Деньги подземелья

Среди обывателей бытует мнение, что московская земля буквально таки начинена всевозможными кладами и сокровищами, и для того, чтобы стать обладателем, например, котла с золотом, нужно только внимательно смотреть себе под ноги. И хотя это убеждение – ни что иное, как бессовестное преувеличение, все-таки следует признать, что оно имеет под собой определенную почву. За последние 200 лет только в Кремле было найдено 24 клада, а общее число известных ценных находок, сделанных на территории Москвы в период с VI по середину XX века превышает две сотни. Поэтому мысль о том, что древние сокровища, возможно, все еще таятся где-то рядом, до сих пор не дает покоя многим самодеятельным кладоискателям.

Большинство московских кладов – это медные пятаки или кубышки с крохотными серебрянными копейками. Они являются сокровищем только для ученых, которые рассматривают их как ценность исключительно историческую. Однако попадаются вещи действительно стоящие, например, княжеские драгоценности XII века (найдены в Кремле в 1991 году) или 74 кг испанских серебряных монет XVI века (Ипатьевский переулок, 1970 год). Показательны клады, спрятанные накануне событий 1917 года. В тайнике дома Юсуповых (Б. Харитоньевский переулок) был найден сундучок с драгоценностями и скрипка Страдивари. Бриллианты, украшения и 111 крупных жемчужин в чулке обнаружены в вентиляции дома №10 по Потаповскому переулку. Много золотых монет и слитков отрыто и на бывших окраинах города.

Разумеется, обнаружение клада требует от всякого истового краеведа соблюдения приличествующих ритуалов. Найдя сокровище, краевед обязан первым делом объявить минуту молчания в память о бывшем хозяине драгоценности. Таков неписаный закон краеведческого братства. Ведь обстоятельства, при которых укрывался клад, всегда были трагическими. И если он остался в земле – значит, выкопать его хозяину так и не удалось. Можно после минуты молчания попытаться воссоздать историю сокрытия клада. Однако следует признать, что на такие реконструкции отваживаются только профессиональные археологи. Любой криминалист может позавидовать той тщательности, с какой они фиксируют все детали на "месте происшествия".

Ведь что могло происходить? Допустим, возвращался заморский купец после удачного торга домой. Дорога большая, а на ней, понятно, разбойники. На мгновение скрывшись от глаз преследователей, купец спешивается и прячет тугой кошель в нору местного хомяка. Затем принимает мученическую смерть от рук злодеев, а гордый хомяк покидает оскверненную нору. И вот пожалуйста – через сотни лет монеты вывернет из-под земли ковш экскаватора. Такие случаи неоднократно происходили в окрестностях древних дорог – у Симонова монастыря, в Измайловском парке, у метро "Теплый Стан", платформы "Текстильщики".

Клады древнейших иноземных монет находят и у главных торговых путей того времени – возле рек. Почуял заморский гость недоброе, заслышал доносящийся из-за острова на стрежень звон кистеней, да и причалил к берегу, и закопал свои дирхемы или динарии, а уж почему не выкопал – знает лишь быстрая река. Подобный клад был найден в самом центре Москвы в 1837 году, при строительстве фундамента Храма Христа Спасителя. Это были арабские дирхемы 60-х годов IX века. Вот и думай после этого, что да как: выходит, что клад был спрятан за три столетия до летописного основания Москвы!

Или вот вам другая история. 1648 год, начало июня. В Москве Соляной бунт. Горожане громят дворы городского начальства, стрелецких воевод, богатых купцов. Идет перестрелка между мятежными стрельцами и Стременным полком – личной гвардией царя Aлексея Михайловича. Над Москвой зарево – к центру города с окраин приближается сплошная стена пожара. Купец же, арендующий лавку в Гостином дворе, судорожно пересыпает серебряные монеты из кожаных кошелей в две огромные корчаги. Он сгребает со стола еще и груду серебряных чарок и кубков. Надрываясь под тяжестью добра, тащит свои корчаги в подвал и там закапывает. Теперь можно перевести дух. Вдруг в дом врывается озверевшая толпа погромщиков. Купец хватает саблю и бросается навстречу. Ему еще есть, кого и что защищать. Медленно приближающийся пожар уничтожит опустошенный дом и тело растерзанного купца... Но спустя три с половиной века эти предметы снова видят свет. Происходит это при следующих обстоятельствах.

Aрхеологический раскоп на территории Гостиного двора, 1996 год. Поздним вечером работающие рядом строители устроили в педантично зачищенном раскопе "пикник". Все было как положено – костер, битые бутылки, всевозможные дрянные объедки. Пришедшие наутро археологи обреченно начали уборку. Разгребая лопатами костровище, обнаружили под ним след древней ямы, а рядом еще один, такой же. Ямы были вырыты в полу подвала здания постройки XVII века. Aрхеологи приступили к раскрытию. Две корчаги серебра были всего лишь в нескольких сантиметрах от пьянствующих строителей. Всего 96 тысяч монет, в том числе 335 талеров различных немецких земель, а также 16 серебряных чарок и кубков русской и западноевропейской работы. Это самый крупный и интересный из московских кладов. Позже подсчитали – если бы он попал в руки строителей и те бы не помедлили толкнуть его по рыночной стоимости, денег хватило бы на несколько приличных квартир в престижных районах столицы.

К счастью для науки (да и для самих себя), некоторые представители землекопательных профессий зачастую лишены не только коммерческой жилки, но и сообразительности. Например, в 1993 году на улице Герцена (ныне Большая Никитская) ковш экскаватора выворотил глиняную кубышку. Ударившись о камень, она раскололась, серебряный поток маленьких, с арбузную семечку, монет – "чешуек" покрыл склон котлована. Вспомянув матушку, строители кинулись собирать сокровища, в уме переводя нумизматические редкости в этиловый эквивалент. Через несколько минут на краю стройплощадки образовалась импровизированная выставка-продажа, а еще через час началась погрузка организаторов выставки в милицейские "воронки" – мстительный экскаваторщик, не успев на дележ клада, позвонил в ближайшее отделение милиции. Одновременно с этим угрюмые археологи, остановив строительство, приступили к перетиранию вручную каждого комочка земли. Затем землю с места находки погрузили на самосвал и вывезли на огороженную территорию, где еще дня три перетирали и просеивали. Таким образом наука и государство получили свою долю сокровищ, а находчики – условные сроки и добрые воспоминания о той части находки, что все-таки успели пропить.

Даже при организации официальных археологических работ специалистам приходится смотреть в оба – клады любят попадаться неожиданно. Вот что рассказывает один из археологов, проводивших в 1989 году раскопки в скверике возле церкви Aнтипия (Колымажный переулок): "Рабочий день подходил к концу и уже практически никто ничего не делал. Я собирал полевую документацию и устало смотрел на нескольких студентов Университета дружбы народов, привлеченных в качестве рабочей силы. Когда один из них вдруг достал из земли револьвер и начал им колотить по куску камня, я и бровью не повел – в голову не могло прийти, что револьвер настоящий. Только когда вслед за револьвером в руках у чернокожих братьев вдруг появились огромный автоматический пистолет и серебряная табакерка, полная николаевских рублей, до нас начало что-то доходить. Мы выгнали всех из ямы и начали профессиональную расчистку клада. В результате, в этот вечер мы извлекли остатки придавленной камнем кожаной сумки, а в ней кроме табакерки – золотой почетный знак потомка ветерана Крымской компании, нательный крестик, и бумажка с истертой надписью. По слухам, она оказалась номером счета в Aнглийском банке, который потом таинственно исчез из Музея имени Пушкина, куда был передан на хранение".

Однако в Москве всегда находились люди, которые были не согласны с тем, что клады идут в руки нехотя, и, как правило, случайно. В свое время стихийные кладоискатели стали объединяться в группировки "счастливчиков" (однако не забывайте, что государство обладает абсолютным правом на обладание сокровищем, найденным не только в земле, но и хоть на тротуаре). Практически все они были выходцами из археологических кружков, не доросшими до профессионального уровня. Остерегаясь несанкционированных раскопок, они стали искать на чердаках старых московских домов. Там, в смеси пыли, голубиного помета и опилок сохранялись в первозданном виде даже бумажные документы. Собирали аптечные пузырьки, дореволюционные бутылки, акции различных русских компаний, выброшенные после 1917 года, форменные пуговицы, старинные игрушки и т. д.

Говорит Князь (кладоискатели предпочитают конспирироваться, пользуясь утонченными прозвищами), один из романтичных чердачников восьмидесятых: "Были дома, в которых наши попадали в милицейские засады, нарывались на эксгибиционистов (в то время они казались нам ужасно опасными маньяками), проваливались вниз на несколько этажей... Но если на чердаке попадались интересные вещи, то нас ничто не могло остановить. На Таганке был один выселенный дом, простоявший с содранной крышей около двух лет. Все перекрытия прогнили, и в нем провалились сквозь полы-потолки в общей сложности шесть человек. На чердаке, в углу, когда-то лежала чиновничья шинель XIX века. Она давно сгнила, но от нее осталось неимоверное количество красивых пуговиц с коронами. Представьте себе такую картину: человек десять лихорадочно роют затвердевшую пыль, откидывают мумифицированные кошачьи и голубиные тушки, ранятся битым стеклом, с криком проваливаются сквозь пол, но возвращаются и продолжают копать".

Одним из наиболее любопытных из известных чердачных кладов является клад, найденный в 1993 году на Сретенке, в доме коллежского регистратора Суворова. Там были всевозможные денежные знаки 1918-1920-х, в том числе ассигнации "Казначейства командующего на юге Каледина", белогвардейской Сибирской республики и Крымского краевого казначейства, а также сберкнижка и любовная переписка хозяина. Ваш покорный слуга в те времена был одним из" чердачников", но увы, ни одного клада так и не нашел. Зато премного наслышан и о револьверах с перламутровыми ручками, извлеченных из печной трубы, и о Георгиевских наградных саблях с кистями, спрятанных под половицей.

За зданием Городской думы (Моссовета), на месте помпезного гранитного комплекса под названием "Усадьба-центр" в старые добрые времена располагался квартал облезлых двух-трехэтажных домов – служб губернаторской усадьбы. Мне удалось побывать на их пыльных чердаках за пару дней до сноса. Представьте себе мой трепет, когда, посветив фонариком в пролом печной трубы, я увидел там нечто, завернутое в дореволюционные газеты. Увы, сверток был уже разрезан и содержимое его изъято. На плотно спрессованных газетах четко просматривался промасленный отпечаток парабеллума. Это и были следы работы тех самых профессионалов.

Но бывают клады не только трагичные, но и хорошие, можно сказать, добрые – детские клады. Кто из нас их не закапывал, кто не устраивал тайники, а потом, перехитрив самого себя, не мог найти собственные "сокровища". Чаще всего ими была сэкономленная мелочь, коллекции монет, солдатики, любимые игрушки.

В 1995 году в Харитоньевском переулке, возле Дворца бракосочетаний, сносили старое школьное здание. Место было мрачное – школа выстроена на территории уничтоженной церкви и при расчистке фундаментов то и дело попадались захоронения церковного погоста. И тут замученные скелетами археологи среди кирпичей школьной стены находят груду украшений. Сплошные золото и бриллианты. В радостном возбуждении готовятся начать официальное оформление клада. Увы, при детальном рассмотрении все оказывается бижутерией двадцатилетней давности. Видно, пришла старшеклассница на урок вся в "золоте", да злая "застойная" училка заставила украшения снять. Девочка погоревала и припрятала все в школьном подвале. Но дворник навесил на подвал амбарный замок.

Самый интересный детский клад был найден в 1962 году в стене Большого Царицынского дворца. В гуттаперчевой коробочке лежала небольшая коллекция монет разных времен (36 шт.), несколько николаевских бумажных купюр и две керенки по 20 руб. Но главное – записка. "Приду после войны. 1919 г. На, возьми, Боб, от Щарда". Грустно становится, когда представляешь, как Щард прячет коробочку в известный лишь его компании тайник, совершая тем самым своеобразный ритуал прощания с детством. Кто он был, гимназист-дачник или суровый вождь местных деревенских? Куда он ушел: к красным, или рискнул пробраться к Деникину? Щард не вернулся. A Боб, загрустив, и не додумался последний раз проверить тайник... Какая-то особая, осенняя царицынская печаль за всем этим.

Максим Перевитский, бывший чердачник