Дневник диверсанта

Помимо всего прочего, Москва – это город больших корпораций. У больших корпораций большие офисы, в которых даже сотрудники могут легко потеряться. Многие из этих офисов устроены так, что любой человек с улицы может там оборудовать себе рабочее место и при этом остаться незамеченным. По заданию редакции Сероб Хачатрян проник в офисный центр на Новом Арбате и в течение недели ходил на чужую работу.

Вот представьте такую ситуацию: в квартире ремонт. Веселые молдаване в соседней комнате красят стены. Все деньги, оставшиеся после летнего отпуска, пошли на шпатлевку и веселых молдаван. Компьютер лихорадит. «Ворд» при каждом сохранении файла с противным лязганьем сообщает о том, что программа совершила какую-то нелегальную операцию и будет закрыта. Интернет за неуплату отключен. Междугородние звонки после двухчасовой беседы с Парижем – тоже. А нужно срочно работать. Зарабатывать деньги. Писать сценарий, статью на двадцать тысяч знаков, концепцию нового бизнес-проекта – не важно. Главное, что дома, где было так приятно работать, теперь работать нет никакой возможности. И надо выходить на улицу, звонить знакомым (хотя как это сделать, когда телефон отключен) и проситься посидеть у них в офисе. Это так противно и унизительно. И самое неприятное – в то время как человеку действительно нужно заняться делом, по Москве рассыпано гигантское количество бизнес-центров, и в августе все они немилосердно простаивают. Офисные пространства больших корпораций – в них все создано для того, чтобы человеку было приятно работать. Атмосфера деловой суеты, скоростной Интернет, междугородняя связь, кондиционеры, кофе, молоко и вода за счет корпорации. Эти офисы просто взывают к тому, чтобы в них проникнуть. Они платят огромные тыщи только за то, чтобы люди сидели в них, пользовались ими, засиживались бы в них допоздна, а в идеале вообще никуда не выходили. Мне не нужно от них тысяч, я готов в них сидеть бескорыстно, только ради «Ворда», скоростного Интернета – ну и бесплатного кофе.

День первый

Очень приятное ощущение – гулять по Москве и прицениваться к деловым центрам. Рекламные агентства, книжные издательства, исследовательские институты, политические фонды – все приветливо улыбаются и прямо-таки соблазнительно шепчут: «Поработай в нас». Идти, например, работать в министерства нет никакого желания. После того как мальчики-нацболы по-простецки заглянули в гости в кабинет Зурабова, это уже не оригинально. Хочется, чтобы офис был в центре, располагался в каком-нибудь высотном здании, из окна был красивый вид, но главное – чтобы коллектив был приятный.

Останавливаюсь у здания «Москвички» на Новом Арбате. Улица, конечно, не самая приятная, зато недалеко от метро, рядом масса кафе с недорогими бизнес-ланчами, турки готовят дёнеры, и виды из окон последних этажей должны быть завораживающими. Единственная проблема в том, что Москва – не только город больших корпораций и просторных офисов, но и город, где периодически что-то взрывают. Поэтому обычно подходы к офисам стерегут охранники.

Вход в здание охраняет мужчина в синем берете, с кобурой на ремне и журналом «За рулем» в руках. К мужчине прилагается металлоискатель и прикрепленный к стене лист формата А4, на котором шрифтом Times New Roman 48-м размером написано «ВХОД СТРОГО ПО ПРОПУСКАМ». У меня нет пропуска, зато на шее висит ламинированный купон с 10-процентной скидкой в солярий, еще есть читательский билет в Ленинку и номерок из гастронома «Новоарбатский». Главное – решимость и уверенность в собственной правоте. Я важно и неразборчиво ору что-то в давно отключенный мобильный и прохожу через металлоискатель. То, что в руке у меня телефон, в кармане горсть мелочи и связка ключей, а в рюкзаке mp3-плеер, металлоискателю все равно – он молчит. Зато мужчина, положив руку на кобуру, спрашивает: «А вы куда?»

Стучу по карманам и несу какую-то чушь: «Эта доставка – сплошной геморрой! Я заказывал пиццу с ветчиной, а принесли с грибами. Грибы терпеть не могу! Ими же отравиться можно. У меня подруга недавно отравилась – жуть, две недели в больнице пролежала...»

Работа у охранника скучная, никто с ним не разговаривает, а у него ведь тоже жена недавно отравилась испорченными шпротами, и они даже могли лежать в одной палате с моей подругой. Пропуск почему-то не находится. Возможно, я его оставил в офисе. Охранник строго говорит про первый и последний раз. И все: я в здании.

Честно говоря, я ожидал большего. Это не офисный центр, а какой-то бардак. Напротив турагентства стоит грузинка с овоще-фруктовым лотком. Вот сломанный эскалатор. Вот салон красоты «Коралл», куда сорок красивых девушек пытаются устроиться парикмахершами, не пугаясь рабочего дня с 9.00 до 19.00. Вот палатка со свежей выпечкой, вот режиссер Дыховичный. Лифт, двери которого с внутренней стороны обклеены красными обшарпанными плакатами с надписями «Голосуем за патриотов» и «КПРФ», поднимает меня на верхние этажи. На тринадцатом этаже находится Департамент природопользования и охраны окружающей среды правительства Москвы. Я не суеверный, но с ними работать как-то не хочется. На пятнадцатом сидят они же. Зато между ними располагается радиостанция «Эхо Москвы». Вот место, где работают симпатичные люди, здесь творческая атмосфера, здесь постоянно ходят знаменитости – эти коридоры помнят еще президента Билла Клинтона и бывшего певца Филиппа Киркорова. На стене курилки за лифтом висит черно-белая ухмыляющаяся физиономия Гейтса с припиской «Отчего глючит винда?» – здесь явно работают люди с чувством юмора.

За похожим на ресепшн столиком сидит еще один охранник в серой футболке Bogujang. Он остервенело играет в «змейку» у себя на телефоне, поэтому его я не тревожу. Пусть каждый занимается своим делом.

За дверью №1402 компьютеры, много народа, все суетятся. Это именно то, что надо.

– Привет. Вы не подскажете, за какой стол я мог бы сесть? Поработать. Пару текстиков нужно накидать, – обращаюсь я к ближайшему сотруднику радиостанции, что-то печатающему на компьютере.

У него даже нет времени спросить: «А вы, собственно, кто и откуда?» Он просто показывает на стол с монитором. Я сажусь – и вот наконец в моем распоряжении Интернет, «Ворд» и прочие офисные радости. Теперь нужно выбить себе временный пропуск. Посидев за компьютером с четверть часа, я завожу знакомство с Петей. Петя – работник низко-среднего менеджерского звена. У него серьга в левом ухе, и он сидит, поджав ноги за ножки стула, пытаясь сконцентрироваться на написанном. Ладони, как и у меня, слегка влажноваты. Если я вспотел, потому что волнуюсь, то у Пети это, кажется, перманентное состояние.

Я спрашиваю, не знает ли он, где отдел пропусков, «а то мне уже две недели никак Лена сделать не может».

Кто такая Лена – неважно. В России каждая восьмая девушка Лена. Но он спросил.

– Не знаю ее фамилии, но она здесь надо мной кураторствует. Я тут как раз фотографии принес.

Петя жутко занят, поэтому он отвечает исключительно по делу: бюро пропусков там-то, номер кабинета такой-то, и телефон у них еще есть, внутренний, четыре цифры.

– Спасибо. Вам воды налить? – Проявляя элементы корпоративного единства, подхожу к девятнадцатилитровой бочке с водой и наливаю два стаканчика. Петя тепло благодарит, и я иду звонить в отдел пропусков.

– Это из службы корреспонденции? – переспрашивает голос. – Пропуск на Хачатуряна Сиропа?.. А нет такого... Позже, говорите, записали? Срочно? Секундочку, сейчас запишу. Паспорт: четыре, шесть..., зовут Ха-ча-ту-рян? Что говорите? Без «у»? Где «у»? Вообще без «у»? Ну так и говорите, что после «тэ» сразу «рэ», а то непонятно... Имя – Сироп? Так и пишется, как жидкость? Как? Через «бэ» и «е»? Сероб, что ли? А отчество? Сей-ра-но-вич. Ой, намаюсь я с этими непонятными именами... А к кому?

Хороший вопрос.

– Подождите, выясню?.. – выдерживаю мхатовскую паузу. – Ой, тут нет никого. Можете записать, что к Чыбыщывыку, – изображаю «проблемы на линии».

– К кому? К Черкизову?

– Да, точно. Только, пожалуйста, срочно сделайте пропуск: человек не может начать по-человечески работать, когда у него пропуска человеческого нет. Это очень важно.

Через полчаса спускаюсь в бюро пропусков, где женщина далеко за пятьдесят вручает мне бумажку на все лето. Выглядит она как-то несолидно. Можно было не ломать всю эту комедию, а отпечатать это дома на принтере, если бы винды Билла Гейтса не глючило.

Возвращаясь в офис, замечаю, что в коридоре, за сотней фотографий знаменитых людей, которые когда-либо посещали офис «Эха Москвы», изображение Киркорова перевернуто вниз головой. Хочу поправить.

Раздается крик: «Не трогайте, пожалуйста!» Это женщина в розовом платье и коричневых туфлях просит меня с того конца коридора: «Пусть так и останется. Он это заслужил».

А я заслужил отдых. За текст возьмусь завтра.

День второй

У меня в рюкзаке: чашка – важный элемент корпоративного этикета, парочка дисков – можно дать послушать коллегам и ворох бумаг – для деловитости. Стараюсь выглядеть бодро, но потею не меньше вчерашнего. Петя мне уже кивает. Мне даже кивает еще одна девушка, но состояние мое не меняется. Нужно сразу же взяться за работу. Заварив пакетик чая и загрузив в компьютер альбом Scissor Sisters, пытаюсь сосредоточиться.

Но. Сверху приемник выдает то, что сейчас идет в эфире. В коридоре сквозь открытую дверь главного редактора радиостанции Алексея Венедиктова слышно, как он кого-то отчитывает. Справа на стул встает молодой парень с бумажками и просит уделить ему внимание.

Эфир: «Безусловно, выход на рынок самолета F-35 будет связан не только с тем, что на рынок других стран будут поставляться в большом количестве самолеты четвертого поколения F-16, F-18, F-15...»

Венедиктов (из кабинета): «Нужно говорить не о карьере, а о жизни. Карьера не может отражать суть человека. Журналистика...»

Практикант (с расстановкой декламирует): «Послушайте, нормально звучит, слух не режет? Центробанк отозвал лицензии у трех московских банков – Промышленного экспортно-импортного банка, Коммерческого банка сбережений и Инвестиционно-коммерческого московского жилищно-строительного банка...»

Scissor Sisters: «I need some information first. Relax...»

Эфир: «...Это какой продукт? СУ-27, СУ-30. Нет, ну это те времена, это СССР. Поэтому сегодня мы, думая о будущем, как бы тоже вместе с нашим министерством...»

Венедиктов: «...Это не профессия, пойми, это призвание. Либо ты этому отдаешь жизнь, либо – извини, но...»

Практикант: «...Как нам сообщили, лицензии отозваны в связи с неисполнением этими учреждениями законов, регулирующих банковскую деятельность, а также задержкой более чем на пятнадцать дней представления ежемесячной отчетности...»

Scissor Sisters: «...Gotta keep it going through the show, come on it’s time to go...»

Эфир: «...Давайте не будем сходить с ума. Общие объемы производства, так ведь? Менее пяти процентов от чего? От всего?..»

Венедиктов: «...Журналистика – это сумасшествие, да. Максимум пять процентов ребят, получивших журналистское образование, становятся журналистами. Лучше журналистское образование не получать вовсе...»

Практикант: «...Ну вы меня слушаете, нет? Чего все с ума посходили? Добавим, что проблемы Промэксимбанка и КБС появились в середине июня, после кризиса доверия на банковском рынке. Тогда они не смогли выполнять свои обязательства. Как, нормально пока?»

Паренек с банками почему-то смотрит на меня с надеждой. Я не выдерживаю:

– А можно закрыть дверь и выключить приемник на время, а то я не могу сконцентрироваться?

Это было явно лишнее. Десятка два глаз дырявят меня с ненавистью. Я посягнул на что-то святое, и сейчас все раскроется.

– Курить кто пойдет? – говорю я, пытаясь замять ситуацию.

Никто не пошел. То ли я придурок, то ли корпоративная загруженность не позволяет.

День третий

Наконец-то удается плодотворно поработать. Стоит только привыкнуть к постоянному стереоэффекту, все остальное кажется чрезвычайно милым. Наверное, даже неправильно для этого эксперимента было выбирать помещение «Эха Москвы». Оно слишком нетипично для классического офиса. Например, я никогда не видел, чтобы у двери начальника висел огромных размеров колокол, обмотанный шарфом лондонского футбольного клуба Arsenal. Да и прическа Венедиктова – как у школьника Арнольда из одноименного мультсериала – совсем не вяжется с образом директора большой корпорации. А еще он собирает фотографии с лестницами.

Единственное, что не радует, – это прокси-сервер, ограничивающий доступ в Интернет. Скачивать музыку и ходить по порносайтам нет никакой возможности. А еще на стене висит распоряжение Венедиктова о том, что во время работы запрещено пользоваться ICQ. Это совершенно напрасно. По ICQ люди не только болтают – с ее помощью можно решить кучу дел. Зато девушка, сидящая напротив, вместо того чтобы работать, активно пишет в LiveJournal, а ее коллеги за соседними компьютерами постоянно следят за всеми обновлениями в ее дневнике. Еще она считает дни до какого-то грандиозного события, которое случится 22 августа.

Очень растрогало, что в туалете наряду с обычным рулоном бумаги еще лежат распечатки уже прочитанных новостей. Покуривая на толчке (хоть это, кажется, и запрещено), ловлю себя на мысли: никакой тревоги, что меня разоблачат, дрожи, как в первый день, уже нет. Люди вокруг настолько заняты, что им нет до меня дела.

Дописываю текст.

День четвертый

Никто не обращает на меня внимания! То ли я уже свой в доску, то ли меня вообще не видно.

Кто-то сидит рядом, уткнувшись в записи.

Петя просит на пару дней дать диск Sisters.

Охранник, бывший в Bogujang, а сейчас переодевшийся в фирменную «эховскую» футболку, позволяет себе курить со мной и делиться пространными соображениями по поводу игры нашей сборной на давно прошедшем чемпионате Европы.

Кто-то проходит мимо, уткнувшись в записи.

Девушка, с которой я еще не знаком, спрашивает, не нужен ли мне компьютер и все ли я написал, что должен был.

Первый заместитель главного редактора Сергей Бунтман при каждой встрече одобрительно улыбается.

Девушки-стенографистки просятся заварить мне чай.

Кто-то заходит в офис, уткнувшись в записи.

По редакции бегает сумасшедшая грузинка. Она заходит в каждый кабинет с вопросом: «Вы не слишали, э, что визовый режим с Грузией будит смихчон? Будит смихчон, э?»

Об этом полчаса назад разговаривал весь офис, но все почему-то посчитали ниже своего достоинства что-либо сейчас ей объяснять.

Я понял, чего так ждала девушка в своем ЖЖ. Вот: «Любимые сотрудники! (Строчкой ниже.) Мы стали совсем взрослыми – нам 14! (Дальше курсивом.) Отмечаем наш праздник 22 августа, в 18.00, ресторан Goodman». Такая распечатка висит в каждом кабинете. Сходить, что ли? Там, говорят, очень неплохие стейки делают...

Петя спрашивает, как пишется слово «кардиология»:

– А то этот «Ворд» хочет меня уделать.

– А ты по-всякому пробовал?

– Ну да.

– Попробуй «кар-ди-о-ло-гия».

– О, подошло. «Ворд» не подчеркнул. Спасибо.

В курилке две сотрудницы лет по двадцать ведут следующий разговор.

Первая. Я тут рядом с домом дохлого голубя увидела. Весь обмотанный в кассетную, знаешь, ленту, лежит, размазанный по асфальту. Вот дети какие дебильные растут, бросают на ветки деревьев ленту.

Вторая. Да ладно, я тут видела маленькую девочку, которая под дождем, высунув язык, ловила капли. Прелесть, правда?

Первая. Молодой человек, а вы что это на нас так смотрите?

Я. А как я смотрю?

Первая. Как чужой.

Я. Интересно... Я здесь вообще-то уже четыре дня.

День пятый

Когда же наконец все поймут, кто я такой? А еще постепенно подступает обида: целую неделю я исправно хожу в офис, а мне за это так ничего и не заплатили.

Сегодня пришел с фотоаппаратом, чтобы всех своих коллег запечатлеть на долгую память. Только фокусируешь на ком-то объектив, как сразу же все резко собираются и корчат серьезные лица. Это, конечно, не направленный в рот микрофон...

Сделано пять кадров.

– Слушай, не фотографируй меня, пожалуйста, я очень нефотогеничная, – кокетливо выдает девушка, чьим компьютером я в последнее время только и пользовался.

– Поэтому и работаешь на радио?

– Не смешно.

Одиннадцать кадров.

– Слушай, ну не мешай ты на проходе людям работать. Я понимаю: для истории, фотоальбом (откуда он это, интересно, понимает? – Прим. авт.), но не мешай, ладно? – говорит полуохранник, прошедший «змейку» на самом сложном уровне.

17 кадров.

– Алексей Алексеич, можно с вами на память? – обращаюсь к Венедиктову.

– Слушай, да еще успеем, чего ты? – и за плечо потрепал.

18 кадров.

– Ой, ну зачем вы фотографируете грязный стол? Дайте хоть убрать, а то этот бардак... Вот, Ир, видишь: если бы нас никто не фотографировал, никому бы в голову не пришло убирать этот хлам.

23 кадра.

– Слушай, я же просила меня не фотографировать! – ее кокетству нет предела.

– Да ты красивая, чего ты боишься? Не в Hustler же я буду отправлять твои фотографии.

– Кто знает...

29 кадров.

– Слушай, а ты вообще откуда? – неожиданно спрашивает меня Петя. – Для какой цели ты делаешь эти фотографии?

– Да вот решил сделать фотки на память, – не ожидав такого вопроса, неубедительно мямлю я.

Петя направляется в сторону кабинета Венедиктова.

31 кадр.

– Слушай, не, ну так не пойдет, – останавливает меня высокий лысый человек. – В сортир не лезь, там некрасиво, поверь мне, не надо. Пофоткай лучше девушек.

34 кадра.

Из кабинета выбегает Венедиктов – и бежит на меня. На пятый день моего пребывания здесь, на тридцать четвертом кадре, они все-таки меня обнаружили...

– Слушай... – кричит он мне, но я уже делаю ноги.

Жаль, что прощание прошло так скомканно. Хотелось расстаться как-то теплее и оставить возможность и в будущем навещать этот милый офис. Потому что там действительно работают очень приятные, сердечные, а главное, открытые люди. Пользуясь случаем, хочу передать мои искренние пожелания всяческих успехов всем сотрудникам радиостанции «Эхо Москвы», особенно Пете (если тебе еще нужен диск Scissor Sisters – могу скачать и переслать по почте), а также Сергею Бунтману (у вас очень красивая улыбка), моему начальнику Андрею Черкизову (пожалуйста, берегите здоровье и курите все-таки поменьше) и, конечно, Алексею Алексеевичу Венедиктову (вы – лучший главный редактор радиостанции). С вами было очень приятно работать.