Доходы растут

Ровно десять лет назад, в 92-м, правительство новой страны под названием Российская Федерация объявило чековую приватизацию. Время было серьезное. Вдруг кончилась еда. Названия продуктов можно было прочесть на продовольственных талонах, но сами продукты в государственных магазинах увидеть было нельзя. Зато расплодились другие магазины, "комки" назывались. Негосударственная цена на пищу была негуманной для, допустим, начинающего молекулярного биолога, которым я работал в подмосковном академическом городе Пущино. А жить хотелось. Поэтому мы с друзьями ходили в местную столовую, спонсируемую научными институтами, и покупали самые дешевые блюда. Жареная килька с макаронами спасла наши молодые организмы.

Короткие набеги на Москву в выходные дни убеждали: жить в Москве нельзя. На улицах столицы стало тесно – москвичи стояли на тротуарах, пытаясь продать другим москвичам одежду и продукты, неизвестно как им доставшиеся. Самым дешевым национальным фруктом (но все равно дорогим) стал банан. Горы сгнивших бананов вокруг лотков ароматизировали воздух по вечерам и делали его южным. Муниципальные службы даже не пытались соскрести эти горы с асфальта. А, может, их и не было тогда, муниципальных служб. Милиции тоже не было, поэтому каждый выход в город после одиннадцати заканчивался приключением: летом 92-го три раза били меня, два раза бил я. Зачем все это было, я так и не узнал. Но точно не из-за денег. Денег ни у кого не было (только один мой знакомый заработал пятьдесят долларов тем, что показывал американскому туристу Москву, и потом два месяца гулял на эти деньги. Даже на море с подружкой съездил).

Жить настоящим было невозможно, поэтому мы жили будущим. Мы считали, что рыночная экономика вот-вот нам поможет, хотя действительность убеждала в обратном. И тогда мы получили ваучеры. Не помню, как выглядел этот документ, кажется, это была замысловатая бумага с надписью "Приватизационный чек" и разнообразными степенями защиты. Я получил ее в сберкассе, отстояв двухчасовую очередь, а потом отдал маме-пенсионерке, которая лучше ориентировалась в реальности и уже встроилась в рыночную экономику – торговала на улицах чем придется. Деловая сметка моей мамы сказалась и в том, что, углядев на Белорусском вокзале мужика с табличкой "Продаю ваучеры", она купила у него один за семь рублей.

А потом я получил приглашение на учебу в американской аспирантуре. Пропивая в американских барах немыслимую для России стипендию в тысячу долларов, я писал домой пламенные письма о том, что ваучер нужно непременно вложить в "МММ". Опытная мама меня не послушала и вложила семейные ваучеры числом четыре (свой, мой, моей сестры и приобретенный у мужика на Белорусском) в "Газпром". С тех пор прошло десять лет. На приобретенные акции мы трижды получили дивиденды. В первый раз – около 50 рублей, во второй – 70, а в последний – 650. Доходы растут. Сейчас я понимаю, что нужно было купить этих ваучеров как можно больше. Совесть мучает – мог, а не сделал. Одно радует: новое поколение, выросшее за годы реформ, избавлено от таких мучений. Я им завидую. Они не видели ваучера.