Дилан Моран: «Русские смеются руками»

— Отличное шоу — очень точное, живое, ритмичное.

— Я был напуган ужасно!


— В это не верится. Часть материала я уже видел на ваших DVD, и вам как-то удалось приспособить его для русской аудитории. Как вы готовились к концерту в России?

— Готовился я в параличе от страха. Потому что нужно схватить огромное количество тем. Россия. Москва. Политический климат у вас и в мире. Религия, ислам, христианство, Ирландия. Каково быть мужчиной. Общество, где доминируют мужчины… И все это в театральной обстановке, которая очень сильно влияет. Плюс ваша театральная традиция, где вместо смеха зрители аплодируют. И все это будет одновременно! К этому невозможно приспособиться, невозможно все заранее прописать.

Поэтому я пытался представить себя в будущем. Как будто я Зевс и смотрю на себя маленького — в будущем, у вас здесь. И представляю все, что будет проходить через мою голову в тот момент, когда я буду на сцене. Поэтому, когда я уже вышел на сцену и все это начало происходить в реальности, я мог с этим справиться.


— Как будто колдовство какое-то.

— Да нет, просто воображение. Я просто держу в голове, с кем мне придется иметь дело. Мои зрители здесь — образованные, восприимчивые люди, говорят минимум на двух языках. Когда знаешь об этом, это сильно помогает. Я хотел, чтобы все прошло идеально, но получилось не совсем так. Очень пьяная девушка что-то орала с галерки. Но меня это не сильно выбило из колеи.


— Да, вы тогда заговорили о религии, и она что-то закричала. Вы уточнили, что не хотите никого оскорблять и говорите о своем опыте. Но на самом деле ее крик был вызван не темой, а алкоголем и, видимо, любовью к вам.

— А, ну хорошо. Все равно. Я думал так: я хочу быть восприимчивым к чужой культуре, я не хочу оскорблять ничью веру. Потому что это не моя вера… У меня вообще нет никакой веры. 

Точнее, так. Моя вера, по сути, — гуманизм. Я не питаю уважения к религии самой по себе, но я уважаю человеческую потребность верить во что-то. Это не мое дело — судить чьи-то духовные измерения жизни. Но при этом я хотел вовлечь, включить всех в общение. Я могу не соглашаться с людьми в вопросах религии и политики, но я хочу диалога.  — Похоже, все включились мгновенно. Хотя то, что и как вы говорили, здесь довольно непривычно. Например, сейчас в России просто чудовищное количество юмора о знаменитостях. Он чрезвычайно востребован и воспроизводится бесконечно. Вы же не сказали ни одной такой шутки.

— Ну, я упомянул пару известных людей, но в основном в контексте — например, какого-то фильма или события. В современной материалистической культуре знаменитости — Арнольд Шварценеггер, Ким Кардашиан ­— стали просто символами чего-то, симулякрами, мемами. Я на самом деле и не знаю, чем они занимаются. И если подумать о том, какую часть твоего разума это занимает… Никакую. Это просто вспышка от узнавания — как, например, когда ты видишь лейбл Nike. Это не пронзает тебя эмоционально.

То, куда я хотел дотянуться, — это ваши kishkis, до вашего нутра.  Какое слово тут же включает тебя, пробуждает воспоминания, какие-то образы? Мать, отец, ребенок, Бог, смерть, еда, сон... Это все элементарные вещи.


— Действительно, по большей части вы только об этом и говорили.

— Да, потому что это базис. Интеллектуальное идет после базисных вещей. Все умирают, спят, едят. Нужно начинать отсюда. Твой метод, подход, может быть сколько угодно утонченным, или эмоциональным, или интеллектуальным, или любым другим. Но он должен начинаться с реальных вещей. А что может быть реальнее?

Ницше сказал, что ухо — это орган страха. Когда мы жили в пещерах и слышали рык, то сразу понимали: ok, я ухожу отсюда. Вот на этом уровне нужно работать.


— В какой момент вашей карьеры вы пришли к такому пониманию? Или всегда так работали?

— Да это всегда было. Это есть у Чехова. У него есть рассказ про мужчину, который ругается со своей женой («С женой поссорился». — БГ). Потом он ложится на диван и чувствует, что кто-то стоит за его спиной. Он думает: она вернулась ко мне, она понимает, что я прав. Потом он чувствует какое-то прикосновение у шеи и думает: ну вот, она подлизывается. Он оборачивается — и видит свою собаку. Это базис.


— Вы изучали русских во время подготовки к шоу — говорили со многими, пытались понять. Было ли в этом какое-то открытие или откровение для вас?

— Встреча и разговор с вами мне очень помогли (за день до концерта Дилан Моран встречался с группой московских стендап-комиков. — БГ). Я обратил внимание на динамику того, как люди говорят. Один человек что-то говорит, все слушают и потом обсуждают. Это похоже на традицию заседаний, то, к чему вы все привыкли, это естественно для вас.

Мы вот с Антоном и Игорем что-то обсуждаем (Антон Борисов и Игорь Меерсон — стендап-комики, создатели компании Stand-up Original, организаторы гастролей Дилана Морана. — БГ). И как будто ходим по кругу. Вроде все обсудили — и снова, уже вглубь. Нет рывка вперед. Это у вас в крови. Об этом ваша литература. Люди говорят, говорят, говорят, а потом утром просыпаются: «Как?! Мы что, в Сибири?!» 


— Да, очень похоже. Еще какие наблюдения?

— Очень много страсти, силы за вашей концентрацией, сосредоточенностью на чем-то. Вы очень напряженные. Тут совсем не как на Средиземном море: а, ладно, подумаешь, маньяна… И в этом вы очень искренние. Плюс за всем еще тысяча слоев иронии.

При этом вы очень эмоциональные люди, как в Ирландии. И очень пытливые. Вы любите рассматривать вещи с разных сторон, вертеть их: как это работает, что это такое?

Я вижу тут смесь Востока и Запада. Мы сидим в ресторане, и вон люди курят кальян. Это не то, с чем ассоциировалась у меня Россия. Но каким-то образом это очень уместно здесь. Из-за вашей привычки и тяги к церемониям здесь это прижилось.


— Никогда не знаешь, как твоя шутка сработает в новой среде. Как ваши классические шутки работали тут?

— О, все совсем по-другому. Я уже говорил: вы смеетесь руками. И все происходит немножко с задержкой. Потому что людям нужно какое-то время, чтобы усвоить синтаксис, перевести, и потом уже: о да, я понял! Я польщен и очень доволен, что сотни людей были готовы проделать это. Мне очень повезло. Серьезно. Это ведь непросто для них. Как зритель, ты должен крепко поработать.  — Вы, наверное, не осознаете, что вы первый настоящий стендап-комик в России. Вы как первый человек на Луне. 

— Я Юрий Гагарин!


— Да, что вы в связи с этим ощущаете? 

— Я до сих пор волнуюсь, мне очень приятно, что это сработало. Но на самом деле просто был подходящий момент, чтобы кто-то сделал это. И я подумал: ну я все равно всегда интересовался Россией — поэтому я и приехал. И все говорит о том, что я правильно сделал. Теперь я хочу заняться языком. На концерте по-русски я говорил медленно и глупо. Но это прекрасный язык. Я был бы счастлив читать по-русски и слушать его больше.


— Вы обсуждали ваши визиты к нам с какими-то вашими знакомыми комиками в Британии?

— Там не так, как здесь у вас. Я — одинокий волк. Но я готов поспорить, что теперь они приедут.


— У нас молодые комики часто проговариваются, что стендапом не заработаешь, надо найти другую, стабильную, работу. Думаю, каждый комик рано или поздно проходит эту стадию. Как вы справлялись с этим?

— Голод. Это был вопрос жизни и смерти. Не в смысле, что я хотел есть. У меня просто не было альтернативы, если угодно. Я должен был сделать так, чтобы это сработало. Конечно, иногда я ощущаю, что это еще и бремя. Не каждый день все выходит идеально. Иногда хочется перестать выступать и просто писать.
Я думаю, что почетный способ заработка — это жизнь рабочего. Когда я это делаю, я — рабочий.  


— У меня есть версия, что этот жанр важен для страны в целом. Альтернативный стендап в Америке и в Британии в 1980-е изменил способ мышления людей.

— Да, потому что была форма общественного обсуждения — при помощи шуток. Что-то типа журналистики. Но главное, что я хотел бы донести до тех, кто делает это: все это очень просто! Вы просто должны верить, что это возможно. Если не верить, то невозможно.

Найдите подходящее заведение. Оно не должно быть идеальным. Просто бар, где есть зал. И скажите хозяину: дай нам шанс, и мы сделаем так, что в твой бар будет приходить больше людей. Начните устраивать шоу. И все случится! Я гарантирую: люди придут, если вы будете говорить об их жизни, здесь, в Москве, и о жизни в России.

Не говорите о том, что случилось с вами утром. Говорите о том, что случилось утром с вашими зрителями. Можете ли вы перескочить — в своем воображении, эмоционально, интеллектуально — в жизнь кого-то другого? И говорить о том, что у вас общего? И сделать это смешным? Это ключевая вещь. 

---