Дачный вопрос

Иллюстрация: Richard Clarke

В прошлую субботу нам опять позвонили огородники. Сообщили, что на дубах уже поют соловьи и если не будет хотя бы туалета с видимостью проживания, то они прямо-таки не знают, что делать. Нет-нет-нет, не волнуйтесь, со мной все в порядке. Это не я так говорю, а они. Правда, я более-менее понимаю, чего от меня хотят эти странные голоса в телефонной трубке, но вы сейчас тоже все поймете.

Началось все с того, что давным-давно в нашей семье завелась кучка денег. Внезапное обогащение нам устроила мама, которая со своей подругой, драматургессой Аленой Басиловой, вдруг стала играть на бирже. (Вообще, это довольно странное ощущение, когда ты приходишь домой и идешь на кухню посмотреть, не завалялось ли там какого-нибудь блинчика, а на кухне сидят мама с Аленой, пьют чай и изо всех сил выкупают РАО «ЕЭС».) В общем, случилось какое-то чудо: маме с Аленой удалось что-то купить на понижении или продать на повышении, так что мамины сто трудовых долларов превратились тысячи этак в две долларов — совершенно неправедных. После этого мама немедленно прекратила биржевые операции и стала соображать, как дальше жить с такими деньжищами. А тут знакомые и сообщили нам, что в садовом товариществе «Времена года» по непростительно смешным деньгам продаются огромные садовые участки. Правда, была закавыка: товарищество принадлежало самому большому театру страны, поэтому нужно было быть членом какой-нибудь театральной труппы, чтобы что-то там покупать. Например, петь в опере или плясать в «Лебедином озере».

— Как у вас с Андрюшей? — спросила мама.

— Плохо, — честно сказала я. — Когда мы последний раз виделись, он обозвал меня крысой, а я его — драной авоськой.

— То есть вы не собираетесь жениться?

— Правильнее было бы сказать, что мы не придушили друг друга лишь потому, что мысль о вступлении в контакт вызывает у нас рвотные судороги.

— Жаль, красивый мальчик. А главное — балерун. А вы не можете временно помириться, чтобы он записал нас в товарищество как членов семьи?

— А арабы могут помириться с евреями?

— Могут, — убежденно сказала мама. — Ради сорока пяти соток в дивной местности под Волоколамском они, безусловно, могут помириться.

Так мы стали владельцами полугектара поля, усеянного ромашками. Андрюше, правда, пришлось эмигрировать из России, так как после «дачного примирения» он совсем потерял способность к проживанию в одной стране со мной. Но ничего, все у него сложилось хорошо: когда я ездила год назад в Японию, я как раз попала на гастроли его труппы, и выглядел он на сцене довольным жизнью, даже когда его зарезал негодяй в коричневом трико.

Перевоплотившись из биржевого воротилы в плантатора, мама почувствовала себя совершенно счастливой. Пару раз в год она произносила фразу: «Приятно знать, что в случае чего у нас есть куда уехать из этого города», но этим ее участие в жизни вышеупомянутых сорока пяти соток ограничивалось. Товарищество «Времена года» периодически докладывало нам, что на этих сотках растут кусты, завелись лисы, поселились куропатки, выросли молодые дубки, произошли самовозгорания сухой травы, и рассказывало прочие интересные сельские новости. Мы каждый раз виновато сопели в трубку и клялись приехать на следующей же неделе и приняться за обустройство.

— Хоть туалет постройте! — умоляли нас. — Вы же понимаете, нас штрафуют. Вы вообще договор землепользования читали?

— Мы поставим туалет! Баню! Коттедж! Прямо на днях и примемся.

Так продолжается уже десять лет. За это время мы ни разу не выбрались хотя бы посмотреть на свою собственность. Все-таки мотаться за сто километров, чтобы полюбоваться на пару куропаток и десяток разъяренных представителей садового кооператива, — это чересчур авантюрное предприятие.

— Может, все же построим там что-нибудь? — иногда спрашивает мама.

— И кто будет строить? Ты?

— Ну почему же я?

— А кто? Папа? Ты представляешь, что он нам настроит?

— А твой Вася… Он же собирался взяться за строительство!

— Мам, ты забываешь, что Вася уже давно не мой, а вполне общественный!

— Вы могли бы пока помириться.

— Даже если мы помиримся… И даже если я найду деньги… О’кей, я возьму кредит в банке в случае чего. Ну хорошо, даже можно без Васи, можно нанять человека, который будет следить за строительством. Допустим, он нам что-нибудь построит, а что потом? Потом нам придется нанимать людей, которые бы в этом доме жили? Я туда ездить не буду — там нет интернета. Ребенок туда ездить не будет, потому что его со своей дачи не отпустит вторая бабушка. Ты туда ездить не будешь, потому что ты отправляешься летом в Крым и Одессу. А в домике надо, знаешь ли, жить. Домики без людей чахнут.

Занудные огородники позвонили нам и в эту субботу. И сказали, что если мытак категорически не хотим ничего строить, то они будут настаивать на том, чтобы мы продали этот участок. Покупатель у них есть. Он согласен заплатить в десять раз больше той суммы, за которую мы когда-то купили эту землю.

Итак, что мне делать?