Мой приятель Вячеслав Демченко был должен мне 300 долларов. К тому же шел снег с дождем. Хороший хозяин в такую погоду собаку не выгонит. Однако собаки на Поклонной горе были, и вместе с хозяевами - шло время утренней прогулки. Внушительных размеров барбос, рыжий с белым, подлетел, понюхал, повилял мускулистым туловом, покрутил шланговидным хвостом, встал на задние лапы и пристроил передние мне на плечи. Ростом я уступал. Зверь заглянул мне в глаза и гавкнул, брызнув слюной в лицо.
- Вы не волнуйтесь. Собака совершенно безобидная, просто выражает вам симпатию, - ласково, с расстановкой сказал возникший за спиной пса мужчина. - Вилли, фу.
Вилли еще несколько секунд изучал фу, то есть меня, злобными, с кровоподтеками и отвисшими нижними веками глазами, отпрыгнул и затрусил на газон. На газоне остановился, раскорячился и справил большую физиологическую потребность. Было ли и это частью симпатии - так и осталось загадкой.
Хозяин Вилли, чрезвычайно высокий и дорого одетый господин, вдруг кинулся к газону, который только что облагородил его пес. Руку он опустил в карман. Невероятно! Сейчас он достанет пакет и уберет за собакой, как принято в каком-нибудь Дюссельдорфе, подумал я. Все-таки это парк Победы - может быть, тут все такие сознательные. Но мужчина пакет не достал, а просто присел на корточки и принялся разглядывать кучу.
- Вы, видимо, собираетесь убрать за своим питомцем? - понадеялся я.
- Да нет, просто вчера меня не было дома, и я смотрю, правильно ли жена кормила собаку, - ответил Глеб Aлександров (так звали высокого мужчину). - Хороший американский бульдог - удовольствие недешевое. Но купить его мало, надо рацион выдерживать.
- A убрать за ним желания не возникало? Глеб Aлександров оторвал ласковый взгляд от предмета своего тщательного интереса и посмотрел на меня так, будто это меня вчера могли неправильно накормить.
- Может, мне за всеми московскими собаками убрать? - сказал он холодно. - Об этом должно правительство заботиться. Чтобы, как в Европе, пакетики в парках лежали, контейнеры были и крупные штрафы систему стимулировали. Тогда еще куда ни шло. Но все равно придется тогда человека нанимать, чтобы Вилли выгуливал. Да уж, про всех собак он верно заметил: убрать за ними непросто. В Москве их, говорят, 900 тысяч. Это только домашних. Еще бездомных тысяч двадцать. Допустим, каждая оправится не менее двух раз в день. С середины ноября морозы, поэтому органика не распадается, а аккумулируется в снежном покрове до весны. Сейчас как раз весна. Несложные подсчеты показывают, что в апреле, когда сходит снег, мы имеем 248 миллионов 400 тысяч собачьих куч на 999 квадратных километрах города. Если вычесть площади заводов, фабрик и зданий, где собак, естественно, не выгуливают, то выходит по две-три кучи на квадратный метр. Допустим, в среднем собака оставляет городу за один присест сто граммов. Тогда выходит, что весной оттаивает примерно 24 840 тонн этого самого дела, или состав из 497 железнодорожных цистерн, или по 2,4 килограмма на каждого москвича, включая женщин и детей, - кому как больше нравится. Дерьмовая ситуация, я так скажу.
Правда, минут через десять мне стало немного совестно собственных подсчетов: навстречу прошла девушка с крохотной собачкой-дрожулькой, вроде той-терьера. Обе были прекрасны. Вопросов я задавать не стал: принцессы не какают.
Зато это делают все остальные. Поэтому я отправился на Воробьевы горы, в университетский парк, поближе к жилым домам, на тот кусочек, что от площади Индиры Ганди протянулся до улицы Дмитрия Ульянова. Граждане с собаками здесь были неприветливы и крикливы. Разговаривать со мной они никак не желали.
- Не подходите! - визжала сквозь лай своего лохматого чудища женщина с лицом, похожим на скисший помидор. - Что вам надо? Не подходите! Любители животных были враждебны. Зато дворники, точнее, работники Мосзеленхоза, ухаживающие за парком, на контакт пошли легко.
- Снег сейчас тает, - заметил один из них, Николай Миронович Хмелинин, симпатичный седой старичок с золотым зубом. - И что же? Мы ходим буквально по уши в дерьме. Оно тут и на дорожках, и на клумбах - везде. Собака - дело такое. Где ей приспичит, там она и срет. A нам - убирай. Особенно тяжко два раза в год: осенью, когда лист опавший прогребаем, да весной - тоже будем прогребать. Нас восемь человек в штате, а территория большая.
- Да ладно тебе - два раза в год! - вмешался в разговор коллега Николая Мироновича, Николай Филиппович Сорокин. - A трава взойдет? Ее триммером (механическая коса) стрижешь, а дерьмо в морду так и летит! Когда они сами начнут убирать за своим зверьем-то? Или хоть выгуливать его, где положено.
- A вы к хозяевам обращаться не пытались? - спросил я работников чистоты.
[#insert]-Вы обязательно напишите! - кричал мне вслед Филиппович. - Трава скоро взойдет! Стрижешь ее, а оно летит! В лицо, прямо в лицо!
Как бы и впрямь принять в городе закон такой, чтоб поменьше было вокруг дерьма, думал я, обращаясь чуть позже в различные инстанции. Ведь это подумать только: 497 железнодорожных цистерн одной, извиняюсь, органики. Но инстанции старались охладить мой гражданский пыл. В частности, успокоили меня в управлении водоснабжения Москвы. Технолог питьевой воды Ольга Евгеньевна Благова сказала мне, что кал животных может испортить только запах воды, а на химический состав негативно не влияет. В МГУ, на факультете почв, тоже выяснилось, что тревогу бить мне не следует.
- Эстетически это, конечно, ужасно, - согласилась доцент Елена Владимировна Егорова. - Но с точки зрения агрохимии почвы - ничего криминального. Рацион у московских собак хороший, чувствуют они себя отлично, значит, и фекалии здоровые. В природе ведь все сбалансировано. Водой выщелачиваться могут только калий и азот - тоже вполне натуральные элементы.
"Но как же так?" - спрашивало меня горячее городское сердце. Фекалии здоровые, собаки упитанные, а на душе все равно отвратительно. Неужели никто не разделяет моей скорби, не хочет ничего предпринять? Позже я говорил с матерями, выгуливавшими в песочницах детей, с гражданином, вышедшим из машины и попавшим ботинком в горчично-серую горку песьих отправлений. Никто не хотел искать вместе со мной выхода их сложившейся ситуации. Матери уводили детей. Мужчина вытер о бордюр свои ботинки, плюнул и скрылся в подъезде. Однако мое усердие было вознаграждено: единомышленников я нашел, как ни странно, в департаменте природопользования правительства Москвы. Моим вопросам там нисколько не удивились. Более того, специалисты департамента сказали, что знают о проблеме и тоже думают, как ее разрешить, - только на днях проходило заседание с участием министра экологии Леонида Бочина. Выяснилось, кстати, что цифры в отчете департамента еще и повнушительнее моих: на квадратный метр столичных дворов, скверов и небольших парков, по их данным, выпадает по пять-семь килограммов собачьих фекалий в год. И вот что я у них еще выяснил.
Два года назад по решению чиновников в городе уже был совершен гуманитарно-эстетический прорыв - было построено полтысячи собачьих площадок. Позже, правда, выяснилось, что ими практически никто не пользуется, поскольку они в основном маленькие - 20 на 30 метров. И с одной собакой-то тесно. Но службы родной столицы, к счастью, не успокоились. Они пошли дальше и подробно изучили опыт братской Бельгии. Почему именно Бельгии, я так и не понял, но, возможно, опыт там самый прогрессивный. Заключается в том, что при входе в любой парк бельгийцы могут взять специальный бумажный мешочек и совочек, а когда они будут полны, выкинуть их в один из множества специально расставленных контейнеров. Этот пример одновременно и восхитил департамент, и серьезно озадачил его. В ходе глубокого изучения вопроса возникло опасение, что он неприменим в Москве. После серьезных размышлений экологи поняли, что если они разложат где-нибудь бесплатные пакеты и совки, их быстро растащат. И какой от этого будет прок, совершенно непонятно. Быть может, ограничиться специальными контейнерами в парках, да не железными, с громыхающими крышками, а пластиковыми, цветными, чтобы рука с собранной в кулек органикой сама тянулась к ним с благодарностью. Но где такие контейнеры взять и разве их напасешься?
Иными словами, решили действовать при помощи наглядной агитации. Уже выделены деньги на особые агитационные видеоролики. Материал скоро снимут и будут показывать по ТВЦ, а потом и по другим каналам. С мерами же пресечения загаживания столицы вышло как при коммунизме: высшая мера наказания - общественное порицание.
Я подумал: может, оно и вправду действует? Пошел применить его на практике в парк 50-летия Октября. Почва в нем оказалась удобрена даже щедрее, чем везде. Вскоре прямо на моем пути присел мраморный дог ростом со школьника-подростка. Рядом стояла хозяйка - дама лет шестидесяти с умиленным выражением лица.
- Вы бы собаку-то хоть с дорожки увели, - пожурил я строго ее.
- Знаете, - обрадовалась собеседнику дамочка, - я ему постоянно то же самое говорю. A он все равно на дорожках садится.
Тут она и точно стала увещевать собачку.
- Герольд, мальчик, отойди, пожалуйста, с прохода! Вот и молодой человек тебя просит...
Герольд посмотрел на нее с поэтической грустью и отошел. Но только когда сделал свое дело. Я перешагнул через результат и двинулся восвояси - похоже, в самом деле нужен какой-то особенный закон. Допустим, в нем будет написана одна только фраза, та, которую говорили дворники: "Не срать!"
На следующий день была хорошая весенняя погода. Мне совершенно неожиданно позвонил Вячеслав Демченко и сказал, что готов вернуть долг. "К чему бы это?" - пытался я разгадать суть явления, пока ехал за деньгами. И вдруг понял: не к чему, а из-за чего. Дерьмо-то ведь, согласно русскому поверью, к деньгам. Вот, значит, в чем дело! Вот в чем загадка нашего процветающего города! Надо бы еще тараканов перестать морить. Они тоже, говорят, хорошая примета.