если фантазия убедительная — фильм хороший. Режиссер живет в мире фантазии, и я никакого режиссера не могу упрекнуть, что он неправильно смотрит на жизнь. Но рядом-то с ним, с режиссером, есть реальные люди, которые каждый день ходят на работу в союз и которые могли бы ему сказать: Никита Сергеевич, это хороший дом. Они знают, как на самом деле, но они смотрят на мир, открыв рот, глазами режиссера. Как и должны смотреть в команде режиссера.
— Разные у нас есть творческие союзы, но почему у кинематографистов все время скандалы?
— Это совершенно неправильное представление о союзе — как о месте, где скандалят. Чего это у соседей тихо, а вы орете? Когда отбирают дом родной, конечно, будешь возражать.