Денис Синяков: «Я понял, что тюрьма — это не страшно»

«Главное, что я понял: тюрьма —это не страшно. Меня очень поддерживало то, что я знал, как много людей за нас переживало. Я чувствовал поддержку. Ежедневно я получал поток писем, каждое утро тюремное начальство приносило пачку, где могло быть до 50 самых разных конвертов, фотографий, записок. У меня еще не было возможности войти в почту или facebook, но я представляю, что там творится. 

Все арестованные на судне могли общаться между собой в тюрьме, потому что зона оказалась «черной». Соответственно, на территории была организована «дорога» — это такой носок на веревке, с помощью которого мы могли друг другу отправлять записки и «малявы». Между собой мы тут же ее назвали «Малява.инфо». Тюрьма вообще оживает после 8 вечера — она вся гудит, стучит, перекрикивается. 

Еще в тюрьме было 10 прогулочных боксов, мы могли перестукиваться, узнавать, кто рядом, когда кто идет гулять и уже во дворе встречаться друг с другом. 

В какой-то момент я обратил внимание, что тюрьма стала восприниматься как дом. Тебя возят давать показания, встречаться со следователем и совершать еще огромное количество действий. Ты устаешь и думаешь: скорее бы домой. Потом понимаешь, что «домой» — это обратно в камеру. 

Мы все время чувствовали себя на особом положении. Это касалось нашего пребывания в каждой из тюрем, где мы были. Так, когда нас этапировали в питерские «Кресты», была пригнана отдельная специальная машина, раскрашенная так, будто это инкассаторский грузовик. Вся дорога от Мурманска до Питера заняла всего 26 часов, хотя обычно едут около 8 суток (поезд все время останавливается, где-то застревает). Мы ехали в одном вагоне, пели песни, шутили, смеялись. И конвой был хороший, не запрещал нам петь. В какой-то момент даже показалось, будто мы студотряд какой, который весело справляется, например, на стройку БАМа. 

«Кресты» — это «красная» зона. Соответственно, никакой «Малявы.инфо» там не было. Но и там мы оказались в хорошем месте — привилегированных восьмом и четвертом корпусах, из окна которых видна церковь из красного кирпича. И мы спокойно могли там сидеть и рисовать с натуры эту церковь еще, кажется, месяц. 

Самое трудное было в самом начале ареста. Когда мы совсем не понимали, что происходит. Люди в масках по всему судну, мы на камбузе, почти ничего не понимающие, растерянные. Все время идут обыски. В какой-то момент стало понятно, что пограничники выпивали в трюме, и это было страшно: люди с оружием, нетрезвые, непредсказуемые. Когда мы вернулись в наши каюты, выяснилось, что все вещи исчезли, все оборудование, вообще все. Но уже на третий день страх отступил, мы освоились, начали играть в шахматы. 

Конечно, я понимаю, что мы все время были на особом положении. У нас были хорошие камеры, хорошие условия. И тюремное братство поначалу нас очень поддерживало. Затем стало понятно, что их условия именно из-за нас очень изменились: как минимум надо было освободить для нас 30 камер. 

Мне, как журналисту, было очень интересно пройти этот путь: арест, следственный комитет, тюрьма, этап, питерские «Кресты». Я даже в шутку думал, жаль, что мы не оказались в Бутырке, чтобы уже все испытать на себе. 

Я рад быть здесь. Я благодарен всем за поддержку».