Держи ум во аде

Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева

Я начинаю морально готовиться к встрече с ней за несколько месяцев — отлично зная, что подготовиться к встрече с ней невозможно. Она все равно тебя уничтожит. Превратит в полного урода, выпятит все недостатки, заставит чувствовать себя идиотом. Лишит здоровья, в конце концов, — в какой-то момент попытка расплеваться с ней неизбежно закончится недельным бронхитом. Она мой лютый враг, и тем не менее несколько месяцев в году я вынужден проводить в ее компании. Я пробовал расстаться, не получается, себе же хуже. Она — моя зимняя шапка.

Зимняя одежда — вообще довольно нелепое изобретение, вещи бывают либо красивыми, либо теплыми. Отдельные исключения вроде курток-алясок или дизайнерских шуб, извините за неуместный каламбур, погоды не делают: дизайнерских шуб на всех не напасешься. А что до курток-алясок — у меня есть подозрение: относительно зимних вещей существует молчаливый сговор. Раз в сезон всем удается уговорить себя, что вот эта конкретная теплая вещь — в общем, ничего. Симпатичная даже. Пару лет назад такой консенсус сложился вокруг крайне нелепого предмета под названием «унты», были еще девичьи шапки с помпонами, но недолго — все-таки чтобы не теряя достоинства носить шапку с помпоном, нужно быть совсем уже Амели с Монмартра. Теперь вот не кажутся уродством аляски — думаю, к следующей зиме морок развеется. Но с шапками и этот номер не проходит.

Я имею в виду, конечно, шапки мужские — девушкам как-то удается выкручиваться (им всегда как-то удается выкручиваться). Мужские головные уборы компромиссов не терпят: нельзя представить себе шапку, которая выглядела бы не то чтобы модно, но хотя бы немного пристойно. И это не тот случай, когда можно посетовать на нерасторопность закупщиков — дескать, вот в Италии шапки так шапки, а к нам еще не завезли. В Италии никаких шапок не бывает. Шапка — это наш крест, наша судьба, тот самый особый путь России, о котором любили писать в журнале «Наш современник».

С шапками все понятно даже на лингвистическом уровне: у шапок бывают имена, и все они — как минимум оскорбительные; хорошую вещь не назовут ни петушком, ни пидоркой, ни, если вдуматься, ушанкой.

Вот, кстати, ушанка — казалось бы, национальное достояние, едва ли не отдельная статья экспорта, непременный атрибут сувенирных лавок, то, что в англоязычной прессе называется shapka hat. Действительно, ушанка иногда смотрится выигрышно, ее можно носить с достоинством. Для этого нужно использовать ее в максимально неподходящей обстановке и всем своим видом демонстрировать, что ушанка для тебя — это жест эксцентрический, вроде желтой кофты Маяковского. В идеале для ношения ушанки нужно быть иностранцем, лучше всего чернокожим. За несколько часов до футбольного матча Россия–Англия я видел, как со стороны Арбата на бульвары, опираясь на плечи коллег, выходил побитый, но не сломленный английский болельщик. Окровавленную болельщицкую рожу венчала ушанка (на улице было, напомним, плюс 15). Вот это подходящий контекст.

Как показывают результаты наружного наблюдения, самой популярной моделью в российских городах-миллионниках все же является так называемая пидорка — в той или иной степени обтягивающая голову вязаная шапка (обтягивающая голову в максимальной степени пидорка в народе ласково зовется «гондон»). Нехитрый этот предмет одежды сконструирован так, что требует для ношения абсолютно идеальных, скульптурных пропорций головы. Тест на пидоркосовместимость — побриться наголо: если эта операция не превращает обладателя головы в ушастое чмо, то и пидорка не навредит. Впрочем, «не навредит» — максимальный комплимент, которого заслуживает эта модель: представьте себе обладателя скульптурного черепа (да хоть того же Маяковского), а теперь представьте его же, но в пидорке.

В последнее время расплодились вязаные квазибуденовки, с козырьками, ушами или без оных, — но это уже куда-то в сторону ролевых игр. Есть кепки с опускающимися ушами — на мой вкус, просто предел морального падения, почему-то кажется, что в таких должен ходить электорат партии «Справедливая Россия». Есть всевозможные ретроварианты: каракулевые папахи, шапки-пирожки и шапки-петушки, но люди, умеющие их носить, исчезли с закрытием Тишинского рынка.

Есть, наконец, капюшон. Если совсем поставить на себе крест, можно использовать и его; правда, в случае с курткой-аляской поставить на себе крест придется в совсем уже суицидальном смысле; капюшон аляски, как известно, превращает человека в слепого крота, что в условиях большого города несовместимо с жизнью.

Есть также вариант, которым я пытаюсь пользоваться лет с десяти — то есть с того момента, когда бабушка начинает обычно пугать менингитом: не носить шапку вообще. Если честно, пользоваться этим вариантом можно лишь, согласно известной народной мудрости, назло бабушке. С течением времени обнаруживаешь, что менингит действительно существует.

В одной из песен Юрия Шевчука упоминаются люди, которые что-то там делают, «позабыв про стыд и опасность после с осложненьем заболеть»; отказаться от шапки зимой — это именно что по шевчуковской линии, такой стенька-разинский романтический жест, «позабыв про опасность». Ну а носить шапку, какой бы она ни была, — это уже «позабыв про стыд».