Докатились до мышей

Иллюстрация: Борис Верлоф

Мем — это медвед, Ктулху, огромные человекоподобные роботы, кремлевская валентинка, Виктор Пиписькин и обращение к избирателям харьковского мэра Михаила Добкина, у которого скучное лицо. Если изъясняться научным языком, мем — это единица информации, способная к самопроизвольной репликации, в случае общения через интернет — к добровольному распространению от пользователя к пользователю. Что-то вроде информационного вируса. Вот эти пять писем со ссылками на youtube.com, которые вы с утра обнаружили в своей офисной почте, — и есть мемы.

Вообще-то, мемы появились раньше интернета. Знаменитый британский биолог и страстный дарвинист Ричард Докинс ввел в употребление этот термин (правильнее, конечно, «мим», но в русском языке не прижилось) в своей книге «Эгоистичный ген», опубликованной в 1976 году. В ней Докинс предположил, что культурная эволюция человечества — механизм накопления багажа из идей, верований, заблуждений, анекдотов, афоризмов, мелодий-паразитов, теорий заговоров и т.д. — происходит аналогично биологической эволюции, и назвал элементарную частицу культурной информации, участвующую в этом процессе, мемом. По аналогии с геном и от греческого слова, означающего «подобие». Как и гены, мемы передаются от родителей к детям. Как и гены, мемы могут мутировать (разделяться или соединяться), чтобы образовывать новые мемы. Любопытно, что Докинс, считающий, что «всем необычным в себе человек обязан культуре», в своей книге привел ряд примеров культурной эволюции среди животных. Например, в репертуаре седлистой гуйи, редкой птицы, обитающей на островах близ побережья Новой Зеландии, биологи насчитали всего около 9 типов песен, причем каждый отдельный самец исполнял только одну или несколько песен, подслушанных и выученных им у соседей по территории.

Новую эволюционную теорию заметили не сразу. Американцы взялись за ее популяризацию в начале 1980-х, а несколькими годами позже ее начали всерьез критиковать за излишнюю простоту и одномерность. Свое второе рождение теория получила с увеличением пропускной способности линий связи и ростом коммуникационных возможностей интернета — среды, в которой распространение новых мемов вышло на космические скорости. Так появился термин «интернет-мем», который потихоньку сократился до «мема», выжив из лексикона своего серьезного деда с научным прошлым.

Интернет-мем в своей общей массе — это какая-то веселая чушь, единица информации для одноклеточного, недотягивающая культурным уровнем до песен седлистой гуйи. Всем известные мемы русского интернета (медвед, валентинки и т.д.) мы уже перечисляли. Заграничные аналоги тоже не стоят и абзаца: пляшущие хомяки, супергерой-идиот Человек-молекула, шутки про Чака Норриса, поющая синяя лягушка и тому подобный як-цуп-цоп. Кстати, на интернет-жаргоне это называется «боян» — мем, который стал общеизвестен.

Однако же эта белиберда имеет реальную власть над умами — нынешние 20–30-летние тратят больше времени в день на просмотр и пересылку друзьям очередного интернет-прикола, чем на обсуждение, скажем, нового романа Ольги Славниковой или нового альбома «Ленинграда». Соответственно, и восстанавливать приметы нашего времени — если кому-то из потомков придет в голову эта идея — будут не по книгам, песням и документальной хронике, а по видеороликам из YouTube.

Тут мы, кстати, встаем лицом к лицу с другой проблемой, которая мучит сердце каждого главного редактора журнала, претендующего на нечто большее, чем рекламные бюджеты косметических брендов и производителей товаров категории люкс, — отсутствием в современной культуре героев, признаваемых большей частью одного поколения. Персонажей, что называется, larger than life — безоговорочных кумиров вроде Марлона Брандо, Дэвида Боуи, Нормана Мейлера или хотя бы Виктора Цоя, поступки и мысли которых были интересны совсем не потому, что забавляли своим идиотизмом или одиозностью. А почему?

Надо признать, что мы живем во время поп-культуры, сузившейся до обмена «прикольными» ссылками, и мем-героев, личный вес которых ничтожен по сравнению с количеством производимого ими медиашума и скоростью его распространения. На дворе стоит наноэпоха — лучшее время для королей рингтонов, маэстро эпизодов, повелителей гэгов, звезд оговорок, жертв ляпов, титанов абсурда, икон трэша и прочих людей-молекул. В телерейтингах — вечный Евгений Петросян и бесконечный Михаил Галустян. В кино — жизнь единорогов при Великой смуте в фильме «1612» и ремейк телефильма «Ирония судьбы». В лидерах продаж магазина «Москва» — Фредерик Бегбедер (за московские пьянки и взорванный ХХС) и исторический кич «Девятный Спас» Брусникина (за рекомендацию Дарьи Донцовой). В хит-парадах — нелепый Дмитрий Колдун, бессмысленные R’n’B-чиксы и в лучшем случае Верка Сердючка. В Госдуме… Ну тут и вовсе все понятно.

Сами мемы ни в чем не виноваты. Полностью их игнорировать — можно, но довольно трудоемко: вирус на то и вирус, чтобы поражать всех без исключения. Главная опасность — пройти по ссылке слишком поздно: в эпоху победившего мема именно тот, кто смеется последним, сильнее всего раздражает окружающих.