Даниил Дондурей

фотография: Михаил Киселев

— Официально Союз кинематографистов выгоняет ваш журнал из помещения, ­потому что у вас закончился срок аренды. Неофициально — вы были в числе тех деятелей кино, кто высказал вотум недоверия Никите Михалкову и потребовал его немедленной отставки с поста председателя правления СК.

— Срок аренды заканчивался каждый июнь, и его всегда продлевали. Союз ведь наш учредитель. Ему наше помещение подарил Ельцин в 1995 году, но мы-то тут с 1963-го. Видимо, я и мой журнал перестали вписываться в ту идеологическую модель, которую хочет сегодня построить не один Михалков. Поэтому нас и выгоняют.

— И что происходит сейчас?

— Ищем новое помещение. У нас есть деньги для издания номеров до конца года. Да, были сложности с ­финансиро­ванием, поскольку искусствоведческие некоммерческие тексты никому, кроме самой культуры, у нас не нужны, такие издания ­обя­заны умереть. На рынке востребова­ны в основном рекламоемкие журналы, рассказывающие о прокатных новинках и о личной жизни Анджелины Джоли.

— Многие говорят, что российское кино уже давно не искусство, а сплошь дрязги, скандалы и раздутое самомнение. Возмущаются, например, тем, что недавняя дебютантка Валерия Гай Германика уже ведет себя как стопроцентная звезда.

— Она еще маленькая, ей всего двадцать три года; если бы минуло тридцать три, она была бы поспокойнее. Дебютанту ­позволительно считать себя Тарковским и Эйзенштейном в одном лице, но с течением времени и он понимает, что отборщикам Каннского или Берлинского фес­тиваля абсолютно все равно, как ты себя предъявляешь миру и дружишь ли с премьер-министром своей страны. Их интересует только талант и качество твоего фильма.

— Вы сейчас Михалкова имеете в виду?

— Меняются сами токи и контексты времени. Теперь многие считают, что главным продюсером должно стать государство, которое будет заказывать патриотическое и правильное кино. Решения будут приниматься четко ограниченным кругом близких к власти лиц. Именно поэтому состав нового правления СК урезан в два раза: в него больше не входят президенты профессиональных киногильдий. Зато туда попали сотрудники принадлежащей Никите Сергеевичу компании «ТриТэ», созданной им Академии кинематографических искусств и наук, а также представители региональных студий, которые счастливы подышать одним воздухом с самым знаменитым в мире мастером. Из игровых режиссеров, не связанных напрямую с компанией «ТриТэ», в новое правление СК вошли только Лунгин, Малюков и Шахназаров.

— Они расписались в полнейшей лояльности к Михалкову?

— Каждый сам осуществляет свой выбор, оценивая его имиджевые последствия и экономические перспективы.

— Многие считают, что Михалков системно убирает оппонентов, требовавших его отставки: сначала Виктора Матизена ­выг­нали из Союза кинематографистов, затем Марлен Хуциев, которого прочили на пост председателя правления Союза, лишился своего кабинета во ВГИКе, а теперь пришла ваша очередь.

— Кинематограф всегда был чувствительной лабораторией культурно-мировоззренческих процессов нашего общества. Не случайно с пятого съезда СК, состоявшегося в 1986 году и всего лишь не утвердившего спущенный сверху, из ЦК КПСС, список киноруководителей, началась эпоха гласности, а затем и свободы в нашей стране. Мы тоже надеялись на новую оттепель, заявив о том, о чем некогда пел Виктор Цой: «Перемен, мы ждем перемен!», и признали работу Михалкова неудовлетворительной.

— Но Михалков с этим не согласился.

— Странно, что такой одаренный и успешный человек, реализующий себя в тысячах дел, имеющий двадцать должностей, настолько жаждал сатисфакции. С его подачи избрание нового председателя СК Марлена Хуциева в судебном порядке было признано нелегитимным. Россия еще со времен Ивана Грозного — страна больших театральных постановок, и когда такой уважаемый кинематографист, как Карен Шахназаров, на последнем съезде первым воскликнул: «У нас есть только один лидер — Никита Сергеевич», я был удивлен. Создатель шедевра «Свой среди чужих…» ведь совсем не нуждался в том, чтобы быть наподобие Туркменбаши.

— Никита Михалков публично назвал вас «Доном Дуреем».

— Да. Мне это совсем не обидно, хотя все мы знаем смысловые пространства и подтексты русского языка. Тут ярость, потеря контроля, буквально детское желание наказать, обозвав дураком, если пользоваться привычной лексикой актера Василия Ланового.

— Вам не захотелось, простите, дать ему за это в глаз?

— Вы шутите! Надеюсь, вам не кажется, что я вообще способен на физическое воздействие? Кроме того, это всегда поражение. Да еще по отношению к мегазвезде с беспрецедентным административным ресурсом.

— Может, потому что вы тогда промолчали, так и получилось?

— Мы не в подворотне, у меня совсем ­другая задача — сохранить наш журнал. Я считаю, что кинематограф без объек­тивного, многомерного анализа просто не существует как вид искусства.

— Не боитесь, что обыватель сочтет это интеллигентским нытьем?

— Называйте как угодно. Куда важнее сохранить собственную независимость, продолжать издавать «Искусство кино». Писать безбоязненно. Дискутировать с кем угодно. И чувствовать, что ты жи­вешь в сво­бодной стране. Это важнее любого хамства и идеологических ­об­винений.