Моя пятилетняя дочь Мира практически с пеленок боится кукол. Не всех, впрочем: Барби и ее подобия ей очень нравятся. В особенности та пузатая модель по имени Синди: в нее можно залить воду, и манекенчик разрешится от бремени пластмассовым пупсом. До недавнего времени я считала все это дело безвкусицей, и любоваться подобными игрушками дочке дозволялось только у подруг. К нам в дом вход с Барби, особенно беременными, был категорически воспрещен. У нас и так места хватает только на изящные, выбранные умной мамой игрушки — трех клоунов, одного Пиноккио на ниточках и пары-тройки отборных экземпляров женского пола в кружевных панталончиках, разноцветных платьицах и с мученическими улыбочками на фарфоровых лицах. Мне они очень нравились: от них веяло стариной, бессмысленным, кропотливым и очень красивым рукоделием. И ведь вот этих-то кукол Мира и боялась больше всего. А они укутаны в шелк и одеты в звездную парчу — но стоило ввести в дом искусственную девочку, сработанную местными или пришлыми умелицами, как ребенок моментально впадал в панический ступор. Затем, собрав детскую волю в кулачок, Мира объясняла: «Света. Как же ты не понимаешь — они такие страшные-живые!» Она зовет меня по имени и считает своим другом, что очень приятно; и как самый верный друг, теперь я ее понимаю. Конечно, я не могу запросто переступить через свои амбиции и купить ей пластиковую тайваньскую ляльку — зато посмотрела на фарфороволицых кукол новыми глазами. Попробовать стоило: я представила, что мне опять пять. Смотрела на кукол в «Детском мире»: в ориентальной или посконной одежде, блондинки или брюнетки, гримасничающие или спокойные, они были объединены вот именно что страшной живостью. Такое ощущение, что по ночам эти бестии душат сторожей и бьют морды игрушечным зайцам. Я поняла, что запугала до полусмерти собственного единственного ребенка и рецепта мне не выпишет даже сам доктор Спок. Неожиданно выход был найден: в соседнем магазинчике началась распродажа игрушек. Первыми раскупили Барби. Когда настал черед барабанов, мы с дочерью вышли на охоту. Да, наш расчет был правильным: рядом с барабанными палочками выставили лоток неликвидных кукол. Некоторые были без рук, иные без ног; отдельные особи были представлены одинокими фарфоровыми головами. Мы купили с десяток голов и расставили их по всему дому. Краску с лиц смыли растворителем и принялись за дело — теперь у нас есть кукла без лица вообще и кукла одноглазая. Одной мы криво прорисовали рот, а другой контурно обозначили ноздри — теперь у нее насморк, и ее можно лечить. У одной головы мы молоточком подправили уши. У людей уши не всегда правильной формы, ведь так? Самой любимой тщательно нарисовали все, что полагается (даже очки и родинку, как у Синди Кроуфорд), и украсили череп щетинкой от зубной щетки. Разнообразные головы смотрят на нас, а мы подмигиваем им. Нам море по колено: мы знаем, что любая, пусть и самая крепкая с виду кукла может превратиться в дружелюбное, украшенное недостатками родное существо. Мы дали им имена: Катя большая и маленькая, Вера средняя, Элоиза верная, Варвара смелая, Татьяна хитрая, Светлана глупая, умная Синди с родинкой, Маша вообще и Маруся в частности. Теперь головы путешествуют с нами повсюду. А ездим мы очень много, причем по всему свету. И я даже согласна купить беременную куклу — все-таки ведь интересно посмотреть, как она рожает. И самое главное — кого.