Доберман государев

Надежда обманутых дольщиков, разоблачитель дачника Касьянова, охотник за «Тремя китами», депутат Госдумы Александр Хинштейн достиг всего, о чем мечтал. Итоги пройденного за 32 года жизни он подводил вместе с корреспондентом БГ.

— Много людей ушло в отставку после вашей работы?

— Прилично.

— А в чем кайф?

— Самый главный драйв — когда ты выходишь на след. Сродни чувствам охотничьей собаки, почуявшей след зверя и ставшей в стойку.

— Вам удается не быть на поводке?

— Временами.

— Но иногда вас кто-то спускает с поводка?

— Я никогда не делал того, что бы мне не хотелось делать. Когда мои, скажем, взгляды и интересы совпадают со взглядами и интересами иных сил, мы объединяемся. Когда они не совпадают, я продолжаю занимать свою позицию. Я довольно давно сформулировал для себя главный принцип журналиста: журналист может ошибаться, но важно, чтобы журналист ошибался искренне.

— И что же делать с коррупцией? Вы же член комиссии Госдумы по противодействию ей.

— Воровать будут всегда. Вопрос в неких правилах игры и некоем ограничении.

— Какие тут должны быть правила?

— В свое время в Японии был очень мощный скандал, так называемое дело Фальконе. Крупная авиастроительная корпорация давала взятки руководителям страны, в том числе премьер-министру. Общественное возмущение вызвал не столько сам факт взятки, сколько ее размеры. В Японии существовала негласная шкала, сколько можно давать денег чиновникам той или иной категории. То, что получили чиновники от Фальконе, превосходило эти негласные пределы.

— А у нас нет негласных пределов?

— В том-то и штука.

— Тогда вам нужно выступить с законодательной инициативой.

— Тут ничего смешного нет. Можно заниматься прекраснодушием и рассуждать о высоких материях, понимая,что это разговоры в пользу бедных. Можно заниматься конкретной работой. Если бы существовала негласная договоренность, до какого предела нужно не высовываться, было бы намного лучше. У нас сегодня отсутствует неотвратимость наказания, отсутствует страх, а  есть полная вседозволенность. Она развращает. Я не знаю сейчас ни одного органа государственного, ни одной службы, где не брали бы денег. И если ты не договоришься с одним конкретным чиновником, вдруг он окажется принципиальным, то у этого чиновника всегда есть начальник, у того тоже начальник — и так до конца.

— Министры берут взятки?

— Я что-то среди них не встречал дистрофиков. Берут, и так, что за ушами трещит.

— Но вы оптимист?

— Я оптимист, потому что я знаю, что я всегда добьюсь того, чего хочу.

— Откуда в вас это?

— Фиг его знает. Я в детстве вычитал в какой-то книжке, что человек должен постоянно себе какие-то ступени рисовать, эти ступени преодолевать и идти к новым. Сначала у меня была первая ступень: прийти работать в одну из лучших газет страны. Справился. Потом — стать одним из лучших журналистов этого издания. Справился. Стать одним из ведущих журналистов страны. Думаю, что справился. Сегодня нет, по-моему, ни одной професиональной премии, которой я не был бы удостоен. Потом я поставил себе задачу стать депутатом. Мне теперь нужно стать хорошим депутатом и с точки зрения законодательной работы, и с точки зрения работы с избирателями. Чтобы меня ставили в пример. Тут вот в чем дело: я свои недостатки ставлю на службу себе.

— Это как?

— Очень просто. Я очень честолюбивый и очень тщеславный, я это знаю. Другие стесняются этого, скрывают, скромничают, а я наоборот. Все эти ступеньки и есть реализация этой тщеславности. То удовольствие, которое я стал испытывать, работая депутатом, удовольствие от реализации конкретных дел, оказалось сильнее того, когда в журналистике ты делаешь обществу хорошее, а конкретному человеку плохое. Вот открыли в прошлую пятницу тридцать новых почтовых отделений. Меня не будет, не буду я вечно депутатом Семеновского избирательного округа, но останется память, и люди будут говорить: вот был у нас депутат Хинштейн, он нам это построил. Это та конкретика, которую можно пощупать руками. Это те, не побоюсь этого слова, памятники, которые я после себя оставляю. Вот заканчиваем мы, допустим, дорогу, которую до меня не могли начать пятнадцать лет, будут ехать по ней люди и вспоминать меня добрым словом.

— А на ней написать: «Дорога депутата Хинштейна!»

— Я от этого получаю драйв! Я приезжаю в свой округ, я приезжаю на новый объект, я приезжаю на стройку…

— А какая следующая ступень?

— Вот это главная для меня проблема. Я не знаю.

— Грустно, что человеку в 32 года не к чему уже стремиться.

— Нет, есть еще куда двигаться. Во-первых, я хочу детей. Причем много. Как минимум троих. Я думаю, что это еще одна ипостась, которую я должен попробовать и от которой должен получить удовольствие.